Анафем

***************

Инкантер, легендарная фигура, ассоциирующаяся в мирском сознании с матическим миром и якобы способная изменять физическую реальность произнесением кодовых слов или фраз. Представление восходит к исследованиям, проводившимся в матическом мире накануне Третьего разорения, и было чудовищно раздуто массовой культурой, в которой вымышленные И. (предположительно связанные с халикаарнийской традицией) эффектно сражались со своими непримиримыми врагами риторами (процианами). Влиятельная историческая сувина утверждает, что именно неспособность многих мирян отличать подобные развлекательные выдумки от реальности в значительной степени стала причиной Третьего разорения. «Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Через несколько минут все тридцать два фида и прасуура Тамура были в калькории светителя Грода, рассчитанном на восемнадцать человек. «Не перейти ли нам в светителя Венстера, там места больше?» — спросила суура Ала, самоназначенная староста звонщиц и вообще всех, кто оказывался в поле зрения её глаз-прожекторов. За спиной у Алы поговаривали, что из нашего подроста у неё больше всего шансов стать следующей инспектрисой.

Прасуура Тамура сделала вид, будто не услышала. Она прожила здесь семьдесят два года и отлично знала вместимость всех калькориев. Раз она выбрала этот, значит, так захотела, возможно, потому что в тесном помещении труднее скрыть незнание или отсутствие интереса. Места, чтобы сидеть на сферах, не было, так что мы держали их уменьшенными под стлами.

Я заметил, что некоторые сууры сбились чересчур тесно и всхлипывают, уткнувшись друг дружке в плечо, в том числе Тулия, которая мне очень нравилась. Мне было восемнадцать, Тулии — меньше. Последнее время я мечтал завести с ней отношения, когда она достигнет совершеннолетия. В общем, я смотрел на Тулию куда чаще, чем надо. Иногда она тоже на меня поглядывала. Однако сейчас, когда я на неё посмотрел, она демонстративно отвела покрасневшие глаза и уставилась на витраж над доской. Поскольку: а) снаружи было темно, б) витраж изображал, как светителя Грода и его ассистентов избивают резиновыми шлангами в застенках какого-то контрразведывательного управления эпохи Праксиса, в) Тулия так и так провела в этом калькории примерно четверть жизни, я решил, что дело не в витраже.

При всей своей тупости я наконец сообразил, что наш подрост из тридцати двух фидов последний раз собрался вместе. Девочки с их невероятной чуткостью к таким вещам отреагировали слезами, мы по нашей столь же феноменальной толстокожести понимали только, что девчонки, которые нам нравятся, плачут.

Прасуура Тамура собрала нас явно не из сентиментальных соображений.

— Наша тема: сущность и происхождение иконографий, — объявила она. — Если я увижу, что вы достаточно знаете и понимаете материал, вам разрешат во время аперта свободно посещать экстрамурос. В противном случае вы должны будете ради собственной безопасности оставаться в клуатре. Фид Эразмас, что такое иконографии и чем они для нас важны?

Почему прасуура Тамура начала с меня? Возможно, потому что я записывал беседы фраа Ороло с мастерами и был подготовлен лучше других. Я решил сформулировать ответ соответственно:

— Эксы…

— Миряне, — поправила Тамура.

— Миряне знают, что мы есть, но не знают, как нас понимать. Истина слишком сложна и не укладывается в их сознании. Вместо истины у них есть упрощённые понятия — карикатуры на нас. Эти понятия рождаются и умирают со времён Фелена. Однако, если сравнить их все, обнаружатся устойчивые шаблоны вроде… вроде аттракторов в хаотической системе.

Прасуура Тамура закатила глаза.

— Пожалуйста, без поэзии, — сказала она.

Послышались смешки. Я заставил себя не смотреть на Тулию.

— Инаки, изучающие экстрамурос, давным-давно систематизировали эти шаблоны. Они называются иконографиями. Они важны, потому что если мы знаем, какая иконография у конкретного экса… простите, у конкретного мирянина в голове, мы примерно представляем, что он о нас думает и чего от него ждать.

Прасуура Тамура никак не показала, устроил ли её мой ответ. Во всяком случае, она отвела от меня взгляд — максимум, на что я мог надеяться.

— Фид Остабон. — Теперь она смотрела на двадцатиоднолетнего фраа с жидкой бородёнкой. — Что такое темнестрова иконография?

— Она самая старая, — начал он.

— Я не спрашивала, сколько ей лет.

— Она из древней комедии…

— Я не спрашивала, откуда она.

— Темнестрова иконография… — сделал он третий заход.

— Я знаю, как она называется. В чем она состоит?

— Она изображает нас клоунами, — сказал фраа Остабон немного резким тоном. — Но… клоунами жутковатыми. Это двухфазная иконография. Вначале мы, скажем, ловим сачками бабочек, высматриваем формы в облаках…

— Разговариваем с пауками, — вставил кто-то. Поскольку прасуура Тамура его не одёрнула, со всех концов посыпалось: — Держим книжку вверх ногами… Собираем свою мочу в пробирки…

— Поначалу это вроде бы смешно, — продолжал фраа Остабон уже уверенней. — Во второй фазе проявляется тёмная сторона. Впечатлительный юноша попадает в сети хитрецов, достойная мать теряет рассудок, политика толкают к безумным и безответственным действиям…

— Таким образом, в пороках общества оказываемся виновны мы, — сказала прасуура Тамура. — Происхождение этой иконографии? Фид Дульен?

— «Ткач облаков», сатира эфрадского комедиографа Темнестра, которая высмеивала Фелена и фигурировала в качестве свидетельства на его суде.

— Как вы определите, что ваш собеседник привержен этой иконографии? Фид Ольф?

