Офисная война

— Все наши подчинённые получили рекомендации, подчёркивающие их техническую и человеческую подготовку. У них не будет проблем с поиском новой работы в ближайшее время. Если этого недостаточно, я согласовал сумму, которая будет предложена команде. Этих денег им хватит, чтобы безбедно прожить до следующего контракта.

— О боже…

К сожалению, двое из них уволились до того, как я смог предложить им пакет. Сейчас они работают в отделе информационных технологий на этом же этаже, что и мы с тобой. Да, это не лучшее место для работы, босс — 65-летний жадный засранец, и он не возместит им ущерб, но, по крайней мере, это начало.

Я широко раскрываю глаза в неверии.

— Ты попросил отца об услуге?

«Но ты же его ненавидишь!»

— Это стоило мне одного ужина с ним в месяц в течение года, — небрежно отвечает он. — Цена показалась мне справедливой.

«Мой. Бог».

— Я…

— Я хочу, чтобы у тебя было ещё два кусочка информации, прежде чем мы прервёмся. Во-первых, я проголосовал за увольнение команд, потому что мой голос ничего бы не изменил. Другие партнёры были «за», и это был мой первый совет. Я не хотел создавать оппозиционный имидж, борясь за дело, которое уже изначально было проиграно. Возможно, ты удивишься, узнав, что я тоже иногда чувствую потребность принадлежать… к чему-то.

Комок сжимает моё горло.

— Во-вторых, это неправда, что ты для меня ничего не значишь.

Его воинственный взгляд устремляется на меня.

— Я долго думал, как заставить тебя понять, что ты значишь, но уверен, ты не поверишь ни одному из моих заявлений, какими бы они ни были романтичными, граничащими с патетикой, аккуратно упакованными и со всеми словами в нужном месте. Боюсь, это недостатки, связанные с наличием определённого таланта ко лжи.

У меня слёзы на глазах, но ему удаётся заставить меня улыбнуться.

— Ты спас нашу команду…

Взмахом руки Эдоардо отмахивается от моего заявления.

— Когда увидел тебя впервые, я мысленно засыпал тебя оскорблениями. Я пытался уничтожить тебя, как только мог, снаружи, но в основном внутри, потому что ты пугала меня до смерти. Добрая, улыбчивая, всегда в форме, преданная правому делу. Ты казалась реинкарнацией моих кошмаров, сконцентрированных в одном человеке. Знание того, что мне придётся иметь с тобой дело каждый день, отправляло меня в психушку. Ты была всем, что я презирал… или, скорее, всем, чего я когда-то хотел и не получил. Ты пугала меня. Я не хотел рецидива. И уж тем более я не мог позволить себе быть очарованным соперником, которого я собирался уничтожить.

Я вздрагиваю.

— Но потом я узнал тебя получше. Ты не так идеальна, как тебя рисуют. Под твоим кажущимся спокойствием и размеренностью скрывается хаотичность, импульсивность. Ты умна и тебе наплевать на чужие суждения. Ты яростна и противостоишь мне с острым языком, который всегда находит творческие способы оскорбить меня. У тебя огромное сердце, и ты не боишься прислушиваться к нему, даже когда ты можешь быть стервой и растоптать того, кто под тобой, — говорит он. — Прошло четыре с половиной дня с момента твоей отставки. Это значит, что у тебя осталось два с половиной, чтобы пересмотреть своё решение.

— … что?

— Аннулируй, Камилла. Подумай ещё раз. Я знаю, что оставил вокруг тебя выжженную землю, но это не должно закончиться так. Возвращайся в наш кабинет. Если в чём ты и преуспела, так это в безумной вере в то, что всем остальным кажется разбитым и безнадёжным.

Я распахиваю веки, чтобы не дать слезам хлынуть по щекам.

— Почему я должна?

Эдоардо упирается локтем на подлокотник, потирая линию челюсти пальцами, пытаясь усмирить хаос мыслей.

— Неважно, — бормочу я, — я понимаю, я…

— Мне жаль, что я толкнул тебя вниз и заставил упасть в пустоту, — добавляет он мягко, словно признание этого причиняет ему физическую боль. — Мы превзошли все стандарты даже для меня.

«Бум!»

— У тебя ещё есть время передумать. — Он встаёт, застёгивает пиджак и бросает на меня непроницаемый взгляд. — Ты не знаешь, как сильно я на тебя надеюсь.

У меня даже нет времени обдумать его речь, потому что Эдоардо опережает меня. Он поворачивается ко мне спиной и выходит в коридор, как и появился, оставляя меня потрясённой катастрофическими последствиями своих откровений.

Обессиленная, я откидываюсь на спинку стула. Я смотрю на угловатый полупрозрачный край стола.

Мне остаётся только гадать, что мне делать с собой.

Если я чему-то и научилась, так это тому, что идеализация прошлого — худший путь в будущее, особенно когда прошлое превращается из мягкого напоминания в балласт, мешающий нам сделать необходимые шаги вперёд.

Мы хотели бы кристаллизовать нашу жизнь в момент наивысшего расцвета, мы хотели бы, чтобы всё хорошее оставалось навсегда, но правда в том, что никто не застрахован от перемен. Работа, отношения, дружба, семья. Люди приходят, люди уходят. И как бы наше сознание ни пыталось бороться с этим процессом и закладывать его основы на неизменной почве, заставляя нас верить, что во всей этой суматохе мы всегда остаёмся собой… правда в том, что мы часть этого вихря.

Мы плод событий, происходящих с нами, и выбора, который делаем, когда жизнь обрушивается на нас.

Нам может быть восемнадцать, тридцать или пятьдесят, но суть в том, что мы не знаем, что нас ждёт в будущем. Не знаем, сделаем ли мы сейчас правильный или неправильный выбор, не знаем, чего мы будем желать завтра и насколько это будет несовместимо с тем, во что мы твёрдо верим сегодня.

Но если бы мы основывали все решения на нашем прошлом, нам бы пришлось задуматься, что было время, когда просмотр мультфильмов, не снимая подгузника, был главным событием дня.

Дверь снова открывается с резким рывком.

Ник, появившийся на пороге, дружески кивает мне в знак того, чтобы я освободила помещение.

Я кладу руки на подлокотники стула и вскакиваю.

Пришло время ещё немного подрасти.