Алукард и Первый Метаморф

— Где встречаемся? — спрашиваю, а сам на Малыша поглядываю.

— А что, я как все, — басит тот.

В общем, где и когда встречаемся — договорились, и я рванул за закупками. Тут народ сейчас валом в бакалею с гастрономом повалит, чуть замешкаюсь — без хлеба рискую остаться, а после вчерашнего это чревато. Мать ведь не только без обеда оставить может. Опять же, самому будет сильно неловко так семью второй день подряд без припасов оставлять.

За хлебом я успел. Ароматный, с поджаристой корочкой, аж слюнки потекли. В прошлой жизни ни за какие деньги такой хлеб купить не смог бы… Дело в содержании белков в зерне — к 21 веку оно серьёзно упало. И вкус хлеба (и запах) стали совсем другими. А тут я прям нарадоваться не могу…

В соседнем отделе купил три бутылки молока и пару фунтов манной крупы. Сенька манную кашу очень уважает, да и Катюшке в прикорм ее уже начали давать. Ну, а молочная посуда и мне потом сгодится, с собой молоко на работу таскать. Так-то чаще мы у соседей берем, у которых корова в сарае во дворе стоит. О! А тут еще и бочка с солёной селёдочкой. М-м-м!!! Всегда уважал эту рыбку!

И наступило утро! А вместе с утренним солнышком с рейса вернулся отчим. Значит, я все правильно сделал, когда с парнями о походе на сегодняшний митинг договорился. Нет, как уже говорилось, отчим человек не плохой, ни в коем случае! Он… обычный. Просто, когда он дома, к нему прижимаются мать и Сенька, и мне в этом кругу радующихся друг другу людей не остается места. Точнее, мне-Ваське так всегда казалось. Сейчас же вижу, что ничего такого и в помине нет. Григорий, как на пороге появился, крепко всех обнял да гостинцы раздал. А дальше за стол сели да праздновать «воссоединение семейства» принялись. Смотрел я на всех, умиляясь и радуясь, что у меня есть семья. И уловил, как затихают отголоски Я-Васиной глупой ревности. Вот и славно! В общем, посидел я со своими полчасика, позавтракал. А потом срулил к друзьям-приятелям…

Улица в это воскресное утро выглядела по-праздничному. Углы и балконы некоторых домов украсились кумачом. Ближе к центру всё больше красных знамен становилось. Люди на улицах выглядели более степенными и ухоженными, чем в будни, явно поутру перетряхивали сундуки да вытаскивали на свет Божий самые яркие наряды. Я хорошо помню, как даже Первомай много кому в тягость стал, а тут приезд Бухарина — и все в пляс. И непонятно, то ли предводителей революции здесь так любят, то ли народ просто поводом для праздника воспользовался. Наверное, всего понемногу…

А люди не просто нарядились, они улыбались и друг с другом здоровались. Даже совсем незнакомые. Со мной тоже несколько раз перекинулись: «Здрасти» и «Доброго утречка». Вот ведь! Куда все это делось в двадцать первом веке?

Парней на углу первой Приречной и Пролетарской прождал совсем недолго. Очевидно, и им дома не сиделось. Встретились, степенно пожали друг другу руки и, не торопясь, вразвалку направились по направлению к Парижскому мосту. Вот так, самого Парижа в наших краях нет, а мост чугунный есть. Рассказывают, он в самом деле с какой-то выставки в Париже перед самой войной привезен.

На выходе с моста на той стороне дорогу нам перегородили пятеро:

— Какие люди! И без охраны! И что это заречным в нашем районе понадобилось?

Вот зараза! И погода такая чудесная! Драться в этот светлый день вот совсем охоты нет.

— Не замай! — вперед выступил наш Иван. — Мы на пролетарский митинг по случаю приезда товарища Бухарина идем.

В глазах противников вспыхнули сомнения. Один из них сказал нас остановившему:

— Петруха! Они в своем праве. Нам бы тоже надо пойти. Товарищ Бухарин это…у-у!

И соперники подались в стороны, пропуская нашу троицу. А мы, никуда не спеша, двинулись дальше. До митинга еще часа три, наверное, а нам идти от силы час или полтора.

А нарядного народа на улице все больше. Это у нас, на той стороне — заводская окраина, а тут центр, господская часть до революции. Впрочем, и сейчас тут многие господами выхаживают. Вон пара мужчин с тросточками возле мануфактурной лавки стоят, переговариваются. Очевидно, их дражайшие половины внутри ткани для нарядов выбирают. Малыш вдруг сплюнул прямо им под ноги, еще и глянул вызывающе. Один из франтов даже шаг по направлению к нам сделал, но другой его за руку удержал. Разошлись, что называется, краями.

— Малыш, ты совсем без ц-ц-царя в голове! — раз Шкода заикаться стал, значить струхнул, с ним бывает. — Это ж клановые! Они бы от нас мокрого места не оставили!

— Ненавижу их! Из-за них мать с двумя сестренками мелкими погибла в девятнадцатом.

— Не факт! — Рассудительно отозвался Ванька, неплохо знавший историю. — Ведь были наши, «Беляки», просто банды. И все, кто мог, друг в друга пуляли. Белые, красные, местные кланы Гороховых и Туктамышевых. Как узнать, кто заклятье кинул?

— О! Семечки! — это я «изящно» друзей решил отвлечь от тягостных мыслей. Выкрикнул и пошел на противоположную сторону улицы.

Еще в прошлой жизни помню, точно такие же старушки на улицах семечками торговали. За стакан пятнадцать копеек просили. А мы, тогда мелкие сорванцы, все норовили запустить в мешок руку забесплатно.

— Почем товар? — спрашиваю. Дружки тоже заинтересовались, за мной подошли.

