Мой личный шеф

Глава 6

День нашего выступления. Ближе к четырём часам мы с ребятами на месте. Конкурс пройдет в Малом зале Консерватории.

На секунду выскакиваю в холл, где толпятся участники мероприятия, чтобы быстренько взглянуть на себя в зеркало и проверить, всё ли в порядке. Пару часов назад парикмахер с помощью красивого художественного плетения подняла вверх мои пшеничные волосы. Я переобулась в неудобные, но шикарные туфли-лодочки и облачилась в длинное прилегающего силуэта черное вечернее платье в пол с пикантно открытой спиной. Вроде бы хорошо. Можно готовиться к выступлению.

Перед началом исполнения я провожу небольшую распевку. Как руководитель хора, ещё раз убеждаюсь, что все мои дирижёрские жесты, приёмы тактирования, мимика и штрихи хорошо понятны ученикам. Ибо наше взаимопонимание достигнуто упорным и последовательным трудом на протяжении долгого репетиционного процесса

И вот мы выходим к публике. В первом ряду жюри, состоящее из заслуженных деятелей искусства и не менее уважаемых педагогов. Дальше зрители.

Совершаю традиционный поклон, приветствуя собравшуюся публику, и в тот момент, когда выпрямляюсь, я совершенно случайно наталкиваюсь на знакомый пронизывающий взгляд внимательных глаз.

Директор?! Султанов в зале? Этого ещё не хватало. Какого чёрта он здесь делает? Наверное, пригласили.

На мгновение теряю настрой. И чуть не заваливаю начало выступления. Хорошо, что мои детки подготовлены и сосредоточенны, у них давно сформировался дух коллективизма, взаимопомощи, они умеют сопереживать за общий результат и оттого очень-очень стараются. Ну а руки… Они во время звучания музыки давно живут своей жизнью. И, когда мои воспитанники начинают петь, изящно попадая в ноты, по коже ползут мурашки.

Дальше я полностью отдаюсь мелодии. И забываю о том, кто сидит в зале и зачем мы здесь. Сейчас самое главное — музыка. Она о шуме волн, о чайках, о море. В ней шуршат камни и бурлит пена. А ещё восходит солнце, освещая золотистым рассветом гладь воды. И, пока звучат ритм, метр, темп и динамика, полная гармонии, я вспоминаю, когда последний раз была на море. Зря… Меня несет совсем не туда, потому что отдыхать я ездила семь лет назад, когда ещё не было моей малышки. Потом родилась дочка, я старалась как можно больше добиться в профессии, а вот на море не была.

И так уж вышло, что последний раз побережье, синюю, как лепестки васильков, и прозрачную, как тончайшее стекло, воду я видела с ним.

Сердце сжимается, на чудесную мелодию и великолепно слаженный коллектив детских голосов ложатся воспоминания.

Они мне не нужны. Но я не могу их прогнать.

Я помню открытое окно, старый сетчатый тюль, который то поднимался, то опускался. Пахло солью и сыростью и, несмотря на открытое окно, было жарко. Горячо лежать под его крупным мужским телом и чувствовать, как, просыпаясь, он всегда первым делом целовал меня в висок или лоб, щёку, шею — неважно куда — и сжимал ещё сильнее. Шептал, как любит, и солнце пробивалось сквозь щель в занавесках, и мне не терпелось снова выбежать на улицу — увидеть море…

Музыка оканчивается так же резко, как и моё самообладание. Скорее на автомате разворачиваюсь к зрителям и кланяюсь. А потом согласно хоровому этикету двигаюсь за сцену. В глазах крутятся слёзы, и снова становится обидно за ту себя, за себя прежнюю: молодую, влюбленную и брошенную.

— Ненавижу. — Вытираю уголки глаз, пытаясь быстро проморгаться и забыть.

Забыть немедленно и навсегда.

Детки кидаются обнимать меня, гримерка гудит, словно улей, и я потихоньку отпускаю от себя прошлое. Это пройдёт. Я привыкну. Просто он, как непрошеный гость, явился в нашу школу, и мне надо свыкнуться, что теперь я буду видеть отца своей дочери чаще, чем мне хотелось бы.

Я раздаю деткам заготовленные заранее пирожные, Валя, поехавшая с нами для поддержки, разливает в пластиковые стаканчики газированные напитки.

Рассевшись на стульях, столах и подоконниках, перебивая друг друга, участники моего коллектива делятся эмоциями. Здесь у нас словно свой собственный мир, и мы понятия не имеем, что происходит в зале, сколько проходит времени и кто сейчас выступает. Мы смеёмся и подкалываем друг друга, анализируем ошибки и хвалимся успехами.

И, попивая жёлтую шипучку, забавно щелкающую меня в нос пузырьками, я не сразу замечаю, что в гримёрку входит кто-то ещё.

Нехотя сползаю со стола, на котором сидела, когда детишки хором здороваются с директором.

Не хочу на него смотреть, поэтому утыкаюсь взглядом в пышный букет алых роз в его руках.

— Вы выиграли, Виолетта Валерьевна, поздравляю.

— Спасибо. — Забираю букет и откладываю его в сторону.

Когда не смотришь ему в глаза, всё это вполне можно выдержать. Дети прыгают и кричат: «Ура!»

— Не собирался приезжать, но узнал, что руководители других школ будут здесь, и решил, что мое отсутствие будет неуместно.

— Понятно. — Смотрю на дверь за его плечом.

— Марат Русланович, угощайтесь, пожалуйста, пирожными. — Кидается ухаживать за директором Валентина и суёт ему пластиковую тарелку с вилкой и кусочком сладости с розочкой на верхушке.

— Благодарю. Я всего на секунду. Меня ждут. К тому же сладкое вредно для здоровья.

В следующую минуту в гримерку заваливаются как-то пробившиеся за сцену родители и мой Родион.

Букет у него поменьше, чем директорский, зато улыбка искренняя и добрая. Мгновенно попадаю в объятия своего заботливого мужчины. Он профессиональный настройщик музыкальных инструментов. Высокий, хорошо сложён, одного со мной возраста, довольно неплохо общается с Алёной. Самое главное — не женат и души во мне не чает.

Плевать на прошлое. На то оно и прошлое, чтобы остаться позади навсегда.

— Чудесное выступление. Так тонко и со вкусом. Ты большая умничка. Ну и платье великолепное! — Гладит Родя меня по спине.

А я, прижавшись к его груди, зачем-то поднимаю глаза, нарываясь на пристально-острый взгляд директора.