Макс Охотник

Глава 2

Родился и вырос я в молодом, современном городе с ласкающим слух названием — Зареченск. Оно иму было дано неспроста: на высоком правом берегу Оки расположилась эта жемчужина центральноевропейской части России. И я ничуть не преувеличиваю.

Вот представьте себе прекрасные, утопающие в зелени широкие проспекты, прямые свободные улицы, уютные, какие-то по-простому домашние переулки, а рядом — футуристического вида высотки, здания современной архитектуры и различного облика частные владения.

Моим землякам есть где отдохнуть и купить всё необходимое. Театр, четыре Дома культуры, два стадиона, ледовый дворец, аквапарк, три огромных торговых молла, восемнадцать школ и многое, многое другое. И изюминка города — раскинувшийся в центре Зареченска сосновый бор, обрамленной маловодной речкой — одной из многочисленных притоков Оки. Эта речка, в народе прозванной Переплюйкой делит город на старый и новый.

Мой город — по населению, крепкий стотысячник. Но он не всегда был такой, в его истории были разные моменты. В середине прошлого века, в семи километрах от небольшой деревушки Заречье, Министерством обороны СССР было начато строительство секретного НИИ «Заря». Одновременно с этим, по лекалам советских инженеров и руками немецких военнопленных, вокруг Института возводился небольшой, но добротный городок.

До начала девяностых прошлого века он разрастался и ширился, обрастал институтами и предприятиями различной направленности, жилыми домами, садами, школами, магазинами, объектами культуры. Но ни на одной карте мира не обозначался Зареченск. Закрыт он был и для прочих граждан Союза, поэтому люди сюда попадали лишь по заявкам от «Зари» или других секретных организаций — и то требовалось поначалу пройти проверку в соответствующих органах.

Это был рай по тем временам: прилавки ломились от товаров, зареченцы ездили на курорты и в санатории по бесплатным путёвкам, детей возили в летние лагеря по всей великой стране, зарплаты были достойные, а уровень преступности — самый низкий.

А потом не стало той страны, и пришла «свобода». Многие, особенно из старшего поколения, так и не поняли, от каких оков их избавили, не предложив взамен абсолютно ничего. Незатейливо обнулились накопления, урезалась социалка чуть ли не до нуля, была объявлена рыночная экономика, мол, она сама с ценами разберётся. Разобралась: цены поскакали ввысь, наплевав на все прогнозы.

Мой город вывели из-под крылышка Министерства обороны и внезапно объявили открытым. «Варяги» со всей России кинулись в Зареченск делить власть, не понимая специфики города, не зная, как работает городское хозяйство. Молодые и не очень реформаторы быстро довели его до ручки. Чиновники всех мастей богатели на глазах, мэры и команды менялись как перчатки. Из всех щелей повылазили проходимцы, аферисты, всевозможные коммерсанты, да и преступный мир не остался в стороне. Бесконечные увольнения и сокращения, волна за волной сотрясали город. Безработица, пьянство, воровство стали обыденностью. По улицам, среди многочисленных торговых палаток слонялись неприкаянные люди, пытаясь продать хоть что-то. Медицина и отличное образование, казалось, исчезли навсегда. «Заря» сидела на подачках от правительства, исследования и разработки были заморожены — едва хватало на мизерные зарплаты и на хозяйственные нужды. И весь этот ужас происходил на фоне галопирующей инфляции.

Такой вот экскурс в недавнюю историю Зареченска мне один не раз проводила мама и разные представители старшего поколения. Хвала всем, кто пережил этот хаос, и вечная память тем, кто «не вписался в рынок»!

В новый век город вошёл, как потасканная шлюха, — грязный, серый, с обветшалыми фасадами, горами мусора и разбитыми в хлам дорогами. Крысы, бомжи, дикая преступность…

Старая власть со слезами сказала: «Простите» — и скинула умирающую страну преемнику. Маховик разрухи ещё вращался, но, чтобы окончательно обрушить государство в пропасть, сил уже не хватило. Новые руководители в ручном режиме принялись латать дыры и купировать прорывы. Робко зарождалась слабая надежда, мир замер в ожидании.

