Никак иначе

Пролог

Спать совершенно невозможно. В этих медвежьих объятиях, которые давать с двух сторон. Здоровенные ладони, словно соревнуются, стремятся завладеть большим количеством моей плоти. Горячие расслабленные тела зажимают между собой, и держат в этом удушающем плену.

Сперва, после мозговыносительного секса, я лежу спокойно, потому что, двигаться совсем не могу, и тело проваливается в негу. Каждая клеточка усталой плоти наполнена эндорфинами, искриться счастьем, и ликованием. Горячая взмокшая кожа, ещё хранит все прикосновения, рук, губ, языков. Она вся наполнена их смешанными ароматами. И я вся наполнена ими, под завязку. И так приятно лежать между их горячими и твёрдыми телами, наслаждаясь, нашими гаснущими искрами страсти. Слушать, как выравнивается дыхание, и замедляются сердца. Чувствовать, как один мой любовник нежно сжимает бёдра, притягивая меня ближе, а другой, сам прижимается со спины, и гладит плечи, разгоняя своим горячим дыханием мои спутанные волосы.

И я умиротворённо замираю между ними, улыбаюсь в темноту и блаженно прикрываю глаза, и слушаю, как они тихо и лениво переговариваются, отвешивая мне пошлые комплименты, и засыпаю.

А потом на смену этому комфорту приходит, затёкшее тело, и жар, от двух мужских тел, что держат меня в тисках. Растолкать этих боровов невозможно. И спать уже так восхитительно, и спокойно, тоже больше невозможно, и в голове зреет план по побегу из кровати.

Я стекаю вниз, и тяжёлые руки мужчин, падают на освободившееся пространство. Это было нелегко, но освободиться стоило, потому что спать хочется неимоверно, а глянув на дисплей лежавшего рядом телефона, я понимаю, что времени на сон осталось не так уж и много. Завернувшись в плед, я падаю на стоящий здесь же диван, удобно устроившись на подушке, моментально засыпаю.

А просыпаюсь от того, что меня подхватывают на руки.

Разлепляю глаза.

— Чё сбежала-то, зеленоглазая? — ворчит Кир, и тащит меня обратно.

В комнате уже светло. Утро.

— Вы меня задавили, — лепечу я, прижимаясь к его груди, — два медведя.

Он как раз кладёт меня к одному из них, ещё мирно спящему. Саша повернулся спиной, и его мотылёк на спине, мирно покачивается от глубоких вдохов мужчины.

— Сколько время уже? — спрашиваю, устраиваясь удобнее в руках Кирилла, который ложиться рядом, укладывая меня практически на себя.

— Почти шесть, — отвечает он, — и заканчивай бегать. Мы с Саней во сне друг друга мацаем.

Я давлюсь смешком.

— Ну и как? Нравиться?

— Сейчас доржёшься, зеленоглазая! — грозит Кирилл, сжимая меня ручищами. — Стонать будешь!

— Нет, нет, нет, Кир! Мне вставать пора! — запротестовала я, придав трагичности своему шёпоту.

— А с этим мне, что делать? — и Кир опускает мою ладонь на свой стояк.

Я послушно обхватываю пальчиками твёрдый член, сжимаю, вожу по шелковой коже.

— У тебя вообще, когда-нибудь, не стоит? — притворно ворчу я, хотя сама наслаждаюсь его возбуждением.

— Допиздишься Света, — рычит Кир, и сжимает мой подбородок, словно зверь обнюхивает моё лицо, — раком загну и выебу!

— Ты считаешь, что это меня напугает? — выгибаю бровь.

— А ты смелая стала! Давай займём твой рот, — и это не предложение, это приказ. Кирилл давит мне на плечи, и я спускаюсь ниже, по его разрисованной груди, зарываясь пальчиками в мягких волосках, и осыпая быстрыми поцелуями его кожу. Потом ниже целую его твёрдый живот, прикусывая и тут же сцеловывая свои следы от зубов. Кир вздрагивает, и утробно рычит, массируя пальцами мои плечи. Я немного приподнимаюсь и втягиваю носом его терпкий аромат, и как по команде во рту слюна. Я облизываю губы, и кидаю взгляд на него, прежде чем коснуться губами его вздыбленной плоти.

