Выйди из-за тучки

ГЛАВА 3

Тогда, когда бедный Вовка трубно голосил, а меня трясло рядом с ним от боли и растерянности, в мою квартиру ворвалась соседка Лена, а вместе с ней незнакомый мужик. Ленка нежно матюгнулась, как может только она и, подхватив Вовку на руки, унесла в спальню, сюсюкая с ним и пытаясь успокоить разными способами. Она потом рассказывала, что даже станцевала для него с перепугу.

А незнакомый мужик потянул меня из квартиры за руку. И я пошла за ним в каком-то шоковом ступоре. Потому что страх за Вовку затмил тогда все ощущения и эмоции. А когда до меня дошло, что он сейчас в безопасности с Ленкой, и я услышала, что басистые вопли стихают, то меня попустило настолько, что мозг напрочь отказался работать — он отходил от стресса.

Мужик затащил меня в соседнюю квартиру — двушку, насколько я помнила. А там — на кухню. Что у него была за квартира и как она обставлена — не помню вообще, соображала тогда плохо. И потом тоже — какими-то урывками вспоминала, как он вынимал откуда-то застиранный тряпичный сверток, раскатывал его, как рулон, что-то доставал из кармашков. Звуки какие-то — шелест, звяканье… Потом, особо не церемонясь, он стаскивал с меня тонкий короткий халатик, что сопровождалось шелестом осыпающихся стеклянных осколков, которые ткань выдергивала из ранок. Те, которые вонзились глубже и обломились, пришлось доставать пинцетом.

Врач работал, а у меня все это жутко болело. Я сдавленно шипела и дышала со всхлипами, и было не до дурных мыслей. Но когда он закончил со стеклом, и, обработав ранки, залепил их незнакомого вида сетчатым пластырем, то потом начал стирать кровь с моей кожи.

Насколько это было необходимо, и делают ли это медики при перевязках — мне не было известно. Но к тому времени, как влажный, смоченный в спирте кусочек бинта первый раз осторожно прикоснулся к моему телу, самые острые болевые ощущения уже прошли. И я смотрела на мир и на мужика, почему-то стоящего передо мной на коленях, не мутными от боли глазами, а уже более-менее осмысленно.

Бинт продвигался по моему телу осторожно и бережно, стирая уже чуть подсохшую кровь, оставшуюся между заплатками пластыря. Спустился к соску, и мужская рука приподняла снизу мою грудь, фиксируя ее, очевидно, чтобы облегчить себе задачу по вытиранию. Я растерялась, глубоко вдохнула, посмотрела ему в глаза и замерла, потому что увидела… Бисеринки пота на лбу и на носу, расширенные зрачки, жестко сжатые губы и затуманенный взгляд, невыносимо медленно поднимающийся от моей груди и потом — глаза в глаза. И по моей коже больше не скользит проспиртованная марля — мягкое полушарие по-хозяйски обхватывает снизу и уверенно сжимает большая мужская ладонь.

Хрясь! Совершенно непроизвольно я сделала сильное и очень правильное движение. И кто его знает…? То ли сказался стресс, то ли еще что, но двинула я настолько сильно, что он не удержал равновесия и повалился с коленей назад и вбок.

— Дурак! — вскочила я и бросилась к двери, а он начал хохотать, выбешивая этим вообще до предела. Добежала до выхода из квартиры, остановилась и спокойным шагом вернулась за халатом. Подхватила его и повернулась опять на выход. Он, все так же валяясь на полу, сквозь смех прокричал вдогонку:

— Не надо! Там может… быть… стекло!

Швырнула халат обратно на пол, будто там прятались змеи. Он опять хохотал — легко, весело…, а мне срочно нужно было к Вовке. Заглянув в глазок, я быстро перебежала в свою квартиру. И понимала уже, что все-то я сделала правильно, кроме одного — это «хрясь» прозвучало не сразу. Длинная такая секунда… тягучая, как мед… Я много чего успела почувствовать, и он отлично видел это.

Из прихожей — сразу в ванную, там всегда висит просторный махровый халат мужа. Влезла в него, морщась от боли в порезах, а в голове почему-то билось то — из отпуска, словно надрывный крик чайки:

— Ка-ать. Ка-ать. Ка-ать. Кать!

Зар-раза… До чего привязчивая. Или это кровь так лупит в виски?

Поморщилась, мотнула головой и пошла смотреть — что там с малым? А они с Леной сидели на кухне и кушали. Перед Вовчиком тарелка с супом и он уже добрался до ее дна, а соседка кромсала вилкой одинокую котлетку. Увидела меня и довольно высказалась:

— Настоящий мужик растет — успокоить можно, только натолкав жоркой под завязку.

Я поморщилась от неприятных ощущений и, порывшись в аптечке, проглотила обезболивающую таблетку. Села рядом с ними и спросила о том, что не давало покоя:

— Лен, а кто это был?

Она внимательно присмотрелась ко мне и хмыкнула:

— А что ты раскраснелась? Сильно болит? Крови много было, скорее всего — повредила крупные сосуды на руках… Это теперь наш сосед, Волошкины продали квартиру. Врач-стоматолог.

— С-стоматолог?

— А какая тебе разница? Врач он и в Африке врач. Каждый из них должен уметь оказать первую помощь. Там вообще первые курсы общие, и только потом специализация. И что здесь такого — помог же? Сильно у тебя там, покажи? — потянулась она приподнять полу халата.

— Вовка испугается, потом покажу. А откуда он сейчас взялся?

— Откуда-откуда… кран мне чинил. Просто присмотреться хотела. А тут такой вопль! Я, честно, думала — ты малого одного оставила, а он куда-то влез. Хорошо, хоть ключ есть. Пока дверь открыла, жутко перес… ты кушай, Вовчик, кушай… страху натерпелась. Знаешь, зайчик, а ты ведь уже поел. Можно мы с мамой поговорим по-взрослому? От спасибо, — провела она моего сына в комнату и, вернувшись, прикрыла за собой дверь. Внимательно и серьезно посмотрела мне в глаза.

— Странно… первая мысль была, что Андрей что-то с тобой сделал. У тебя выражение лица было… как у маньяка на охоте. Я уже глазами искала, кого ты готовишься убить и сожрать.

— Ты что — сдурела? — поразилась я, — он никогда… и пальцем!

— Так это когда было? Слушай… между вами что — искра проскочила? — непосредственно любопытствовала соседка, — что-то такое у тебя на лице… когда ты только вошла. А знаешь — забирай! Я особого интереса к себе не заметила. Зато ты сейчас первый раз чуть не за год на живого человека похожа. Ань, а и правда… он не то, чтобы красавец, конечно, но видный же мужик! Переспи и…

— Я уже пересыпала… — тоскливо протянула я, отворачиваясь и поднимаясь со стула. Открыла холодильник и зависла, вспоминая — что же я хотела? Вспомнила, спросила у Ленки:

— Тебе огурчик дать?

— Да ладно? — поразилась она, — когда это? Сейчас, что ли? Нет… ты о чем, вообще? Ты же про секс? С кем?

— Тогда — когда совсем плохо было. Ты его не знаешь, — вздохнула я и уселась за стол с такой же котлетой на тарелочке.

— На злости — это все не то, и вообще… короче — сократила до минимума и смылась. А сейчас уже и нет необходимости что-то такое делать — окончательно надломилось… выгорело. Когда решала, как успокоить ребенка… истекая кровью. Наверное, всему есть предел.

— Придет же опять…

— Не спешит, как видишь. Да уже и не важно…