Скальпель судьбы

Даша пожала плечами, затем задумалась и ответила:

— Мне нет, да и мама его Татьяна Дмитриевна приняла меня как родную, жаль, Витин отец не дожил до нашей встречи. Знаешь, Кать, я же выросла не в обычных условиях. Нам в интернате как-то не до современной культуры было. Там такая муштра была, что думать о звёздах-кривляках некогда было. Я, если честно, многие имена только при поступлении в университет услыхала. А так — классическая литература, кино редко, тоже классика. Болтовня под запретом. Да и я не очень-то участвовала во всём этом. Я, Кать, последние несколько лет только физикой и спасалась. Может, поэтому довольно легко поступила на факультет ядерной физики. Витя смеётся — жена умнее мужа будет.

Они вошли в светлое помещение, отделанное бежевой плиткой. Даша оглянулась и прошептала:

— А я иногда слушаю, как он к процессу готовится или по телефону разговаривает, и такой дурочкой себя чувствую! Короче, оба умные! Сама справишься с этим бельём? Если что — три зелёных свистка в сторону моей кабинки!

— Дашка, — рассмеялась Катя, — откуда у тебя такие выражения?

— Как откуда, — закрывая дверцу, проговорила младшая сестра, — от умного мужа, разумеется!

Катя уже поправляла платье, когда услышала приглушённые голоса двух женщин.

— Ты видела, кого близнецы с собой привели? Это же кошмар и ужас! Мало того, что толстухи, так ещё и ведут себя, как базарные бабы! Представляешь, я слышала, как эта рыжая заявила: «Во мне гений крепко спит, а идиот явно не дремлет». Ты можешь представить что-то подобное в нашем кругу? А эта, что с Алёшей танцевала? Тебе не кажется, что она беременная? Боже, неужели братья опустились до обычных баб?

— По-моему, хуже чем подруга Сергея, вообще быть не может! Ты видела, какая она толстая? И платье на ней сидит, как на корове седло. Испортить такую вещь, надев на это недоразумение!

В этот момент Катя и Даша одновременно вышли из туалетных кабинок, переглянулась и улыбнулись. Обе сплетницы напряжённо замолчали и во все глаза уставились на сестёр. Даша тщательно вымыла руки и включила сушку.

— Да вы не переживайте, леди. А то, не дай бог, депреснётё, жрать начнёте всё подряд. — Она повернулась и с улыбкой уставилась на удивлённых девиц. — Лучшая диета, я вам скажу — это зависть. От неё худеют и сохнут, как вы. А вот от любви наоборот, цветут и округляются в нужных местах, как мы. И как говорит уважаемый Сергей Воскобойников — лучше качаться на волнах, чем биться о доски! А вам не мешало бы кое-где и кое-что нарастить, а то на детей Кощея странно похожи.

Она мило улыбнулась и направилась к выходу. Катя чуть задержалась у зеркала, с удивлением обдумывая сказанное младшей сестрой. Ай да Дашка! А с виду и не скажешь, что таким острым языком обладает. Видимо, жизнь в элитном девчачьем пансионате далась ей нелегко. И многому научила.

Сергей заметил, что Катя изменилась после их с Дашей недолгого отсутствия. То ли стала сказываться усталость, то ли Катя услышала что-то неприятное, но она вскоре тихо шепнула: «Пожалуйста, отвези меня домой». Воскобойников глянул на друзей, они тоже засобирались, договариваясь созвониться и обсудить праздничную новогоднюю программу. Сергей помог Кате надеть шубку и усадил её в машину. И совершенно не ожидал, что Катя вдруг опустит голову ему на плечо. Он чуть повернулся и коснулся губами её макушки, надеясь, что сегодняшний вечер для них ещё не закончен.

***

Сергей закрыл дверь, притянул Катю к себе и крепко обнял. Она изменилась в считанные секунды, пока они ехали в лифте. Вдруг появилась напряжённость, тревога, даже паника, которую Сергей ощущал физически. Он не понимал, почему Катя из весёлой раскованной красавицы опять превращается в замкнутую, чуть подрагивающую и почему-то испуганную женщину. Чего она боится? Ведь он не первый мужчина в её жизни. Тогда что её доводит до этого состояния, когда прерывается дыхание, дрожат руки и лихорадочно двигаются пальцы, теребя пуговицы на шубке?

