Подозревается оптимистка

Глава II. Работа и личная жизнь

Сегодня модным туфлям пришлось особенно туго, их хозяйка, не разбирая дороги, ляпала прямо по жидкой грязи. Нина спешила домой. Упрямого пациента она оставила в медпункте на кушетке, вколов и влив в него все необходимое, почти силой заставив выпить полную кружку чая на травах, который всегда носила в небольшом термосе.

– Сейчас температура начнет спадать, и вам станет жарко, никуда не уходите. У вас смена белья с собой есть?

– В машине, в синей сумке, я сейчас при… – попытался подняться пациент.

– Я сама принесу, гоните ключи, – не терпящим возражения голосом заявила Нина, властно протягивая руку, когда нужно, она могла быть твердой. – Туалет и раковина там. Лишний раз не вставайте.

Порывшись в новой стального цвета иномарке, она без труда нашла сумку с мешаниной вещей, нырнула в нее и извлекла чистое нижнее белье, шорты (лучше бы трико, ну да ладно) и новую футболку. Вернулась, сунула Степке его одежду, задернула ширму, чтобы тот переоделся. А что делать, придется организовывать койко-место прямо в медпункте, не в палатку же его в таком состоянии отпускать.

Чтобы пациент не удрал, Нина предусмотрительно «забыла» вернуть ему ключи и паспорт, а также забрала грязные вещи вместе с курткой в стирку. «Так-то лучше, надеюсь, ума хватит в шортах не уйти». Осматривая Степу, она незаметно проверила вены, зрачки, принюхалась к запаху изо рта – ничего подозрительного. Вроде не наркоман, и не алкоголик.

Теперь в короткий обеденный перерыв надо было что-то сообразить казачку на обед. Себе Нина готовила по чуть-чуть, чтобы хватило на один раз. В холодильнике стоял только вчерашний гречневый суп. Что же можно на раз-два приготовить? Курицу жарить долго. Сосисок нет. Яйца сварить? Пометавшись по кухне, хозяйка поставила воду на макароны и вскрыла тушенку. «У меня не ресторан, пусть ест, что дают. Надо было в больницу ехать». Заварив еще термос чая, подхватив судки с обедом, подушку и плед, Нина со вздохом обулась в резиновые сапоги и побежала обратно. Отмывать туфли не было времени.

– Это ваш обед, – начала она выкладывать перед Степкой контейнеры с супом и макаронами по-флотски.

– Я заплачу, – смутился тот.

– Богатенький Буратино. Чтобы все съел, я слежу, – она забавно сначала указала жестом виктории себе на глаза, а потом перевела пальцы на пациента.

– Аппетита нет, – вздохнул он, – и жарко, вся спина мокрая.

– Вон на подоконнике ваша вторая майка, переоденьтесь. Завтра чистое принесу. Значит так, посидите здесь, хотя бы денек, пока температуру не собьем.

Нина лукавила, одним днем явно не обойдешься, но зачем сразу пугать больного. Информацию можно и по частям выдавать.

– А Интернет здесь есть? – Степка повертел в руках телефон.

– Нет, и мобильник ловит в этом краю села слабо. Зато есть радио, – подбадривающе улыбнулась Нина, увидев кислое выражение лица своего пациента, – вон, на стене висит, от прежнего фельдшера осталось. Вы покрутите колесико, там много каналов, а лучше поспите. Я убежала на обход, приду, опять колоться будем, настраивайтесь.

И Нина выпорхнула за дверь.

Обход сегодня состоял всего из одного посещения, но пожилой пациент, которому фельдшер делала ежедневный курс инъекций внутривенно, проживал со своей женой за фермой в четырех километрах от медпункта. Обычно Нина шла неспешно, наслаждаясь ароматом садов и подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, но сегодня было какое-то нервное напряжение, не дававшее прочувствовать красоту и ускоряющее шаг. «А чего спешить? Укол подействовал, температура спала, несколько часов в запасе есть. Ему в одиночестве еще лучше, расслабится, может поспит», – убеждала себя Нина, а ноги все равно быстро перескакивали через лужи. Позади загудела машина.

– Нинель Александровна, вы к Ковалевым? А я как раз на ферму. Садитесь, подвезу.