А в это время, на излёте первого десятилетия нового века, в одном из спальных районов Зареченска родился мальчик… Он был назван Максимом, по праву рода получил фамилию Прохоров, а также отчество Петрович. Так, свет узрел меня.

Рос я как самый обычный ребёнок: в меру болел, шалил, дул в кровать. Когда мне было года четыре, не стало отца. Как позже объяснила мама: «Рак предстательной железы».

Себя я помню лет с шести. К этому возрасту мама научила меня чтению и простейшему счёту. Благодаря ей я открыл для себя волшебный мир книги, и он стал для меня всем.

Читал я много, всегда и везде. Погружался в моря с героями Жюль Верна, переживал за Гулливера, сражался вместе с Бампо Фенимора Купера. Позже были Дюма, Конан Дойль, Хаггард, Брэдбери, Азимов, Шекли, Стаут, да сотни и сотни прочитанных книг! В каждой я проживал жизнь героя, окунаясь с головой в созданный автором мир. Это была моя отдушина, мой личный микрокосмос.

В школе я был тихим, скромным ботаником, настоящих друзей у меня не водилось, да и сам по своей натуре не отличался общительностью. Поначалу меня часто задирали одноклассники, но поняв, что я ни на что не претендую и взять с меня нечего, быстро отстали.

А ещё к нам с мамой часто заходили друзья отца — дядя Боря и тётя Лена Нечаевы. Они работали вместе с моим отцом в НИИ «Заря». Мама тоже работала там же, только супруги Нечаевы и отец были какими-то жутко секретными учёными, а мама сидела в отделе кадров. Дядя Боря с тётей Леной всегда, приходя в гости, приносили каких-нибудь вкусняшек, и тогда у меня наступал праздник живота.

Всё пошло кувырком, когда я старательно учился в шестом классе. В «Заре» прошла реорганизация. Мою маму, и ещё кучу сотрудников заменили компьютеры с новыми программами. Отпала надобность во многих кадрах.

Дядя Боря находился в столице и вмешаться не смог, да он и не знал: мама никому не звонила и никому не жаловалась. Когда дядя Боря вернулся, то долго выговаривал ей за жизнь, но, к сожалению, поезд уже ушёл.

Дядя Боря всё-таки помог, устроив маму к знакомому частнику. Но через полгода сократили и там. Было очень тяжело, начались проблемы во всем, даже с едой. Я метался по городу, не зная, чем помочь. Иногда мне поручали подметать дворы за небольшую денежку.

И вот однажды, когда я возил метлой по тротуару, ко мне подошёл мужчина кавказской национальности. Сказал, что зовут его Ашот, и предложил работу: мол, я парень работящий и настойчивый, если захочу, могу по вечерам наводить порядок у него в пункте приёма металлолома. С деньгами,как это у них и бывает сказал, «не обижу».

Домой я летел, не замечая дороги. Рассказал маме, она почему-то заплакала (в последнее время это случалось всё чаще), но я твёрдо решил — буду работать у Ашота!

Втянулся быстро, да там не было ничего сложного: подмести, убрать, собрать и так далее. Платил Ашот немного, но исправно. Также я получил от него разрешение самому сдавать в пункт найденный металлолом.

Я брал отцовский старый рюкзак и после школы убегал к заброшенным предприятиям, коих хватало, но вот металла там оставалось всё меньше и меньше. Бывало, нарывался на конкурентов, встречи с ними заканчивались по-разному. В основном не трогали, даже часто помогали, но порой меня спасали только быстрые ноги.

За полгода я сильно окреп и возмужал, бегая везде. Порой не успевал ничего и никуда, но мне всё нравилось. Только вот в школе дела пошли не очень. Учиться я стал через пень-колоду, оценки поползли вниз, появились первые двойки. Меня это не сильно заботило — на центральном месте стояло выживание.

