Измена под Новый год

Глава 6.1. Николь

— Короче, те гастроли мне запомнились надолго.

— Рудковский, ты в своем репертуаре, — сквозь смех говорю.

Гордей всегда умел рассказать банальную историю так, что живот будет болеть от смеха, а щеки трескаться.

— Но мы правда потом всем составом, реквизитом и аппаратурой пытались добраться до Москвы, голосовали на дорогах. Автобус сломался же. А в канун Нового года найти свободный транспорт — проблема. Все билеты были раскуплены. И на поезда, и на самолет. Магия!

— Как в фильме “Один дома”, да? Когда мама героя пыталась добраться к сыну?

— Ну, что-то в этом роде. Жаль, нам не встретились те музыканты на ГАЗельке.

— Это настоящее новогоднее чудо и приключение. Память на всю жизнь.

Гордей приближается ко мне. Его лицо так близко, что я вижу его длинные ресницы со светлыми кончиками и несколько веснушек на носу. В детстве они были ярче, а с возрастом поблекли.

— А может, новогоднее чудо это ты? — кашемировым голосом произносит, обволакивает как плед.

Облизываю вдруг ставшими сухими губы. За моими действиями пристально наблюдает Рудковский.

От близости чужого мужчины нарастает сумасшедшее волнение.

Хотя… Разве Гордей чужой? Мы с ним с детства знакомы, ели из одной тарелки и делили бутерброд.

Но от покалывающих кожу ощущений смущаюсь. Чувствую, как щеки покрывает румянец, и я глупо улыбаюсь.

— Ой! — вскрикиваю от неожиданности, когда рука Гордея касается скулы.

Страх парализует тело.

Хочется отпрянуть как от обжигающей кожу ручки сковородки. Но не получается. Я только наблюдаю, как Гордей качает головой, растягивает красивые мужские губы в подобие улыбки и говорит:

— Всего лишь ресничка, Светлячок. Загадывай желание.

Снова этот бархатный оттенок голоса. От него теплее становится и приятней.

Закрываю глаза и правда загадываю желания. Не только же в двенадцать ночи в Новый год так можно делать.

Сердце как крохотная птичка бьется и машет крылышками.

В носу щекочет новый аромат. Запах другого взрослого мужчины. Необычно, надо признать.

Открываю глаза. Все это время Рудковский смотрел на меня. Возможно, и не моргал даже. Его взгляд запорошен непонятной мне тоской и хочется больше узнать, чем сейчас живет Гордей, о чем мечтает, что планирует.

Но я лишь скромно опускаю свой взгляд. А когда Савушка спускается к нам и веселым голосом рассказывает, как у него легко получилось собрать лего, я отступаю.

Грудная клетка сжимается и разжимается, дыхание частое. Ощущение нехватки воздуха колоссальное.

— Вы тут побудьте, а мне нужно бабушке позвонить, — нахожу вескую причину, чтобы чуть побыть одной.

Еще вчера я думала, что мы будем встречать Новый год семьей, в голове держала множество рецептов, а сейчас на моей кухне мужчина — не муж, он ловко нашел общий язык с сыном и назвал меня новогодним чудом.

Поднимаюсь в спальню и закрываю дверь за собой дверь. Опираюсь на нее спиной и руку кладу на область сердца. Удары мощной волной сбивают ладонь.

Что творится-то такое?

— Бабуль, привет. С Наступающим!

Всеми силами стараюсь придать голосу ровности. Но со стороны все равно улавливаю дрожащие ноты.

София Марковна Рождественская несмотря на свою строгость, очень любит различные праздники и веселье. После ее серьезной болезни два года назад, она не упускает возможности собрать друзей в своей новой квартире. Бабушка дословно теперь воспринимает — каждый день может стать последним.

В этом году ба решила отмечать Новый год со своими подругами, с которыми познакомилась в санатории на лечении. По счастливой случайности все они были из Москвы.

— Николька, девочка моя, и тебя с Наступающим. Чтобы все у тебя было замечательно в новом году.

На заднем фоне слышны голоса, из телевизора — песни, пока все это не стихает. Бабушка отошла на кухню, чтобы поговорить со мной в тишине.

— Как Савушка? Радуется поди? Все уши мне прожужжал про фейерверки. Говорил, ждет не дождется, когда они с отцом будут их запускать.

Глаза предательски увлажняются, в носу свербит и зудит.

— Стол уже накрыла?

— Накрыла, накрыла, бабуль, — сдавленно произношу.

— Тигран, как всегда, работает допоздна? Ох, будто денег ему мало…

— Он… его нет дома, бабуль. Он в командировке.

Тут же проигрывается картинка с изящной тонкой шее с дорогим чокером и склоненная сильная мужская спина, обтянутая рубашкой. Над которой я, между прочим, с любовью и отпаривателем колдовала.

— Да ты что? Опять один полетел проблемы решать?

За грудиной что-то защемляется, невозможно сделать полноценный вдох. Любая попытка, и меня прокалывает острая длинная игла.

— Не один. С Кирой. С его финансовым директором.

— … с Кирой? В новогоднюю ночь? И далеко ли он уехал?

В ее голосе неприкрытое разочарование. Понимаю, бабуль, как же я тебя понимаю.

— В Нижневартовск.

Молчание в трубке давит на барабанные перепонки. В голове будто за одну секунду повышается давление, и кости черепа сдавливают и сжимают.

Боль с такой силой обрушивается. Как настоящая буря.

— Господи, неужели так сложно было остаться с нами? С семьей? Я места себе не нахожу, когда он там… с ней… с этой…

— Девочка моя… что ж я, старая, наделала…

— Ты о чем, бабуль?

Руками еще сильней сжимаю телефон и вдавливаю его в ушную раковину.

— Тогда, семь лет назад, когда ты мне все рассказала, я не смогла оставить тебя скучающей у окна. Ты же доверилась человеку, невинность ему свою подарила. А он… непорядочно поступил. И я…

— Что ты? Ба?

Ожидание рвет на части. Я то присаживаюсь на кровать, то резко с нее вскакиваю и мечусь по комнате.

— Я пошла к Мансурову старшему. Рассказала ему все. Пригрозила, что не буду мириться и всем все расскажу, как пользоваться такими хорошими и чистыми девочками. Только свадьба могла сгладить поступок твоего Тиграна. Чтобы он взял ответственность, как настоящий мужчина! Его отец согласился. Кажется, припугнул каким-то контрактом, который хотел заполучить твой муж.

Я забываю как дышать. Внутри образовалась огромная черная дыра, которая засасывает все воспоминания за эти годы. Засасывает грубо, мощно, нисколько не щадя.

Силы таят, я плюхаюсь на кровать. Она уже не кажется мне такой мягкой как прежде. Цвет стен раздражает сетчатку глаза до рези, а от аромата дома тошнит.

— Что ты сделала? — спрашиваю, будто не слышала этот длинный рассказ.

— Прости меня, дочка. Прости. Мне хотелось как лучше. Как правильно.

— Я же тебе доверилась, ба! А ты за моей спиной… — слова как осколки стекла, случайно проглоченные. Царапают горло и режут мышцы, — получается, я все это время была Тиграну навязана? Он не хотел этой свадьба? Он не хотел быть со мной?

— Николь!

Сбрасываю так и не попрощавшись.

Меня колотит. Слезы подступают бурными потоками. Чувств внутри очень много, я не понимаю, что в итоге чувствую. Обиду? Злость? Разочарование? Все сплетается косичкой и превращается в удавку, стянутую на моей шее.

Трясущимися пальцами снимаю разблокировку и набираю номер того, кому, как оказалось, я была вовсе не нужна.