Том 8. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо. Проза

6

Лоренца долго не могла привыкнуть к петербургским белым ночам, она занавешивала тремя занавесками небольшие окна их квартиры близ Летнего сада, закрывалась с головою одеялом, даже прятала голову под подушку, напрасно: болезненная белизна, словно тонкий воздух или запах, проникала через все препятствия и томила душу, заставляла ныть сердце и кровь останавливаться.

– Ах, Александр, я не могу! – говорила графиня. – Мы живем слишком близко к полюсу!

На Калиостро целодневное светло не производило такого болезненного впечатления; наоборот, эти ночи нравились ему и удивляли его, как и все в этом странном городе. Ему даже казалось, что призрачный свет самое подходящее освещение для призрачного плоского города, где полные воды Невы и каналов, широкие, как реки, перспективы улиц, ровная зелень стриженых садов, низкое стеклянное небо и всегда чувствуемая близость болотного неподвижного моря – все заставляет бояться, что вот пробьют часы, петух закричит, – и все: и город, и река, и белоглазые люди исчезнут и обратятся в ровное водяное пространство, отражая желтизну ночного стеклянного неба. Все будет ровно, светло и сумрачно, как до сотворения мира, когда еще Дух не летал над бездной.

Дни были ясные, холодные и очень ветреные, пыль столбами носилась по улицам, крутилась около площадей и рынков, флаги бились кверху, некоторые офицеры ездили с муфтами, и сарафаны торговок задирались выше головы.

Первые шаги Калиостро в новом городе были не совсем удачны. Свиданье с майором Гейкинг, молодым кирасиром, повело к обоюдному неудовольствию, почти ссоре. Граф в первый свой визит не застал барона Гейкинга, который на следующее утро почтительно приехал к Калиостро. Но новый учитель не понравился молодому офицеру. Расстегнутый ворот домашнего платья, красное толстое лицо, сверкающие глаза, перстни с огромными (барону показались фальшивыми) камнями, быстрые движения, ломаный, полуфранцузский, полуитальянский язык, напыщенные обороты речи, властное обращение – все заставляло его думать, что он видит перед собою зазнавшегося шарлатана. Это впечатление не ускользнуло от внимания Калиостро. Он перестал бегать по комнате и, кротко обернувшись, прокричал:

– Вы сомневаетесь? Но я вас заставлю трепетать!

Барон усмехнулся и заметил сквозь зубы:

– Имейте в виду, что я способен дрожать только от лихорадки.

Калиостро все больше и больше вскипал. Опустив одну руку в карман, где бренчали монеты, и выставив другую в перстнях, он произнес:

– Видите эти брильянты, слышите золото? Это добыто моими знаниями, высокой наукой.

Гейкинг молча опустил глаза, будто стыдясь за своего собеседника. Граф вне себя заорал:

– У вас есть умерший дядя!

– Есть. Это ни для кого не секрет.

– Сейчас я вызову его тень, дерзкий мальчик.

– Вызывайте, но с одним условием. Я выстрелю в него из пистолета. Для тени это безопасно.

Калиостро секунду смотрел на барона, потом бомбой вылетел из комнаты. Гейкинг пожал плечами и стал тихо ходить по ковру, позвякивая шпорами. Лоренца, слышавшая всю эту сцену, ломала руки, не зная, что сделает граф, но минут через пять Калиостро появился переодетым в парадный кафтан и вежливо произнес:

– Может быть, г. барон не откажется откушать кофе?

Гейкинг отказался, они поговорили несколько минут об общих митавских знакомых и расстались, но офицер не мог позабыть смешного и подозрительного впечатления, которое произвел на него Калиостро, и рассказы Гейкинга о его свидании с графом немало повредили последнему.

Барон Карберон (впрочем, он получил баронский титул только в 1781 г.), наоборот отнесся очень приветливо и радушно к нашему герою. Он был убежденный духовидец, петербургский масон и большой друг Мелиссино, с которым вскоре и познакомился Калиостро. Выходку барона Гейкинга они объясняли тем, что тот имеет надменный характер и, кроме того, очень горд своею принадлежностью к берлинской Ландложе, которая вообще несколько пренебрежительно относится к шведским и английским масонам.

Карберон устроил графу и прием ко двору. Императрица приняла Калиостро с улыбкой, но милостиво. Она уже охладела к масонам и хотя не преследовала их, но далеко не так покровительствовала, как лет пятнадцать тому назад. К тому же она убедилась, что они не так ей полезны, как она предполагала, а мечтательность и прекраснодушное фантазерство казалось ей смешным и опасным.

Калиостро показал несколько опытов во дворце. Екатерина внимательно следила, но потом произнесла:

– Браво, граф! Но что сказал бы мой друг, покойный Вольтер?

Узнав, что Калиостро занимается медициной и лечит, она советовала ему обратить особенное внимание именно на эту отрасль знания, потому что облегчение человеческих страданий – достойное занятие мудреца.

Доктор Роджерсон самодовольно закашлялся, приняв замечание на свой счет, но посмотрел на Калиостро косо.