— Катя, что с тобой? Посмотри на меня. Что случилось? Если ты боишься, если не хочешь, не заставляй себя, девочка. Не надо. Я очень хочу быть с тобой, но приму любое твоё решение, слышишь?

Она резко развернулась в его руках и тихо прошептала:

— Даже если я скажу, чтобы ты ушёл?

Сергей криво усмехнулся, провёл костяшками пальцев по щеке и прошептал:

- Даже тогда. Только, Катя, чего ты хочешь на самом деле? Чтобы я ушёл? Или чтобы остался?

- Я не знаю, Серёжа. Только ты… ты должен знать — я не смогу дать тебе того, что ты ожидаешь. Я…

Воскобойников приложил ладонь к мягким губам, прерывая невнятные признания, и склонился к ней:

— Откуда тебе знать это, Катя? Почему ты думаешь, что должна что-то отдавать? Может, девочка, пора что-то и получить от этой жизни?

Катя молчала и только смотрела на него чуть расширенными глазами, когда он медленно снял с её плеч шубу, когда целовал шею, всё крепче прижимая к себе, когда подхватил на руки и шагнул вглубь квартиры. И только тихо выдохнула, когда платье блестящим в свете луны облаком упало к её ногам. Сергей медленно снял с женских плеч бретели комбидресса, стягивая его вниз, освобождая желанное тело. Да, оно не было идеальным с эстетической точки зрения, но оно было нежным, мягким, податливым. Сергей терял голову от тихого женского дыхания, от дрожи, от мысли, что так давно вожделенная женщина с ним. Он поднял голову и вдруг увидел расширенные в ужасе зрачки.

— Катя, Катя! Посмотри на меня! Что с тобой, котёнок? Чего ты боишься? Это я, Катя! Сергей! — Он взял её за плечи и немного встряхнул, стараясь пробиться сквозь стену ужаса, что явно отражался в Катиных глазах. — Что напугало тебя, Катя? Что или кого ты вспоминаешь, когда я прикасаюсь к тебе? Катя!

Она вздрогнула и будто вернулась к нему из паутины своих воспоминаний. Сергей сдёрнул лёгкое покрывало с постели и укутал в него чуть дрожащую женщину, сел на кровать и прижал Катю к себе.

— Расскажи, Катя! Мне расскажи! Я тут, рядом с тобой. И ничего не бойся. Это я, Катя. А я никогда не сделаю тебе больно, не предам и не обижу. Я отлично понимаю, что зa oдну нoчь нeльзя измeнить жизнь. Ηo зa oдну нoчь мoжнo измeнить мыcли, кoтopыe нaвceгдa измeнят твoю жизнь.

Катя вцепилась в его рубашку и еле слышно прошептала:

— Когда мне было двадцать лет, я стала случайным зрителем безобразной оргии.

— И что?

— Да, собственно, ничего, конечно. Только в ней участвовал человек, которого прочили мне в мужья, и ещё несколько друзей моего отца. А потом этот Кайцев отдал меня своим охранникам.

— С-с-у…

— Нет, нет, я убежала, Серёжа, только после этого я не могу, понимаешь? Не могу забыть, не могу расслабиться, мне всегда кажется, что со мной сейчас…

— Тс-с-с, тихо. Мы с тобой сейчас всё сделаем по-другому, ты мне веришь? — Катя подняла голову и молча кивнула. — Я полностью в твоей власти, котёнок, ты всё сделаешь сама. Никакого принуждения, ничего постыдного для тебя. Только ты и твои желания, хорошо? Я в твоих руках, но я с тобой, Катя. Ты всегда можешь позвать меня или попросить. О чём угодно.

Он откинулся на спинку кровати и улыбнулся. Катя посмотрела на его расслабленное тело и мягко коснулась плеча, перевела руку на грудь и замерла. А потом вдруг улеглась у него под боком, поёрзала, устраиваясь поудобнее, и потёрлась носом.