Из огромного рычащего джипа выглянуло крупное лицо хозяина сельхозартели, и по совместительству главы Веселовского поселения. «Наша олигарха» – как его в шутку именовали старушки. Иван Павлович Рыжов – большой дядька чуть за пятьдесят, с пивным пузиком и залысинами – недавно развелся и, как говорится, находился в активном поиске. Чтобы не создавать лишних сплетен, Нина всегда отказывалась садиться в его монстра, отнекиваясь любовью к пешим прогулкам, но сегодня форс-мажорные обстоятельства – больной с температурой под сорок, и Нина, неловко поднявшись на небольшую подножку, села рядом с Рыжовым.

Дядька довольно улыбнулся и, рисуясь перед молоденькой попутчицей, даванул по газам. Джип с готовностью ответил хищным рыком и покатил по полным мутной воды колеям.

– Машина вам нужна, Ниночка, так ведь все ноги можно убить, – украдкой пялясь на обтянутые капроном коленки, небрежно бросил Рыжов, как будто купить машину – это так же просто, как мешок картошки.

– Ходить полезно для здоровья, – парировала Нина, натягивая юбку на колени.

– Не скажите, бывает так находишься, что и ноги не ворочаются. А машинка и время экономит, и от дождя опять же укрыть может, – подмигнул Рыжов. – Такая королева пальчиком бы щелкнула, и нашлись бы добры-молодцы, готовые машинку к порогу медпункта подкатить, – он слегка подался в сторону попутчицы.

«Вот дернуло меня к нему в машину сесть», – Нина вжалась в дверь, нащупывая ручку.

– А ко мне сегодня археолог в пациенты попал, – решила переключить она разговор. – Температура сорок, говорит – в речке искупался.

– Перед девицами небось сопляк рисовался, – небрежно махнул рукой Рыжов.

– Да он уже не сопляк, под тридцать, – продолжала «непринужденно» беседовать Нина, впереди замаячила ферма, чуть-чуть осталось.

– И под тридцать – сопляк. Бабы, выпивка, о чем они там еще могут думать? А археологи, так эти вообще не просыхают.

– Да нет, он трезвый. Сказал – городище копают.

– Да, газопровод потянут к Аношкам, а по правилам, сначала археологи должны пройти. Культурное наследие, все по закону. Куда ж деваться? Они ко мне приходили, документы показывали, открытые листы, что-то такое.

«Значит, правда, археолог», – выдохнула Нина.

– Вы мне здесь остановите, я вон там пройду, – попросила она.

– Зачем же огородами, я вас к калитке подвезу, – сделал барский жест Рыжов.

Нина едва заметно поджала губы, но настаивать не стала. Машина объехала ферму, крутнулась на пятачке и выехав на крайнюю улицу, подкатила к стоящему на отшибе двору.

– Спасибо, – торопливо распахнула дверцу фельдшер.

– Я вас подожду, – сладко улыбнулся Рыжов.

«Да, что ж за напасть!»

– Не надо меня ждать, Иван Павлович, – строго посмотрела на него Нина, и не дожидаясь ответа, побежала во двор.

Бабка Лушка Ковалева, как и следовало ожидать, занимала свой наблюдательный пункт у окна, и к досаде Нины, видела дорогущий джип.

– Это тебя доставили? – заговорщически подмигнула она, вошедшей фельдшерице.

– Иван Павлович на ферму ехал, как раз по пути было, – промямлила Нина. – Как Евгений Михайлович?

– Ой, ты не теряйся. Хороший мужик, свободный, хватать надо, – бабка Лушка через плечо Нины продолжила разглядывать не желавшую отъезжать от калитки машину.

– Он же старый… и толстый, – с раздражением тоже посмотрела через стекло Нина.

– А тебе прям красавца подавай, да от них одни слезы, от красавцев этих, – прошамкала беззубым ртом бабка. – Да и чего ж старый, самой-то сколько уж годков?

– Двадцать пять.

– Вот, самой уж далеко не семнадцать, – сказано это было таким тоном, что Нина почувствовала себя страшно древней, почти ровесницей самой бабке Лушке. – Мужчина состоятельный, солидный, – продолжала старуха, – жену бывшую в город сбагрил, квартиру ей там купил, дочь уже взрослая, в институтах учится. Домища у него какая пустой – без хозяйки стоит. Так чего ж теряться, такой долго один не пробудет? Люська Петрова уж вокруг него вьется. Нинка, не упусти, ой, локти кусать будешь.

