Как спасти жизнь

Глава 2

Райли

Верхняя часть города для меня все равно что Марс. Я никогда не езжу так далеко на север, если только не навещаю Веронику в «Бергдорф Гудман» (Роскошный универмаг, расположенный на Пятой авеню в центре Манхэттена, Нью-Йорк.). В обычной ситуации я бы не стала этого делать, но сейчас определенно не тот случай. Ночь почти закончилась, паром давно ушел. Похоже поспать не удастся, так что с тем же успехом можно заработать деньги и смыться. Но есть небольшая проблема…

— У меня нет машины.

— У меня есть, — говорит он, указывая на «Бентли Континенталь GT» цвета серебристый металлик с гоночной полосой, припаркованный у обочины.

Я моргаю. Растерянная. Сбитая с толку. Снова моргаю.

— Ты припарковал машину стоимостью в четверть миллиона долларов на улице. И обвиняешь меня в глупости?

— Ты разбираешься в них, — говорит он спокойным, совершенно равнодушным тоном. В прошлой жизни я слишком много о них знала. Например, сколько можно выручить за запчасти и в каких паленных мастерских могут демонтировать датчик GPS с этой малышки. — Так что, мы договорились?

Из-за его манеры говорить все кажется несущественным. Как будто он делает одолжение. Почему-то это беспокоит. Может, дело в том, что он не осознает, насколько хорош и как остальные изо всех сил пытаются переживать один день за другим. Как бы то ни было, моим вниманием завладел автомобиль. Впечатляющий образец изящной утонченности и грандиозных лошадиных сил. Я видела парочку таких в городе. Но ни одной похожей на эту, выпущенную ограниченной партией с индивидуальным покрытием.

— Я хочу наличные. Не доверяю тем, кто настолько жаден, что не может припарковать такую машину в гараже.

Он кивает.

— У меня есть немного дома.

Точно, у него отобрали бумажник.

— У тебя дома… — Вздох. — Послушай, чувак, надо ли объяснять тебе, что я могу причинить твоему лицу намного больше вреда, чем тем двое тупиц, что напали на тебя?

В ресторане, когда он был раздраженным и властным и выглядел как подавленный Брюс Уэйн, он внушал страх. Теперь же он просто избитый богатенький парень, отчаянно нуждающийся в помощи. Мы сравняли счет.

— Нет. — Я слышу в его голосе улыбку, хотя лицо непроницаемо. Ночь становится страннее и страннее.

— Хорошо.

В тишине мы переходим улицу. Тут-то и замечаю, что его состояние хуже, чем я предполагала в начале. Он продвигается через силу, на каждом шаге лицо вздрагивает, и во мне зарождается крошечное чувство вины. Возможно, я была с ним слишком строга. Только из-за того, что он по жизни невоспитанный человек, не значит, что я должна опускаться до его уровня.

Мы подходим к машине, он берет меня за запястье и роняет ключ в ладонь. Без шуток, я почти чувствую головокружение от перспективы сесть за руль этой машины. Это венец инженерного искусства: снаружи — притягательная и изящная, внутри — воплощение роскоши. Не удивлюсь, если обивка представляет собой стодолларовые купюры. Она пахнет деньгами: новой кожей и тонким ароматом, витающим в воздухе, дорогого лосьона после бриться.

Подавленный Брюс Уэйн, как я теперь его представляю, устраивается на пассажирском сиденье и откидывает голову назад. Закрывает глаза. Тем временем идиотка за рулем издает постыдный вздох. За что получает изучающий взгляд. Я сопротивляюсь искушению улыбнуться. Этот защитный барьер должен оставаться на месте, как для моей, так и для его безопасности. К счастью, его заинтересованность длится недолго.

— Прости. Твоя машина только что обняла меня.

— Как тебя зовут?

Неа. Этому не бывать. Я не горю желанием называть незнакомцам свое имя. Можете считать это прокаченным инстинктом выживания. Проигнорировав вопрос, встраиваю «Бентли» в поток автомобилей и сворачиваю на Десятую Авеню.

