Папочкин Ангелок

⁓

Все дело в мелочах. Я стал заботиться о Лекси. Прошло уже несколько месяцев. Честно говоря, я не думал, что они продлятся так долго, но мы проводим все больше и больше времени вместе. Мы проводим вечера за просмотром кино и играем в игры, мы пьем и разговариваем. Джастин всегда раздражается и первым закругляется, оставляя нас наедине. Я узнаю, о чем она мечтает, на что надеется. Она говорит мне о своем прошлом.

Лекси прекрасна внутри и снаружи.

Полностью. Но сегодня она другая — притихшая и несчастная. Я пытаюсь выманить ее из скорлупы, но она, кажется, сворачивается калачиком, поэтому я нарушаю свои собственные правила. Обойдя стол, я игнорирую игру, в которую мы играем. Джастин наверху собирает вещи. Здесь только она и я, возможно, поэтому я так осмелел. Но эта тоска, эта боль на ее лице заставляют меня нарушить все правила. Мне нужно утешить ангелочка, помочь ей.

Она взывает к моей натуре защитника.

Стоя на коленях у ее ног, я сжимаю ладони Лекси на коленях в своих лапищах. Она продолжает смотреть на мои ручищи, моя загорелая плоть накрывает ее нежную кожу, но она не отстраняется.

— Ты в порядке?

Лекси кивает и собирается выдавить из себя фальшивый ответ, тогда я поднимаюсь, крепко сжимаю ее подбородок и заставляю ее посмотреть мне в глаза.

— Не лги мне, ангелок. Что случилось? — Я требую, приказывая ей сказать мне, не давая Лекси места для лжи или уклонений. Она скажет мне, или я выбью из нее признание силой.

— Я… Кажется ли вам, что я уродина? — шепчет она.

Я изумленно моргаю. Лекси очень комфортно чувствует себя в своей шкуре, и она знает, что красива… Откуда такие вопросы?

— Почему мне должно так казаться? — огрызаюсь я. Она вздрагивает, но я отказываюсь отступать. — Слова, ангелок, используй все слова, или я пойду и спрошу своего сына.

Она вздыхает, глаза наполняются слезами.

— Мы поссорились из-за того, что я танцую. Он сказал, что я хочу заниматься этим, потому что считаю себя недостаточно хорошей, что мне нужно, чтобы они хотели меня, чтобы доказать себе, что я не уродина. — Лекси икнула на последнем слове, и во мне будто разворошили угли. Как он посмел?

Как этот идиот смеет пытаться сломать такое прекрасное создание, сидящее передо мной? Как он смеет причинять ей боль в силу собственной неуверенности? Мой сын-придурок должен поклоняться Лекси, кидаться ей в ноги, смотреть, как она танцует и поет, с гордостью осознавая, что все эти мужики со своими бабами хотят ее, но он тот, с кем она уходит домой. Я хочу свернуть ему шею, но она все еще смотрит на меня. Эти большие голубые глаза смотрят на меня в ожидании. Я должен ответить. Я должен дать ей правильный ответ.

— Нет, он заблуждается. Я никогда не видел, как ты танцуешь, но я знаю, что ты делаешь это не поэтому. Ты прекрасна, Лекси, так чертовски прекрасна, что иногда это причиняет боль, и речь сейчас не только о красоте физической.

Она фыркает, и я вытираю скатившуюся слезу, баюкая ее лицо в своих ладонях.

— Дело в мелочах.

Лекси пытается отвернуться, тогда я крепко сжимаю руку и заставляю ее посмотреть мне в глаза, я понижаю голос, в котором появляется немного песка, когда я признаю это, когда доказываю, что уже давно за ней наблюдаю.

— Ты не можешь увидеть себя со стороны. Ты не видишь, когда твое лицо озаряется смехом, когда ты просто улыбаешься, когда никого нет рядом, или как оно смягчается, когда тебе спокойно. Ты не видишь себя, когда говоришь о своих пристрастиях, как сверкают твои глаза, а голос повышается и ты начинаешь заговариваться. Как улыбка не сходит с твоих губ, когда ты чуть наклоняешься к собеседникам, когда говоришь. Как смотришь на них, пока они говорят, уделяя им все свое внимание. Ты не видишь, как твои слезы наполняют эти по-детски голубые глаза и взывают ко всем.

Ангел задыхается, и я придвигаюсь ближе, протискиваясь меж ее бедер, нарушая интимное пространство между нами. Она снова сглатывает, нервным взглядом она пытается прочитать что-то в моих глазах.

— Ангелок, — бормочу я, — ты прекрасна, ты чиста, добра душой. Твоя красота поражает меня. Каждый раз, когда я думаю, что ты не можешь стать еще более великолепной, ты становишься такой. И это убивает меня. Разрушает меня.

Я бросаю голодный взгляд на ее губы, а она зеркалит мои действия, прежде чем наши взгляды снова пересекаются.

— Такая красивая, — с тоской шепчу я.

Я слышу шаги Джастина, и она тоже. Улыбка искривляет губы Лекси, которые она закусывает лишь на мгновение.

— Спасибо, Тайлер, — шепчет она специально для меня, прежде чем отпустить мои руки и смахнуть слезы.

Она «делает лицо», пока я смотрю, и я никогда не чувствовал такого счастья от осознания того, что она позволила мне увидеть ее слабость, ее неуверенность, и позволила мне помочь.

— Ты готова, детка? — Джастин зовет ее так, как будто она чертова сучка.

Лекси встает и проскальзывает мимо меня.

— Иду, — отвечает она, ее голос еще не до конца восстановился, но он не задает вопросов — идиот. Лекси замирает у двери в гостиную, а я стою и смотрю ей вслед.

Она делает вдох и поворачивается ко мне, быстро преодолевая расстояние. Ее рука ложится мне на грудь, она поднимается на носочки и прижимается губами к моей небритой щеке. Я вдыхаю ее сладкий аромат, наслаждаясь ощущением ее тепла, ее губ на моей коже. Лекси задерживается там дольше, чем это считается приличным, прежде чем опуститься на пятки. Опустив руку, Лекси смотрит на меня, когда отходит. В ее глазах мелькает растерянность.

Затем она уходит так же быстро, как и пришла.

Я смотрю вслед ангелочку, а сам поднимаю руку, чтобы коснуться щеки, улавливая остатки ее тепла. Такое невинное движение, и все же я почти кончил в штаны.