Время второго оборота

Слова

Всю свою жизнь он собирал слова. Он искал слова. То, что его окружало, ничего не значило по сравнению с тем, как оно выражалось словами. Слова же были как люди. Одни, как ему казалось, были пустыми и лишёнными смысла. Обыкновенными, без видимых отличий. Как ярлыки на армейском складе. Всё было понятно и без них, но они всё равно появлялись, крепились, обновлялись. Другие были большими. Или маленькими. Написанными красиво или уродливо. Большинство – обычно, без признаков старания или лени. Их пребывание ничего не меняло в окружающем мире, а вот отсутствие вело к молчанию и внутреннему монологу, который звучал угрозой для безбрежной шевелящейся массы стражников заведённого порядка. Поэтому тишина была преступлением. И бескровные, стылые звуки как рельсовые костыли входили в души к тем, кто искал. К тем, кто думал. К тем, кто страдал.

Да, некоторые были действительно красивы. Но их постоянно использовали для прикрытия грязных, отвратительных поступков и авантюр. От этого они тускнели, теряли чистоту и благородство. Затем зачёркивались и подвергались забвению. Слова власти, наоборот, всё время множились, выглядели броско, агрессивно.

Повторялись и рвались в заголовки. Основной их привилегией был постоянно скрытый смысл и гарантируемое право отказаться от него в случае неблагоприятных условий. Слова-проститутки прекрасно укладывались в любую, даже взаимоисключающую смысловую конструкцию. Всегда были востребованы и разнообразны. Слова-лицемеры, слова-лжецы… В этих словах было всё, кроме одного. Они были частями вырванного и расчленённого языка. Не собрать живое тело из отдельных частей. Всё равно это будет трупом. По той же причине нельзя собрать лишённые души слова в то, чего так не хватает в жизни. Чего нельзя произнести словами. Потому, что таких слов нет. Как нет и самой жизни. Той, для которой создан Человек. Есть только повторение чужих слов, чужих поступков, чужих мыслей. И чужой, странной судьбы.

«Как сказал» (!) Толстой, Пушкин, Ленин, Сталин или Сенека. Или Калигула. Неважен формат личности, неважно, что изменилось в природе человека. Потому что не изменилось ничего. Люди не меняются, потому что прежде всего повторяют одинаковые слова. Слова, которые должны что-то изменить. Продолжают сочинять, подбирая слова, как навоз, и складывая их в одну большую кучу, создавая пустые, лишённые смысла формы. Но нужно что-то сказать… Писатель Юрий Олеша: «Как страшно сказал Монтень о том, что если вы прожили год и видели смену времён – зимы, весны, лета и осени, – то вы уже всё видели! Ничего нового вы не увидите! Это похоже на то, как говорил Ильф: „Идите, здесь больше уже ничего не покажут“. Страшно сказал (!)…» Что, например, отражает эта фраза? Лицемерие, враньё или пустословие? Перечитав сотни книг, тысячи публикаций, понимаешь – сказать уже было нечего после Христа. Он и появился для того, чтобы все замолчали. Ничего нового уже не будет! Всё уже было сказано… Но нет! Воздух пронизан словами гордецов, лиходеев, самоубийц, отступников, неизлечимо больных и проклятых. Они же попали в историю! Историю мёртвых слов, повторяемых бесноватыми последователями и не желающей думать биомассой…

Конечно, всё же что-то менялось, иначе процессы, происходящие сейчас с людьми и природой, не были бы такими тупиковыми. Слова, которые сохранились в истории, могут ещё послужить как показатель того, что речь велась об одном и том же. Речь шла о том, как жизнь заканчивается смертью. И выбиравшие слова вместе с ними выбирали мысли и судьбу, которая зачастую выглядела романтичной лишь со стороны, слетая с языка или выходя из-под пера какого-нибудь алкозависимого и порочного выдумщика.

Позже выяснилось, что среди слов и среди людей на самом деле не было лишних, потому что и те и другие были связными, тянувшими за собой цепочку самых разных смыслов и ранее не предвиденных обстоятельств… Но настало время, поднимающее из древней спячки все когда-либо жившие на планете ментальные программы с одной-единственной, главной целью… Всем найдётся место в общей картине мира! Правда, одни будут использованы как вирусы, другие – как перегной, гумус, на котором стремительно начнёт набирать рост древо Единого Знания. Поисковики и чёрные копатели знают, как берёзки любят землю, ставшую последним пристанищем когда-то горячей, пульсирующей и жаждущей жизни плоти. В таких местах деревья самые крепкие и раскидистые…