— Имя? — повторяет он нетерпеливо.

Мы останавливаемся на красный свет, рядом с машиной стоимостью в четверть миллиона долларов тормозит автобус. Сбоку на нем расположен плакат, рекламирующий путешествие на Филиппины. Ни разу не ступив за границу штата, я имела нездоровое пристрастие к туристическим шоу. Это напоминает об одном, которое смотрела не так давно.

— Имельда…

Я приложила минимум усилий, ну что сказать — уже поздно и запас отмазок иссяк.

Он приоткрывает глаза и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я имею в виду по-настоящему посмотреть. Обычно меня не волнует моя внешность, но волосы выбились из конского хвоста и жутко вьются от влажности. Что означает, я выгляжу как вонючая кучка мусора.

— Имельда? — Моргает он и смотрит. На самом деле двигается только тот глаз, что не заплыл. Пристальный осмотр даже одним невероятно сосредоточенным глазом побуждает защищаться.

— Ага, Имельда.

— А фамилия? — На мгновение у нас происходит борьба взглядами. Он устало выдыхает. — У меня нет желания вспоминать об этой ночи, как только наши дорожки разойдутся… Фамилия?

У него такой недовольный и отстраненный тон, что я почти нарушаю главное правило и говорю правду.

— Мааррркус.

Он корчит рожицу.

— Маркос?

— Маркус. Моя фамилия Маркус. Произносится типа… по-другому. — То, как он смотрит на меня, сводит на нет все старания. Обычно мои попытки замести следы не настолько небрежны.

— Тебя зовут Имельда Маркус? — повторяет он с явным недоверием.

— Кратко Имми, — бормочу я, руки на кожаном руле вспотели, так происходит всегда, когда я лгу. — Так меня зовут друзья, но поскольку мы таковыми не являемся, будь добр воздержаться от этого.

Он фыркает. И судя по тому, как морщится, ему это причиняет боль. Загорается зеленый свет, и я направляюсь на север, медленно пробираясь по Десятой Авеню, хотя улицы в основном пусты, потому что куча народу утром уехало из города на пляж.

— Почему мы еле двигаемся? — спрашивает он через несколько минут.

— Потому что я не хочу, чтобы тебя вырвало в машине. У меня пунктик на счет блевотины. Я ее не выношу.

— Я не собираюсь блевать. — Когда он закрывает глаза, его хмурое выражение очень близко к тому, чтобы смениться улыбкой. — Жми на газ. Езжай так, будто ты ее украла.

Я делаю, как сказано, лавируя между желтыми такси и встречающимися то тут, то там микроавтобусами с номерами из Джерси.

— Знаешь… — говорю я, уделяя внимание ему и дороге, — с твоей стороны было очень глупо разгуливать ночью, будучи пьяным в стельку.

Вопросы плодятся в голове как гремлины и я не могу держать рот на замке, когда это происходит. Он же, напротив, хранит молчание. Даже не дергается. Я получаю от него ноль реакции, и мы снова погружаемся в тишину, которая сохраняется еще несколько кварталов.

— Это просто предположение, но кажется, ты можешь позволить себе охрану, — добавляю я. С его стороны снова тишина. Этот парень — человек-загадка. Что, конечно, только подогревает мое любопытство. — Я хочу сказать…

— Ты всегда так много болтаешь? — наконец выпаливает он в ответ.

Ворчун. Приятно знать, что у него еще бьется пульс. Я уже начала сомневаться.

— Считай, что это еще одна услуга. У тебя может быть сотрясение мозга, а я делаю все, чтобы не дать тебе уснуть.

— Ты прямо вылитая Флоренс Найтингел, — невозмутимо произносит он.

— Всегда пожалуйста.

Вскоре после этого правая сторона моего лица начинает гореть под его пристальным взглядом.

— Чего?

— Ты правда умеешь пользоваться дубинкой или это просто реквизит?

Я правда хорошо с ней управляюсь, но не хочу выдавать слишком много на случай, если придется напомнить, кто здесь босс. Лучше попридержать эту важную информацию при себе.

