Метаморф Том 2. Красный мир

По счастью, я и не был обязан.

Для меня это было чем-то похоже на контролируемое раздвоение личности. Дитя Ахуда отныне сражался не на жизнь, а на смерть, с собственным отражением в зеркале. Сдаться никто из нас не мог, и никто об этом даже не помышлял. Впрочем, у меня было преимущество. Тело отпрыска сейчас находилось именно под моим контролем, и оно незримо поддерживало меня, в то время как ментальные силы врага постепенно истощались.

В конечном итоге, разум Дитя Ахуда оказался исчерпан полностью, как обмелевший оазис. В нём не осталось ничего: ни воли, ни желаний, ни побуждений. А без них, он растворился в моём сознании, как будто его и не было.

— Вот и всё, — прошептал я, возвращаясь в реальный мир. Я лукавил, конечно. Завладев могучим, практически идеальным телом врага, я умолчал о некоей немаловажной детали.

Таких же тел вокруг меня сейчас было больше нескольких сотен. Не говоря уже о том, что их прародитель продолжал наблюдать за происходящим. Каким-то образом я чувствовал его пристальное внимание. Оно было направлено на меня, и заставляло чувствовать себя мелкой пылинкой. Муравьём, копошащимся под изучающим взглядом энтомолога.

Я размял мышцы, испытывая новообретенное тело. Черный панцирь толщиной в несколько сантиметров, затрещал от нагрузки. Приподняв передние конечности, я крепко сжал пальцеобразные выступы, которыми заканчивались многосуставчатые лапы. Мышцы сократились с такой мощью, словно моими новыми руками было впору стирать в песок каменные глыбы. Приводящие суставы в движение, сухожилия были словно сделаны из стали, но и они получали микротравмы при каждом сокращении мышц. Микротравмы, которые тут же залечивала армия строительных клеток.

С моими возможностями, совершенное тело Дитя Ахуда должно было стать ещё лучше… ещё опасней.

Остальные отпрыски Левиафана неподвижно замерли вокруг меня, словно в ожидании. Я не знал, что заставляет их медлить перед нападением на меня, но в одном был уверен полностью. Я продам свою жизнь задорого, и никак иначе.

Неожиданно я почувствовал мысленное прикосновение к своему сознанию, словно со мной вновь пыталась заговорить Нора, как обычно бывало. Однако леденящий холод, сопровождавший прикосновение щупальцев чужого разума, не оставлял сомнений — незваный собеседник не имел нею ничего общего.

И одновременно, он отличался от Детей Ахуда на некоем, фундаментальном уровне. Я уже знал, кто решил со мною заговорить, по эху чуждых мне мыслей, похожих на перекатывающиеся вековые глыбы.

Великий Ахуд. Зверобог. Встреченный мною Левиафан оказался никем иным, как богом этого проклятого мира. Который оказался ещё и на диво тесен, как по мне.

Зверобог не удостоил меня ни единым словом, словно считал ниже своего достоинства приводить своё послание в целостный, упорядоченный вид.

Он был разочарован. И не успел я испугаться, мгновенно осознав возможные последствия недовольства столь могущественного существа, как в тот же момент моё сознание заполнили видения. Мой разум едва справлялся с тем, чтобы пытаться их интерпретировать на том уровне, что был ему доступен.

Цикл нарушен. Хаос множится. Средоточие Порядка нуждается в новом вместилище.

— Ты… хочешь умереть? — спросил я.

Не думаю, что это мне удалось истолковать послание Левиафана таким образом. Уж скорее, он сам вложил это знание в мою голову.

Само существование божественного начала, каким-то образом, мешало распасться множеству связей, что удерживали мир в целости. Их распад, мгновенный или постепенный, привел бы к сползанию мира в измерение энтропии. Впрочем, смерть всего живого от катаклизмов случилась бы в нем ещё раньше. Просто в дальнейшем, в энтропию сползла бы и материя, как и время.

Проблема этого мира заключалась в том, что носителем божественного начала в нём являлся Зверобог. Великий Ахуд. Давно уже не способный найти никого, способного бросить ему вызов. Как выяснилось, это несло в себе и проблемы.

На смену смерти приходит жизнь. Более сильная, нежели прежде.

— Зачем Зверобогу может понадобится умереть? — повторял я этот вопрос на разные лады, и лишь спустя какой-то время осознал смысл фразы, оброненной собеседником.

— Божественное начало становится в сумме сильнее, когда один Зверобог пожирает другого? И тогда воздействие энтропии идёт на спад? — понял я.

Моё сознание затопило что-то, похожее на безразличное одобрение. Впрочем, Ахуд тут же возразил, что победителю даже не обязательно быть самому Зверобогом, чтобы это произошло. Единственное, что не следует делить силу одновременно между множеством получателей. Толку от этого будет немного, и только это удерживало Ахуда от того, что позволить пожрать себя собственным детям.

И в этот момент, я с неким ошеломлением осознал истинную причину разочарования Зверобога.

Ты не способен воспринять эту силу. Единственный из всех существ. Причина неведома даже мне.

— Ну да, когда у меня что-то было иначе? — возможно, мне стоило в этот момент горько рассмеяться, расставаясь с мечтой о божественности? Нора непременно пошутила бы что-нибудь по этому поводу, будь она сейчас со мной.

Последняя мысль пронзила меня, словно укол булавкой в затылок.

— Верни её! — мысленно обратился я к Зверобогу.

Ищи пропажу там же, где впервые её нашел.

В голосе Левиафана прозвучало нечто похожее на насмешку, однако мне так только казалось. Моё сознание вновь заполонили видения. Я смотрел сейчас глазами самого Зверобога, и видел тот момент, когда впервые оказался в его поле зрения. Я видел опутывавшие меня нити связей… нечто родственное самому Зверобогу… божественность!?