— Давай, зеленоглазая, бери в рот! — он как всегда груб, но в этом есть какой-то кайф. Какое-то порочное удовольствие именно в его хрипящем низком голосе, говорящем пошлый, грязные вещи, и я наслаждаюсь, и тяну, хочу услышать ещё пару эпитетов.

Кирилл нетерпеливо давит мне на затылок, а сам подаёт бёдра вперёд, выше.

— Соси, сказал, сучка зеленоглазая! — дождалась я, и послушно раскрыла губы, вобрала в рот, его большой член. Не трачу время на облизывание и поцелуи. Я уже знаю, что ему в кайф вот так, глубоко, притом сразу, хотя подстроится к этому очень сложно. Дыхание сбивает напрочь. И только его довольное урчание, и прикосновение жёстких пальцев, дрожь большого тела, меня останавливают, чтобы не оттолкнуть его, сдерживая его напор. Он проникает глубоко в моё горло, и от этого его печет, и рвотные позывы, заставляют катиться слёзы по щекам, но я терплю, и даже немного наслаждаюсь, его слабостью. Потому что вот сейчас этот суровый мужик и циник, прикрывает блаженно глаза, и шепчет моё имя, и я позволяю ему быть грубым и жестким, отпускать на волю своего зверя.

— Минет с утра! — это Саша повернулся, разбуженный нашими игрищами. — Да ты идеальна, конфетка.

Я бросаю взгляд на Сашу, но Кир снова рывком нанизывает меня на себя, и мне не до разглядываний. Чувствую только, как прогибается рядом матрас, потом горячие ладони гладят меня.

— Меня порадуешь, конфетка? — урчит голос моего второго любовника, и он касается моей груди, зажимая между пальцами мои соски, и я глухо стону, дёргаюсь всем телом, от простреливающего удовольствия.

Саша спускается ниже, целует мою спину вдоль позвоночника, Кирилл же усердно насаживает моё горло на свой член, а я трепещу, от грубости Кира и от нежности Саши.

Он спускается ниже, прикусывает мои ягодицы, снова вызывая во мне дрожь, и я впиваюсь ногтями в бёдра Кира, а он рычит, и особенно резко толкается в меня, замирает, и в это же время Сан насаживает меня на свой член, входя сзади легко и быстро, а я даже выдохнуть не могу, только глаза пучу, от нехватки кислорода и от восторга что, топить моё тело.

— Мокрая, блядь, аж истекла вся! — комментирует Саша, и толкается, и Кир отпускает меня, давя возможность вздохнуть, втянуть воздух. Утирает с щёк мокрые дорожки слез, и почти ласкового поглаживает по голове. А я закатываю глаза, и глухо стону, потому что Сан беспощадно врезается в меня сзади, да ещё и растирает тугое колечко ануса, массируя его пальцами.

Да, после такого утра и пробежка не нужна.

Кир снова оживает, решив, что передышка закончена полностью берёт руководство в свои руки, впрочем, как и Саша, и впрочем, как и всегда. Я заткнута со всех сторон. Во рту у меня член Кира, между ног член Саши, и ещё его пальцы, разминают мой задний вход, ритмично входя, и выходя.

Мужчины хрипят, сыпят пошлостями и матами. Представляю, какой вид им открывается, что Саше, сверху, что Киру снизу, и только я зажата между ними, и мне остаётся опираться только на тактильные ощущения. И они сногсшибательны, умопомрачительны, крышесносны. Мы как единый организм, работам слаженно, и очень быстро подстраиваемся под общий ритм. Ловим кайф друг друга, и от этого ещё более волнительны все эти яркие чувства. А когда контроль заканчивается, и черта рядом, я сдаюсь первой, вою утробно, от затопившего всё тело оргазма, дрожу, выгибая зад, и за мной практически сразу следуют мои мужчины, заливая меня спермой, спереди и сзади.