— Я знаю, как ей пользоваться, — говорю ему. — Мой друг — коп. Он обучает самообороне. — Разумеется, это побуждает бросить в его сторону косой взгляд. — Могу дать тебе его номер.

Доминик мог бы научить этого парня кое-чему.

— Ты бы стала с ними драться? — Его голос сочится скептицизмом. Не в первой парень сомневается в том, на что я способна. Для них это никогда не заканчивается ничем хорошим.

— Я ломала пару костей. В городе не так безопасно, как раньше, сегодняшняя ночь яркий тому пример.

— Тебе нравится драться? — продолжает он.

— Неа… — говорю я, поворачиваясь к нему, чтобы посмотреть в здоровый глаз. Он должен понять, что значат слова, которые я произнесу от чистого сердца. — Ненавижу драться. Я просто отказываюсь быть жертвой.

Машина позади нас сигналит, и до меня доходит, что мы стоим на зеленом свете. Я нажимаю на газ и мчусь через Пятьдесят седьмую улицу в Ист-сайд.

— Итак… почему у тебя нет охраны?

— Потому что я в ней не нуждаюсь.

Я оглядываюсь на него, чтобы убедиться, что он шутит. То есть он это не всерьез. Его лицо выглядит так, словно он впечатался в задницу мула. Вместо этого я нахожу его в глубокой задумчивости, рассеянно смотрящим в окно на пустынную улицу. Тут-то меня и настигают бессонные ночи на ногах и долгие часы работы в течение дня. Я начинаю смеяться. И не просто смеяться, речь о смехе, от которого по лицу текут слезы, и я едва ли могу вести машину.

— Правда что ли? — наконец выдавливаю я из себя, когда стихает хихиканье. Надо отдать ему должное: он умеет развлечь.

— Да, — отвечает он без тени стеснения.

Этот парень…

Он определенно занятный. Даже если не стремится к этому.

***

Десять минут спустя я еду вниз по Пятой Авеню, и он указывает на освещенный вестибюль довоенного здания.

— Припаркуйся перед домом.

Я останавливаю машину у обочины, он выпрыгивает из нее и, не оглядываясь, заходит в фойе. У меня нет другого выбора, кроме как схватить сумку и броситься за ним. Время за час ночи. Нужно уладить наши дела и вернуться в центр.

В вестибюле за белой мраморной стойкой в темном костюме сидит белый мужчина средних лет. Он откладывает планшет, ставя на паузу игру, которую смотрел.

— Босс, — говорит он парню, имя которого, как я теперь понимаю, не знаю.

— Кевин. Ты бы не мог позаботиться о машине, пожалуйста? Она перед домом.

Он жестом показывает отдать ключи, что я и делаю, кладя их на стойку.

— Будет сделано, — отвечает Кевин, подозрительно глядя на меня. Пофиг. Плевать на этого заносчивого швейцара.

В лифте парень, имени которого я не знаю, прислоняется спиной к панели из красного дерева и закрывает глаза. Гремлины вернулись, приумножаясь с каждой секундой. Но, прежде чем я успеваю задать хоть один вопрос, раздается звонок и двери лифта открываются, предоставляя доступ к богато украшенному коридору.

Я уже бывала в таких зданиях прежде. Мой друг когда-то работал швейцаром в похожем заведении на Парк-авеню, пока его не уволили за курение травки во время обеденного перерыва. Этому парню принадлежит весь верхний этаж.

Распахнув входную дверь, он заходит внутрь. Квартира огромная, с открытой планировкой, заставленная безликой современной мебелью. Стены украшены унылыми произведениями искусства в стиле модерн. Собственно, это идеальное отражение хозяина. И здесь темно. Мрачно и безжизненно. Я чувствую закономерность.

— Сюда, — говорит он, проходя вперед и по пути сбрасывая пиджак и галстук. Он бросает их на кресло, которое выглядит слишком дорогим, чтобы на нем сидеть. Автоматически включается тусклый свет. Понятия не имею, как это происходит. Непохоже, что здесь установлена одна из этих штучек, которая работает от хлопка. Он просто загорелся.