Ледобой. Зов

* * *

Оттнир ковылял, приволакивая ногу. Где-то он разжился портами и рубахой с какого-то здоровяка, порты подвернул, рукава, хоть тоже подвёрнутые, всё равно норовили вылезти из-под верховки. Сёнге кривился и морщился всякий раз как делал неловкое движение, и Перегуж мгновенно понял — что-то здесь не так. Старый воевода подошёл к оттниру, отогнул полу длинной, замызганной верховки и закачал головой.

— Твою же мать! Чистую тканину, иглы-нитки и воды! Давай, Гремляш, жми!

А позже, разложенный на скамье под иглами Стюженя, Сёнге заговорил, временами проваливаясь в забытьё усталости и слабости.

—… из лесу вышли. Человек двадцать, все незнакомые. Говорят, давай Зарянку… пятерых-шестерых я зарубил, остальные меня покромсали… Несколько дней по лесам отлеживался, болячки зализывал… Немку, твари, закололи. С мальцом вместе на копья подняли…

— Узнать сможешь?

— Главным у них здоровенный такой был, взгляд рыбий, лобастый. Лукомором звали…

— А-а-а-а! — началось негромко, тихонько, но когда Отваду прорвало по-настоящему, он завыл, ровно зимний ураган в узкой щели, питейка выпала из его рук и разлетелась на осколки, а сам он, очертя голову, бешено вращая глазами с перекошенным на сторону ртом бросился к дверям.

Перегужа и Пряма, повисших на нём, как охотничьи псы на медведе, он дотащил до самых дверей, и только Стюжень, бросивший шить, помог свалить его наземь.

— Чего орёшь, дурак?

Отвада снизу смотрел на верховного безумным взглядом, сам багровый, жилы на шее набухли, ровно верёвки, слюни по бороде лезут. Орёт, орёт, а звук не идёт: всё внутрь ухает, требуху полощет.

— Поздно. Знамя Боянщины теперь на льдине уплывает.

— Убью, — прохрипел-прошипел-прошептал Отвада. — Всех до одного!

— Не убьёшь, — на ногах Отвады сидели Прям и Перегуж, а верховный высоченной горой возвышался над всеми троими. — Ты им всё прошлое набело вытер, почище поломойки! После присяги они будто заново родились. Отпустите его, пусть вдохнёт, не то лопнет.

— Эй, старик, — слабо позвал Сёнге.

Он проваливался в омытое, обихоженное забытьё и слабо хлопал себя по бедру, глаза еле-еле держал открытыми и показывал на горку замызганной тканины у себя в ногах.

— Что там ещё?

Стюжень подошёл к скамье с раненым, присел и руками собрал верховку в ком. Перебрал несколько раз, будто колобок печёт и когда нащупал непривычную жесткость против обычной валкости груботканки, покосился на троицу.

— Кажись, какой-то свиток.

— Они обронили… — Сёнге уже и глаз не открывал и говорил из самого забытья, ровно из ямы: влез целиком и только голова пока наружу торчит. — Там… на месте нашёл… в лесу… затоптали…

Верховный вспорол подкладку, вынул свиток перепачканный землёй и кровью, бросил на соратников мрачный взгляд, развернул.

— Сверху кровью заляпано, потом землёй… ага, вот: по меже с Хизаной на восток, от реки Коровицы до рубежа с млечами по Рогатой балке земли отходят боярину Косовороту.

— Это же Чаяновы земли! — присвистнул Прям. — Ему вверены!

— Земли к западу от реки Коровицы до Морошковых болот отходят боярину Лукомору…

— Заработал, поганец, напахался, — сипнул Перегуж и мотнул головой на Сёнге. — Вон, урожай лежит.

— Владения от Морошковых болот до Хизанского ручья, — верховный оторвался от свитка, назидательно поднял палец и с выражением повторил, — владения! Поняли? Не земли — уже владения, вашу мать!.. Отходят боярину Званцу.

Он читал ещё долго, и пока звучал его голос, трое неверящими глазами таращились друг на друга.

— Да они всю Боянщину вот так перекрутили-претряхнули! — Прям закрутил руками перед собой.

— Вот ещё интересное, — усмехнулся верховный, глазами показывая на свиток. — Остров Скалистый, на котором расположена порубежная застава, переходит в совместное владение десяти бояр, дабы вымести с острова заставу, вырубить леса и распахать для высаживания хизанских нюхательных трав! Все означенные перемены после таинства укняжения должно перенести на непростые ворожские свитки, скрепить боярскими печатями поимённо да передать на сохранение в летописницы…

— После укняжения, понял? — Стюжень, глядя на мрачного, молчаливого Отваду, погрозил ему пальцем. — Тут правда не написано, как тебя собирались укняжить — мечом, секирой или просто в чану с брагой. А дуться не надо! Ты их уже простил!

Отвада глазами мутными то ли от слёз, то ли от возлияний, бездумно таращился в свод. Грива… голова… тонкая морда…

Москва, февраль 2020

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/58034