Левиафан немедленно явился, дабы изучить столь странный объект. Я видел его надежды… он решил, будто я — потерянный или как-то упущенный им другой Зверобог, которых в этом мире больше не осталось? Он надеялся возобновить Цикл, чтобы уступить дорогу более сильному созданию?

Или скорее, самому стать могущественнее, поглотив чужую мощь?

Похоже, последнее было куда более вероятно. У меня было немного веры в то, что Зверобог так уж жаждет расстаться со своею земной юдолей.

«Приветственный шлепок» Левиафана, если можно так выразиться, ненароком разрушил мой канал связи с Землей. А вместе с ним — и возможность слышать мою вечную спутницу. Она, конечно, что-то там говорила о возможности действовать полуавтономно… Но, похоже, это так не работало. Мне нужно вернуться на Землю. Тогда, может быть, она вновь установит со мною связь.

Ты потерял каплю в море?

На этот раз, в голосе Зверобога действительно звучала насмешка над неразумностью причудливого создания, что не способно удержать и крохи божественных сил. Пусть и вступило в странный симбиоз с божественным началом из иного мира.

В любом случае, Зверобог стремительно терял ко мне интерес.

Пространство внутри подводной расселины внезапно осветилось, как под лучами миниатюрного солнца, вспыхнувшего прямо на месте Левиафана. Когда я вновь раскрыл свои глаза, полуослепшие от светопреставления, Зверобог куда-то исчез.

— Похоже, возвращать меня на место никто не будет, — сумрачно подумал я, оглядевшись вокруг во вновь сгустившейся тьме, — Вот ублюдок… как мне возвращаться к подводной лодке!?

Левиафана, и по совместительству, отца всего бесчисленного сонма окружавших меня тварей, внутри расселины больше не было. Что же касается его потомства…

Я резко взмахнул плавниками и щупальцами, на ходу ускоряясь. Великий Ахуд удерживал всех этих тварей от того, чтобы тотчас же на меня наброситься, ибо кто смеет встревать в разговор, когда молвит слово, почти всемогущий Бог? Однако сейчас, у меня была лишь небольшая фора во времени. Как метаморф, я скорее восстановился после ослепительной вспышки света, сопровождавшей телепортацию Левиафана. Нужно было воспользоваться ей, чтобы скорее свалить, пока эта свора меня не разорвала на кучу маленьких метаморфов.

Когда на моём пути возникло исполинское тело, заключенное в черный панцирь, я вцепился в него щупальцами, чтобы получить опору. И немедленно ударил передней лапой со всей своей необузданной мощью, усиленной возможностями метаморфа. Кулак, похожий на массивную костяную булаву, проломил панцирь одного из Отпрысков Ахуда, и глубоко вошел в его тело.

Прежде чем я успел развить успех, моего сознания вновь коснулись ледяные щупальца, по своему действию похожие на стрекательные нити ядовитой медузы. Вот только это уже не могло меня остановить.

В голове резко прояснилось, словно внутри моего сознания произошел некий сдвиг. Пустые, тленные мысли. Отвлеченные размышления, порожденные вышедшим за допустимые рамки воображением… разум порождений Левиафана был устроен совсем не так, как у людей. И теперь я мог имитировать его. До некоторой степени, воспроизводить.

Анаак Древний говорил, что мой человеческий разум есть мимикрия. Подстройка под увиденное у «настоящих» людей? Что же, пусть так. Тогда ничто не мешает мне подстроиться немного и под Отпрысков Ахуда. Сдаётся мне, они ОЧЕНЬ плохо поддаются ментальному воздействию.

Не обращая внимания на грохочущий внутри моего сознания молот, я резко изменил форму передней лапы, до сих пор погруженной глубоко в тело врага. Из костяной булавы потянулись острые, множащиеся шипы. Они тянулись всё дальше, вглубь. Они обхватывали и пережимали могучий хребет, проникая прямо под натянутые как струна, мышечные волокна. Самые мелкие нити проникли даже в кровоток сосудов, идущих в мозг.

Кажется, я понял, что делать с чудовищной регенерацией этих тварей — с затаённым торжеством подумал я, предчувствуя скорую смерть противника. Как минимум, у них оказалось одно уязвимое место, после поражения которого они теряли боеспособность. Этим местом оказался их мозг, что оказалось ожидаемо.

Увы, мне не удалось сполна отпраздновать победу над первым противником. Он задержал меня достаточно, чтобы рядом со мной тут же оказалась целая свора. На мой панцирь обрушилась целая серия чужих ударов, но благодаря отсутствию под водой подходящей опоры, ни один пока не мог его пробить. Зато чьи-то когтистые лапы оставили меня без глаз, которые я уже дважды регенерировал, отбиваясь практически, вслепую.

Панцирь предательски затрещал, когда в меня пришелся особенно удачный удар. Момент, когда в меня должны были вцепиться и разорвать на куски, приближался как идущий навстречу поезд. У меня не было времени, чтобы рефлексировать на тему своей возможной смерти. Разум Дитя Ахуда не был способен на столь пространные размышления, так что я просто сражался. Не обращая внимания на облако чужой и своей собственной, черной крови, в которой мы уже купались вместо морской воды.

Только этим можно объяснить тот факт, что я даже не испытал удивления, ощутив знакомое, тянущее чувство ближе к центру собственной массы тела.

Меня телепортировали! Прямо сейчас, мать его за ногу! Опять Ахуд!?

Однако, когда я вновь регенерировал зрение, передо мной возникла совсем иная картина, от которой я мог только застыть, в удивлении глотая воздух.