– Пойдемте, Лукерия Тихоновна, Евгения Михайловича проведаем, – снисходительно улыбнулась Нина.

– Чего на него смотреть, не убежит? – отмахнулась старуха.

Нина на нее не сердилась: старший сын Ковалевых погиб, младший работал где-то на «северах», невестка с внуками приезжали редко. И Лукерья уже несколько лет в одиночестве стойко тянула груз забот о парализованном муже, нанять в помощь сиделку не было денег. И для этой пожилой, прижатой нищетой женщины материальный достаток был недостижимым идеалом благополучия, а все остальное – несущественными мелочами, с которыми можно и нужно мириться. Наверное, Нина тоже так будет рассуждать в свои восемьдесят с небольшим, а вот в двадцать пять сердце еще на что-то надеется и рисует рядом с собой уж точно не престарелого дядечку с баблом.

Назад опять пришлось ехать с Рыжовым, Нина хмуро молчала, давая понять, что не в восторге от навязчивой помощи. Поселковый голова на кого-то орал по телефону, именуя собеседника дебилом, полудурком и без пяти минут безработным. «Он не только старый и толстый, он еще и хам», – бросила презрительный взгляд Нина на потенциально жениха, а может и не жениха, кто знает, на что он там намеки делает, возможно всего лишь в любовницы зовет.

Выскочив из машины у бетонной площадки медпункта, Нина выдохнула с облегчением, но как оказалось преждевременно.

– Ниночка, извините, при вас пришлось разборку устроить, – Рыжов вышел следом за ней, – работа, понимаете, приходится голос повышать.

– Да-да, я пойду, у меня там пациент с температурой. Спасибо, что подвезли.

Но Рыжов, будто не слыша, продолжал идти в след за ней.

– А как вы относитесь к шашлыку?

«Никогда больше не сяду в чужую машину», – с опозданием зареклась Нина.

– Не очень, тяжелая пища. До свидания.

– Тогда может уху? Приглашаю в субботу, мы тут собираемся небольшой компанией.

– Я по выходным к родителям езжу. Еще раз до свидания, – Нина распахнула дверь медпункта.

– Ну, в следующий раз, – наконец сдался голова, – вы обещали, не забудьте, до свидания, Ниночка.

«Когда это я успела что-то пообещать».

– Что вы пообещали? – завернувшись в плед, согнувшись вопросительным знаком, у двери стоял бледный Степан.

– Морозит? – встревоженно подлетела к нему Нина, бесцеремонно трогая рукой лоб. «Как печка!»

– Немного, – кисло улыбнулся казачок.

«Сорок и две», – выдал страшный вердикт термометр. «Ой, мамочки!»

– Степушка, давай скорую вызовем, я тебя очень прошу, очень, – взмолилась Нина.

– Фельдшер, колите что нужно, – не унимался отчаянный больной. – Этот боров на «бобике» пристает к вам?

– Ну, так скажем, навязчиво ухаживает, – Нина торопливо стала распаковывать шприцы и вскрывать ампулы.

– Набить ему морду? – синими губами выдал казачок.

– Пока не за что. А вы драчун? Приспустите штаны.

– Нет, я смирный, но для вас могу.

– Как благоро-о-одно, – иронично протянула Нина. – Вы прямо мой рыцарь, на сером коне.

– Почему на сером? – не понял Степка.

– Машина у тебя серая, – подмигнула Нина, наполняя новый шприц.

Нет, она с казачком не заигрывала. Если бы утром на пороге появился вот такой вполне себе здоровый красавец, Нина бы засмущалась, растерялась, нахмурилась, сухо отвечала бы на вопросы и отводила взгляд, то есть вела бы себя зажатой скромницей. Другое дело – больной, уж здесь смущаться и мямлить никак нельзя. И сейчас для Нины этот смазливый казачок был не мужчиной, а большим капризным ребенком, которого, если не удается отправить в больницу, надо срочно излечить – лекарствами, заботой и шутками. А еще она подбадривала саму себя, потому что в душе панически боялась худшего…