Тетрада Величко

Но это все в тот момент волновало Кристину очень мало. Она оторваться не могла от двора, который был так хорошо виден через это огромное окно. И с упоением следила за тем, как в этом дворе носятся другие дети, кидая друг в друга снежки или слетая на санках с небольшой горки около одного из старых домов.

— Что, новые владения изучаешь? — с веселой улыбкой поинтересовалась тетя Маша, зайдя в тот момент на кухню, чтобы чайник поставить на плиту. — Голодная?

Кристина растерялась, не совсем зная, что от нее хотят услышать, да и не очень поняв первый вопрос. Но честно кивнула, потому что голодной была. А тетя Маша только шире улыбнулась и подошла к столу, выглянула в окно.

— О, вон мой оболтус носится, — так же весело махнула рукой куда-то в сторону детворы, бегающей друг за другом во дворе. — Опять придет мокрый и до костей замерзший. Познакомитесь.

Кристина глянула во двор, но так и не поняла, кто из мальчишек — сын соседки. А спросить постеснялась.

Тетя Маша в это время взяла из хлебницы, стоящей на подоконнике, какую-то булку, достала из холодильника масло, завернутое в бумагу. И, разрезав булку пополам, щедро не намазала даже, а настругала масло на сдобу. Соединила снова половинки.

— Держи, поешь, пока мы все расставим. Скоро чай будет, — вручив булку Кристине, тетя Маша заглянула в заварочный чайничек, стоящий на старенькой, обитой клеенкой тумбочке около раковины.

Кристина же пока с удовольствием откусила угощение, хоть булка и показалась ей громадной, еще и присыпанная чем-то сверху, какой-то сладкой желто-белой крошкой. Очень вкусной, хоть Кристина и не могла разобрать, из чего та сделана.

— Вкусно? — улыбнулась тетя Маша ее аппетиту. — Мой Кузя тоже эти булки любит. Даже больше, чем с вареньем. Ума не приложу, чем они так детей привлекают. Ладно, кушай. Позовешь, когда вода закипит, — махнув рукой на чайник, стоящий на конфорке, новая соседка снова вышла в коридор.

А Кристина с упоением поглощала угощение, ощущая себя очень счастливой, несмотря на новое место и кучу незнакомых людей вокруг. Ей было тепло и хорошо, мама рядом и даже улыбалась сегодня. Да и тетя Маша показалась ей доброй. И булка — очень вкусная. Кристина очень любила сливочное масло, иногда ей просто хотелось взять и отломить себе кусок, без всякого хлеба, но мама не разрешала. А тетя Маша так щедро ее угостила, что Кристина губами брала маслянистые пластинки и с восторгом ощущала, как те тают на ее языке, продолжая разглядывать двор.

С сыном тети Маши, Кузьмой, которому тогда было одиннадцать, Кристина познакомилась буквально через час. Когда мальчишка — мокрый, как и предсказывала тетя Маша, весь в снегу, казалось, насквозь забившем его штаны, рукавицы и шапку, а также ботинки и носки — ввалился в квартиру.

— Мам! Я пришел! — едва открыв двери, которые еще и не успели закрыться, крикнул он, влетая в квартиру.

«Помощники» уже ушли к тому времени, получив свои бутылки и двадцать рублей. В коридоре стояли только какие-то мелочи: упакованные стопками книги, одежда, связанная в узел в старой льняной скатерти. Через этот узел мальчишка и перецепился с порога, упав со всем своим снегом на их вещи. Вышло так весело, что Кристина, выглянувшая из-за двери их новой комнаты, искренне рассмеялась. Не радуясь его падению, просто забавно. И выскочила в коридор, с интересом набрав в руки снега, который упал с шапки мальчика и не успел еще растаять, очутившись на полу, покрытом разноцветными квадратами линолеума.

Впрочем, мальчишка на ее смех не обиделся вроде. Он тоже улыбнулся. Подскочил с вещей еще до того, как тетя Маша и ее собственная мать очутились в коридоре, стянул шапку с головы, и тряхнул, посыпая пол и Кристину новой порцией обледеневшей снежной крошки. И с интересом уставился на саму Кристю, похоже, забыв, что что-то еще собирался говорить матери.