— Вероятно, он будет вежлив, пока разговор идёт о вещах ему понятных, но выкажет странную враждебность, как только мы коснёмся абстракций…

— Абстракций?

— Ну… чего-нибудь, что мы получили от Нашей Матери Гилеи.

— Уровень опасности по десятибалльной шкале?

— Учитывая, что сталось с Феленом, я бы сказал, десять.

Прасууру Тамуру ответ не устроил.

— Я не осуждаю, когда вы переоцениваете опасность, и всё же…

— Фелена казнила мирская власть по приговору суда. Это не было спонтанное возмущение толпы, — подал голос Лио. — Толпа менее предсказуема и от неё труднее уберечься.

— Отлично, — сказала прасуура Тамура, явно удивлённая столь логичным ответом из уст Лио. — Итак, оценим уровень опасности в восемь баллов. Фид Халак, каково происхождение доксовой иконографии?

— Многосерийная движущаяся картина эпохи Праксиса. Приключенческая драма о военном космическом корабле, отправленном в далёкие части галактики для борьбы с враждебными инопланетянами и потерявшем управление в результате повреждения гипердвигателя. Капитан корабля — человек страстный и порывистый. Его помощник — Доке, теорик, гениальный, но холодный и начисто лишённый эмоций.

— Фид Джезри, что говорит о нас доксова иконография?

— Что мы полезны мирской власти. Что наши таланты достойны всяческих похвал. Но что мы слепы или ущербны в силу… э…

— Тех же качеств, которые делают нас ценными, — подсказала фид Тулия. Вот почему я никак не мог выкинуть её из головы: только что она распускала нюни, а тут раз и оказалась умнее всех.

— Как отличить человека, находящегося под влиянием доксовой иконографии? Фид Тулия, продолжай.

— Он будет относиться к нам с интересом, уважая наши знания, но слегка покровительственно, поскольку считает, что нами должны руководить люди, прочнее стоящие на земле и слушающие голос своего сердца.

— Уровень опасности? Фид Бранш?

— Я бы оценил как очень низкий. По сути эта иконография довольно точно отражает истинное положение дел.

Все захихикали. Прасуура Тамура явно не одобрила наш смех.

— Фид Ала. Что общего у йорровой иконографии с доксовой?

Суура Ала на минуту задумалась.

— Тоже из развлекательного сериала эпохи Праксиса? Только это, кажется, была иллюстрированная книжка?

— Позже по ней сделали движущуюся картину, — вставил фраа Лио.

Кто-то шепнул Але подсказку, и она всё вспомнила.

— Да. Йорр выведен как теорик, но если посмотреть на его занятия, он больше праксист. Из-за работы с химикатами он позеленел, и на затылке у него выросло щупальце. Всегда ходит в белом лабораторном халате. Опасный безумец. Вечно вынашивает планы захватить мир.

— Фраа Арсибальт, какая иконография связана с риторами?

Он ответил без запинки, как по писаному.

— Риторы исключительно ловко выворачивают слова наизнанку, злокозненно сбивая с толку мирян или, что хуже, влияя на них внешне незаметным образом. Используют унарские матики, чтобы вербовать и воспитывать сторонников, которых засылают в секулярный мир, где те пробиваются на влиятельные должности под видом бюргеров, хотя на самом деле они — марионетки всемирного заговора риторов.

— Что ж, по крайней мере придумано не на пустом месте! — воскликнул фид Ольф.

Все повернулись к нему, надеясь, что это шутка.

— Кажется, мы знаем, в какой орден ты метишь! — с досадой произнесла одна из суур. Все знали, что она собирается в Новый круг.

— Потому что он ненавидит проциан? Или просто потому, что не умеет себя вести? — спросила её подружка негромко, но так, что слышали все.

— Довольно! — оборвала прасуура Тамура. — Миряне не видят разницы между нашими орденами, так что иконография, которую изложил фраа Арсибальт, опасна для всех нас, не только для проциан. Продолжим.

И мы продолжили. Мункостерова иконография: чудаковатый, встрёпанный, рассеянный теорик, хочет как лучше. Пендартова: дёрганые всезнайки-фраа, бесконечно далёкие от реальности, но постоянно лезущие не в своё дело; они трусоваты, поэтому всегда проигрывают более мужественным мирянам. Клевова иконография: теор как старый и невероятно мудрый государственный деятель, способный разрешить все проблемы секулярного мира. Баудова иконография: мы — циничные жулики, купающиеся в роскоши за счёт простых людей. Пентаброва: мы — хранители древних мистических тайн мироздания, переданных нам самим Кноусом, а все разговоры о теорике — дымовая завеса, чтобы скрыть от невежественной черни нашу истинную мощь.

Всего прасуура Тамура обсудила с нами двенадцать иконографий. Я слышал обо всех, но не осознавал, как их много, пока она не заставила нас разобрать каждую. Особенно интересно было ранжировать их по степени опасности. После долгой сортировки мы пришли к выводу, что самая опасная не йоррова, как может показаться вначале, а мошианская — гибрид клевовой и пентабровой. Она утверждает, что мы когда-нибудь выйдем из ворот, чтобы принести миру свет и положить начало новой эпохе. Её вспышки случаются на исходе каждого века и особенно тысячелетия, перед открытием центенальных и милленальных ворот. Она опасна, потому что доводит чаяния мирян до истерического безумия, собирает толпы паломников и привлекает лишнее внимание.

Из разговора Ороло с мастером Кином я вынес, что мошианская иконография сейчас на подъёме и представлена так называемым небесным эмиссаром. Наши иерархи об этом узнали. Видимо, потому-то отец-дефендор и попросил прасууру Тамуру провести с нами обсуждение.