— Нежный, пушистый котёнок, — прошептал ей в макушку Сергей и услышал в ответ:

— Ты, Воскобойников, договоришься, кажется. С меня сегодня весь волосяной покров наживо содрали, только голова нетронутой осталась, а ты меня пушистиком назвал.

Сергей задержал дыхание, а через несколько секунд громко рассмеялся, переворачиваясь на спину и подтягивая Катю на себя. Она перекинула через мужчину ногу, села на крепкое тело и склонила голову чуть набок.

— А ты совершенно не похож на человека, что связан с миром моды. Даже сегодня ты одет в строгий классический костюм. Или ты не сторонник светофорного стиля?

— Я, Катюша, в прошлом боец спецназа. Просто я… женщин люблю. И хочу, чтобы они выглядели ещё привлекательнее, желаннее и сексуальнее. Поэтому я люблю их одевать.

— И раздевать тоже.

— Поймала. Их не так много было, котёнок. Только после нашей встречи у Ириски больше ни о ком думать не мог. Колдунья моя…

Катя улыбнулась и медленно расстегнула пуговицы на рубашке, развела ткань в стороны и прильнула к Сергею, мягко прижимаясь к горячей коже щекой. Он сомкнул руки у неё за спиной и расстегнул застёжку ажурного бра и повернул Катю на спину. Она спокойно позволила снять с себя бельё и чуть приподнялась, когда Сергей потянул вниз маленькие трусики. Затем быстро сбросил с себя рубаху и брюки, опять лёг на спину и аккуратно усадил на себя обнажённую женщину.

— Расскажи мне об этом, — он дотронулся до швов у неё на животе.

— Зачем тебе это?

— Я хочу знать о тебе всё, Катя. И поверь, эти отметины не вызвали у меня ни в первый раз, когда я их увидел, ни сейчас ничего, кроме сожаления.

Катя вздохнула и тихо прошептала:

— Это от Алёшки. Это после аварии, это после последней операции, когда кишку убирали.

— А эти маленькие откуда?

— Этот следы от дренажей. Этот от разрыва печени, этот от оторванной селезёнки, а эти от порванной кишки. Вот такая география с анатомией, — грустно закончила она. Сергей резко привстал, прижимая Катю к себе. Она же обняла его и тихо прошептала: — Помоги мне, Серёжа. Докажи мне, что я ещё могу…

Она не смогла договорить, Сергей накрыл её губы своими и перевернул, подминая под себя и что-то шепча. Катя потерялась в его голосе, поцелуях, руках, что гладили и сжимали её тело. Сергей чуть отстранился от неё и прошептал:

— Катя, Катенька…

Она со стоном выдохнула:

— Серёжа, да, я не могу больше… пожалуйста… — и вскрикнула, чувствуя, как мужчина заполнил её горячей плотью.

Господи, неужели, эти простые движения могут вызывать такие сладкие ощущения? Она стонала всё громче, легко царапая его спину и прижимаясь всё крепче, всё выше поднимая ножки, всё сильнее выгибая спину — и вдруг задрожала, открыв рот и заглатывая воздух пересохшими губами. Сергей смял её губы свои ртом и задвигался сильнее и быстрее, заглушая её крик и чувствуя, как пульсирует лоно, как сжимаются её мышцы, как останавливается собственное сердце и толчками бьётся наслаждение, затапливая их тёплой, влажной темнотой.

Он не отпускал её из плена рук, губ, напряжённой плоти, взлетая раз за разом вверх к небесам, заставляя её кричать, плакать, измученно стонать и опять кричать, умолять о пощаде, об отдыхе, и опять кричать и стонать. Она летела сквозь эту пряную ночь, раскинув руки, облизывая сухие, опухшие от его поцелуев губы, уже не имея сил обнять его, оттолкнуть, отвернуться, слепо подчиняясь и понимая, что только этот мужчина может дать ей то, что просило, требовало и хотело её тело. Она уснула на рассвете в его руках, обессиленная, уставшая, измученная и самая счастливая на свете.