— Нагулялся, голодный? — тут же начала выяснять тетя Маша, выбежав из своей комнаты. — Быстро снимай все мокрое с себя, Кузьма! — чуть более строго велела она, но было видно, что это несерьезно. Не сердится на сына.

— Голодный, — согласился мальчишка, не ответив на первую часть. И все еще изучал новую соседку.

А вот его мать не пропустила, что вопрос про гуляние остался открытым.

— Э, нет, парень, — с улыбкой протянула тетя Маша. — У нас уговор был: гуляешь два часа, а потом домой и уроки. Завтра в школу же, а ты и не садился еще! — помогая сыну снять мокрые вещи, напомнила соседка. — Это — тетя Тамара и Кристина, жить будут с нами, — познакомила она сына. — Не заставишь за учебу сесть, — повернувшись к ее матери, немного возмущенно и даже устало рассказывала тетя Маша. — Управы на него никакой нет, с тех пор, как отец ушел. Носился бы целыми днями по дворам, да в футбол бы гонял в спортзале — единственное, ради чего с удовольствием в школу ходит. А так, едва на тройки вытягивает. И не дурак, все учителя говорят, что мозги на месте. Но упрямый, как осел. И учиться не хочет ни в какую, — делилась соседка с матерью Кристины своими бедами.

— М-а-а-м! — возмущенным тоном, словно он тут старший, попытался одернуть Кузьма жалобы матери, но на него никто не обратил внимания.

Мама Кристины сочувствующе кивала. Кузьма, казалось, совершенно не беспокоился по поводу того, что о нем сейчас говорили, и сосредоточенно пытался расшнуровать обледеневший, забитый снегом ботинок. А сама Кристина все еще рассматривала этого мальчишку: никогда таких волосатых мальчиков не видела, в садике, куда она ходила, всех стригли коротко. И на улице тоже. А у этого Кузьмы просто вихри какие-то темные на голове торчали во все стороны. И то, что он только что снял шапку, не придавило, а лишь добавило какого-то дикого беспорядка на его голове.

Тетя Маша, продолжая говорить, попыталась этот беспорядок пригладить, но у нее ничего не получилось. Да и Кузьма, наконец-то сняв обувь и куртку, уже крутился, вырывался, явно нацелившись на ванную. На Кристину он поглядывал все еще с интересом, но без какого-то явного восторга. Наверное, будь она мальчишкой — больше бы новому соседу и вероятному другу радовался бы.

В конце концов, его отпустили приводить себя в порядок. Тетя Маша и ее мать потянулись на кухню, накрывать на стол, и Кристина увязалась следом. В школу ей предстояло идти только в следующем году, и потому она слабо разбиралась в том, что взрослые говорили об уроках и успеваемости Кузьмы. Но ей очень хотелось разобраться. Да и интересно было ощущать себя частью таких «взрослых» разговоров.

Кузьма появился на кухне спустя минут пять, уже в сухой одежде, но все с тем же гнездом на голове.

Тетя Маша посмотрела на это, вздохнула, и начала сетовать подруге уже на прическу сына:

— Никакого сладу нет с этими волосами. Вихри, точно как у его отца. Как ни стриги — торчат во все стороны. Только если брить почти, так мне такое издевательством кажется, хоть наша классная руководитель и пишет вечно замечания. Но я не поддаюсь.

— И правильно, над ребенком издеваться нечего, — согласилась мать Кристины, раскладывая по тарелкам гречневую кашу, которую они сварили, пока распаковывали вещи.

Сам Кузьма словно и не обращал внимания, что разговор ведется о нем, спокойно уплетал такую же булку, как уже досталась Кристине ранее. И хоть тетя Маша пыталась прикрикнуть, что сладкое после обеда, в итоге махнула рукой.

— Растет пацан, все равно все в нем горит. Вечно голодный ходит, — заметила соседка.

А мама Кристины только улыбнулась и согласно кивнула на это замечание.

Кузьма же только скривил какую-то насмешливую гримасу на этот диалог. Он в принципе вел себя так необычно для Кристины — словно ему никто не указ. И мать он слушает только потому, что любит. Но и его готовность ей «потакать» имеет свои границы. Мальчишка же, а как-то давал это всем понять одним своим видом, даже маленькая Кристина заметила и ощутила.