— Таким красивым парням по пятачку за стаканчик продам, — отвечает бабулька. А стаканчик у нее знатный. Не граненый какой-нибудь, а с витым узором и портретом генерала на белой вставке в форме щита.

Протянул пятак, подставил карман. Следом за мной и друзья этим дешевым развлечением затарились.

— Вот у нас выходной, — вдруг заметил Иван, — а для этой бабули самая рабочая смена. У нее, когда у народа праздники — самый клев.

Тут он прав. Это словно скрепляющее звено нашего общества. Во все времена, в обоих мирах видел я таких вот приторговывающих бабок. Порой кажется, что стоит людям на Марс высадится, выйти из ракеты, а там их у трапа такая старушка-лоточница ожидать будет со своим «Милок, купи семечек! По двадцатке за стакан. Дешевле не отдам! Дефицит, да и хранить в здешних условиях сплошная морока!»

— Еще такие старухи стоят вечером возле площадки для танцев, — вклинился Малыш, вырывая меня из фантазий.

— Да что там с тех танцев? Пьянь и шантрапа все забесплатно хапают. А тут центр, порядок. Стоит кому-нибудь старушку обидеть, мигом закричит, милиционера позовет. Потому чинно, мирно все.

Это да. Сам припоминаю, как боялся милиционера в детстве. Хотя, казалось бы, с чего? И вряд ли кто вспомнит, чтобы дяденька милиционер что-то сделал ему этакого. А гляди ж ты. Таки генетическая память у пацанов, еще от прошлых поколений оставшаяся.

М-да. Генетическая…. Тоска накатила. Тут и слова то такого не знают. А потом, когда узнают… Генетика — продажная девка империализма! А ведь я в прошлой жизни просто из кожи вон лез, чтобы разгадать генетический код старения, научную школу создал. Для ученого мира Николаев — это не только денежный мешок из журнала Форбс, но еще и исследователь, который эту тему в серьезных научных трудах развивал. Спросите, нафига мне это надо было? Если изменения можно внести в геном эмбриона на сроке буквально даже не дней, а часов? А чтоб было! Хочу, знаете, чтобы у моих правнуков появился шанс прожить подольше.

— О, смотрите, и Глейзер с подружками пришла! — с энтузиазмом вскинулся Ванька.

Я принялся башкой вертеть, пытаясь выглядеть среди заметно уплотнившегося людского потока знакомые фигурки. Не Глейзер, по ней вон, наш Иван Шкода сохнет. А рядом с Нинкой Глейзер почти наверняка Грушка Афиногенова где-нибудь рядом ошивается. Подружки они, что называется, не разлей вода. Вот на нее бы я смотрел, не отрываясь. Ага! Вон они вышагивают! И ведь как чинно-важно у них получается! Вроде просто так идут, а мужики следом, под ноги смотреть забывают, загипнотизированные мерной подвижностью полушарий. Ну, и мы в ту кучку мужичков, заинтересованных разгадкой этого вселенского секрета, влились.

Так бы шел и шел, не останавливаясь. Да только пришли уже до места вскоре. Парк, бывший губернаторский. В центре того парка с начала времен площадь была. Небольшая совсем, а на ней одинокая скала высилась, с клановым алтарем местной ветви Вайсбергов у подножия. Губернатор с прочими родичами там и ритуалы с обрядами регулярно проводили. Вот вокруг той бывшей скалы народ нынче и собирался. Почему бывшей? Так года с три назад Новогирканский Совнарком постановление принял, чтобы превратить эту скалу в Монумент Революционного Пламени.

— Красиво! — выдохнул Ванька, и Малыш согласно закивал головой. Мы, как жители заводской заречной стороны, старались без нужды не переходить мост, поэтому до сего дня этого масштабного сооружения ни разу не видели.

Я промолчал, лихорадочно пытаясь припомнить, что же мне эта полированная ступенчатая пирамида с плоской вершиной напоминает? Пирамиды тут на каждом шагу, но именно эта? Пирамиды майя и ацтеков? Близко, но немного не то. Пирамида Джосера в Египте? Еще дальше. И тут как пронзило: да мавзолей это! Только огонь на вершине с толку сбивал. На ленинском мавзолее огромного факела не наблюдалось. Впрочем, в том мире у Ленина и магии огненной не было. Точнее, магии пламенного сердца, как говорят, когда о вожде и его верных соратниках речь заходит. Но таки да, действительно красивое и величественное сооружение на месте скалы получилось. Собственно, Бухарин и должен был прибыть на торжественное открытие этого внушительного памятника революционного зодчества.

И чего мы сюда так рано приперлись? Судя по положению солнца на небосклоне, до назначенного времени еще часа два остается. А народ все прибывает! Скоро уже всю площадь вокруг «мавзолея» заполонит. Кто-то, пока официальная часть не началась, на гармони принялся наяривать, а остальные ему подпевать стали. Вон дедок в потертой шинели из-под полы к чекушке приложился, отчего по хребтине получил от благоверной, что тут же рядом стояла… Кто-то даже в пляс пуститься попробовал, да только места уже для такой активности маловато. В общем, наблюдая за толпой, понял, что народ пришел за праздником, правда не у всех настроение «отдыхательное» было. По самому краю площади, где заканчивалась брусчатка, переходя в газон, топчутся небольшими группами совсем юные ребята (ну как «юные», как раз моего возраста и чуть старше). Прутики-саженцы деревьев в лунки прикапывают, парк «омолаживают». Лица серьёзные — видно, что люди делом заняты, пока остальной народ гуляет. Ага, вижу, между двумя липами в глубине тряпица кумачовая: «Комсомолец, пусть город твой расцветет!»

Еще больше бесплатных книг на https://www.litmir.club/