Я глотаю всё что, выстрелил в меня Кир, и тут же Сан, всё ещё находясь во мне, притягивает меня к себе, поднимает на колени, и, развернув лицо, целует мои губы, совсем не брезгуя, тем вкусом, что они хранят. А Кир лениво прикрыв веки, рассматривает нас.

— Вот это доброе утро, а конфетка? — шепчет мне в губы Саша, отстранившись, и наконец, выходит из влажного лона, хлопает легко по ягодице.

— М-м-м, да, — потягиваюсь я, разминая затёкшую шею, и падаю рядом с Кириллом, на живот, блаженно вытянувшись, — утро и действительно доброе!

Саша ложится рядом, подтянувшись на локтях, приподнимает голову, рассматривая меня. Поворачиваю голову к Киру, тоже смотрит.

— Так ладно, я в душ. Мне на работу, — сползаю с кровати, а то эти звери ненасытные и на второй круг пойдут, вроде только что пар спустили, а глаза жадные.

— Вот на хуя? — ворчит Кирилл.

— Действительно, — поддерживает его Саша.

И они оба тоже встают, идут следом.

— Потому что, она мне нравится, — поворачиваюсь к ним, и упираю ладошки в их торсы, — и в душ я иду одна, потому что планирую там мыться.

И хлопаю дверью перед их носами. Не закрываюсь, конечно, захотят, войдут, никакой замок не спасёт, но позицию свою обозначила. И пусть Кир сколько угодно прожигает меня своими холодными серыми глазами. А Саша иронично смотрит зелёными, совсем невесело при этом, усмехаясь.

Плевать!

Тема по поводу моей работы закрыта. Я не хочу быть содержанкой, и тратить время на хрень. Я люблю свою работу, как бы иронично не напрашивался сюда стишок, это факт.

После душа, посвежевшая, и собранная спускаюсь вниз.

На кухне меня уже ждёт завтрак. Омлет. Явно готовил Кир, потому что Саша всегда ограничивается либо бутербродами, либо доставкой. И чашка кофе, с молоком и без сахара.

Мои мужчины тоже уже приведены в божеский вид.

Кирилл как всегда в потёртых джинсах, и чёрной майке. Темные волосы опрятно лежат зачесанные назад, но скоро, вихры возьмут своё, и шевелюра растреплиться. Он в последнее время всё чаще не бреется, и мне нравиться эта его щетина, так он ещё брутальнее, со своими прожигающими серыми глазами.

Он коротко бросает взгляд на меня, когда я прохожу на кухню, и, слава богу, молчит, потому что рьяно следит за моим внешним видом. То юбка короткая, то блузка открытая. Сегодня на мне широкие брюки, и свободный жакет, а под ним водолазка. Всё максимально закрыто, и не, потому что я такая скромница. Ха-ха! Самой стало смешно, после той вакханалии, что творилась прошедшей ночью, и даже утром.

Просто моя кожа вся в их следах. В укусах, и засосах, синяках.

Звери!

Кир зависает в своём смартфоне, сидит за столом, и попивает кофе.

Саша же уже трещит по телефону, как всегда в грубой и несдержанной манере, кого-то посылая. Он выглядит более лощено. Светлые волосы, лежат аккуратно, лицо чисто выбрито. На нём белая рубашка, хоть и без галстука, и расстегнута по-пижонски на две пуговицы, но всё равно стиль деловой. На длинных стройных ногах узкие темные брюки, и начищенные туфли. Загляденье!

Он тоже посматривает на меня, когда я прохожу к столу и сажусь рядом с Киром, и целую его в колючую щеку, благодарю за завтрак.

Уже месяц как существуют наши нестандартные отношения, а мне всё равно порой, кажется, что всё не по-настоящему.