Мама всё-таки нашла себе работу торговать на рынке, и нам стало значительно легче. В рационе появились всякие овощи и фрукты, но вот лёгким запахом алкоголя от матери веяло всё чаще и чаще. Она иногда не ночевала дома, стала следить за собой и явно похорошела. Иногда ходила по квартире с задумчивой улыбкой, тихо напевая. Я был мальчик уже не маленький — восьмой класс как-никак! — и обо всём догадывался. Ей ведь не было ещё и сорока. Отец был старше её на тринадцать лет.

И вот в один из погожих летних дней это произошло. Мама как-то робко зашла в мою комнату, присела на край кровати, и, пряча глаза, сообщила, что хочет меня кое с кем познакомить.

— Ну наконец-то! Созрела, — выдохнул я.

— Так ты знал?

— Ну, догадывался…

— Я боялась, что он тебе не понравится.

— Мам, он тебе нравится?

— Ну, наверное…

— Значит, всё хорошо.

— Ну тогда мы скоро придём!

И убежала резво, прям как девочка. Я надел отцовский старый костюм, который был мне немного великоват. Услышав, как открылась дверь, я напялил на своё лицо идиотскою улыбку и шагнул в прихожую.

Никогда не забуду те яркие эмоции, которые я испытал при первой встрече с Тарасом.

От входной двери, растопырив руки в стороны, на меня мчался мужчинка. Малого росточка, худенький в плечах, с круглым, как мяч, пузом, гость источал такой позитив, словно увидел лучшего друга после долгой разлуки. Самое сильное впечатление на меня произвела его физиономия: выпученные по-крабьи глаза, гармонично дополняющие их огромные уши, острый с горбинкой нос, упирающийся в какие-то педерастические усики «а-ля Кларк Гейбл». И это чудо, ощерившись щербатым ртом, полезло ко мне целоваться. Не выдержав подобной фантасмагории, я повалился на пол с криком: «Это же гоблин!». Истерический смех захлестнул меня с головой. Катаясь по паркету, я ржал как умалишённый.

Когда казалось, что уже нет сил даже дышать, надо мной склонилась мама:

— Так ты его знаешь? Его на рынке все так называют — Гоблин. Он всем нашим девчонкам нравится, его все очень любят!

Минут через пять, облитый водой из стакана, который притащила встревоженная мама, я стал подниматься. Штормило меня изрядно. Конечно, я его и знать не знал. Просто мамин любовник с виду был копией, прямо-таки клоном всем известного персонажа.

Когда я пришёл в себя, Тарас подставил своё хилое плечико, я опёрся на него, и мы оба двинулись на кухню. Там он и поведал мне о себе: ему тридцать восемь, сам с Западной Украины, но русских любит больше жизни, поэтому и сбежал от националистов. Также мне поведали, что у Гоблина есть брат, а фамилия у них обоих Баблюх. У меня не было сил даже улыбаться.

На прозвище «Гоблин», добавил Тарас, он давно не обижается, мол, ко всему в жизни надо относиться с юмором и пониманием. Ещё немного посидев с новоявленным членом семьи, я ушёл к себе читать.

Последующие три года были, наверное, лучшими в моей юности. Тарас со всей своей неуёмной энергией кинулся восстанавливать из руин наш заброшенный приусадебный участок. Честно говоря, если бы не дядя Боря, каждый год скашивающий триммером заросли, то правление садоводческого товарищества давно отжало бы его у нас. Кстати, и взносы за землю выплачивал тоже дядя Боря.

Тарас торжественно вручил мне новую наточенную лопату, и махнув рукой обозначил объём работ — весь участок. Сам он тоже не филонил: с бесконечными своими «е» приколачивал всё ко всему, чинил забор, пилил ветки на яблонях, подверг капитальному ремонту садовый домик, красил всё, до чего дотягивался — и умудрялся совершать все это одновременно. Да ещё часто подбегал ко мне, вырывал лопату и показывал «как надо».