А увидев, что она поглядывает на булку, которую он ел, Кузьма не рассердился и не отвернулся, сделав вид будто не заметил. Взял и отломил сдобу с той стороны, где не кусал, и протянул ей.

Кристина смутилась, почувствовав себя виноватой почему-то: он ведь голодный все время, вон мама его рассказывает, а она уставилась и мешает ему есть.

— Нет, — попыталась отказаться она, втянув голову в плечи, — я ела уже. Спасибо!

Но Кузьма и слушать не захотел, держал кусок булки у нее перед носом, пока Кристина не взяла, сдавшись, и не принялась жевать вместе с ним.

Вообще, Кристине было очень странно все происходящее, но и интересно, и весело. Она не привыкла к такой ситуации и к этим людям еще. Но и не чувствовала себя с ними совершенно чужой. Возможно потому, что мама и тетя Маша были знакомы и общались с легкостью, передав это и своим детям. Или еще в чем-то секрет состоял. Но ей нравилось сидеть на той кухне и следить за разговорами, действиями, изменением выражений на лицах.

Да и Кузьма оказался хорошим, хоть поначалу Кристина немного и боялась старшего парня. Мало ли, а вдруг забияка? И будет гонять ее. Но мальчишка хоть и оказался упрямым и со своей точкой зрения на все происходящее, что они все замечали каждый день, а к младшей соседке отнесся по-доброму. Нельзя сказать, что они стали друзьями сразу, все же шесть лет разницы в этом возрасте — очень много. Но под свою опеку Кузьма ее взял. И во дворе присматривал, никогда не отказывался брать Кристину, если сам на улицу выходил. И не таскал ее за собой хвостом вроде, и Кристина гуляла с детьми своего возраста, но как-то они все время рядом были. Она у него под присмотром.

Сначала его друзья поглядывали на нее с удивлением и непониманием, насмешливо дразня «невестой». Но после нескольких заработанных из-за таких дразнилок синяков, умолкли и не возражали, даже если Кузьма тягал Кристину за собой в их играх.

А вообще, Кузьму во дворе любили. Он был заводилой и капитаном всех игр и приключений, всех проказ и проделок. Но, к его чести, всегда брал на себя всю вину, если что-то шло не так, даже если его рядом не наблюдалось. Но Кузьма никогда не позволял Кристине вступаться за него и рассказывать об этом. И постепенно у них начали появляться свои секреты, тайны и истории, о которых никто не знал: ни другие друзья, ни матери.

Тетя Маша хваталась за голову, порой не имея ни сил, ни средств оплачивать разбитые окна первых этажей их двора и школы. Пыталась как-то «воздействовать» на сына, читая ему нотации и взывая к совести. Но особого эффекта это все не приносило. И не сказать, что Кузьма бессовестным рос. И близко нет. Но вот что больше всего сердило и учителей, и его мать. Наоборот, Кузьма прекрасно понимал, что «хорошо», а что «плохо», никогда не обижал младших, сам мог «разобраться» с хулиганами, которые издевались над девчонками или первоклассниками, забирая мелочь или пачкая портфели. Но при этом он редко оглядывался на методы. Да и к учебе, несмотря на явный ум и склонность к наукам, относился поверхностно, не считая основным в жизни. И куда больше времени уделял все тому же футболу, безмерно им любимому.

По словам тети Маши, это все началось, когда отец Кузьмы ушел из семьи. И вроде бы легче всем стало, ведь бывший муж любил выпить и был тяжел на руку, не жалея ни жену, ни маленького сына. Но когда пропал в неизвестном направлении, Кузьма изменился. Может, и всегда характер у сына непростой был, просто и без того проблем хватало, чтобы на причуды сына внимание обращать? Или это исчезновение отца так на нем сказалось, изменив мировоззрение, только управы тетя Маша на Кузьму не имела. И единственной ее надеждой постепенно стала Кристина, которой не всегда, но периодически все же удавалось достучаться до Кузьмы, чтобы в чем-то убедить друга.