За любовь, которой больше нет (СИ)

Он замолчал, потер глаза, у Ани же слезы не прекращали катится по щекам, она лежала на груди у Маркуса и смотрела в одну точку, задыхаясь от боли.

- У меня не было выбора, да и я никогда бы не смог его сделать, Эни. Он потерял слишком много крови... Я ничего не мог сделать... Я чувствовал себя долбанной букашкой, мне никогда не было так страшно... Страшно понимать, что однажды ты не сможешь что-то изменить и неважно, какие у тебя возможности и средства. Можно хоть сколько бить себя в грудь, но все мы всего лишь марионетки кого-то свыше. Я не помню, что было, когда мне сообщили, что его... его больше нет. Помню, сжимал его в объятиях, боясь отпустить, словно если буду так держать, то он очнется и скажет, что все хорошо...

Аня всхлипнула, поднялась и поцеловала Маркуса, но он продолжал говорить:

- Я не верил, что его нет, я и до сих пор не понимаю этого... Ты знаешь, иногда я езжу на игры его команды и все время пытаюсь найти его среди бегающих ребят, но не нахожу... - усмехнулся он горько, а у Ани сердце сжалось от этого откровения. Боже, как она могла думать, что ему все равно. Прижалась к нему и прошептала:

- Прости меня.

Она знала, что он поймет, и он понял.

- Я люблю нашего сына, Эни. Может, я не уделял ему должного внимания, за что постоянно корю себя, может, я был излишни груб и напорист, но, черт, все мои мысли всегда были лишь о вас.

- Я знаю, родной, знаю! - с надрывом прошептала она, задыхаясь от слез.

- Прости, что не уберег, прости, что не смог ничего сделать. Я... молился твоему чертовому Богу, но он... он не помог, я просил, ползал на коленях, я сделал бы все, что угодно, если бы помогло...

- Не надо, прошу! - обняла она его еще крепче, покрывая поцелуями его мокрое лицо. – Иногда я думаю, что это наказание за то, что я убила человека. – призналась она с горечью.

- Эни, ты защищала себя, да и не человек это был... - резко ответил Маркус.

- Все равно, никому не позволено вершить судьбы. – задумчиво ответила Аня.

- Тогда почему наш сын должен расплачиваться?! - горько воскликнул Маркус.

- Потому что... - начала было она, но он тут же перебил ее:

- Да знаю я эти тонкости твоей религии, к чертям ее! Он умер, и последние мои воспоминания о нем - это как я стою и ору на него за гребаный выпендреж! - сокрушался он. Тяжело сглотнув, Аня смахнула слезы, заглянула ему в глаза и прошептала:

- Он знал, что за дело. Марусь, не вини себя. Наказывать детей нормально, никто не знает и не думает, что завтра его не станет. Да и баловать ребенка тоже самое, что оказывать ему же медвежью услугу, причем на всю жизнь. Ты замечательный отец, это я тебе уж точно говорю. Ты никогда не отмахивался от сына, всегда с ним, если время позволяет... Он знал, что ты любишь его. Для него ты был примером для подражания и идеалом...

- Да уж, хорош идеал! - перебил он ее, Аня закатила глаза и строго сказала:

- Помолчи! Однажды я спросила у него про друзей, и знаешь, что он мне ответил?

Маркус покачал головой и замер.

- Он сказал, что ты – его самый лучший друг.

После этих слов глаза Маркуса заблестели, он хмыкнул сквозь слезы и прошептал:

- Спасибо.

Аня прижалась к нему и поцеловала. Так они сидели до рассвета. Откровения сменили воспоминания о сыне. Маркус и Аня смеялись, вспоминая его в детстве, рассказывая забавные случаи. Они со слезами представляли каким бы стал их сын и кем, спорили, а потом вновь замолкали, вспоминая, что он никогда не станет ни тем, ни другим. Кровавые слезы лились в душе, а сердце сжималось от боли и горя. Но они были вместе, крепко держали друг друга за руку и знали, что есть плечо, на которое можно всегда положиться, есть тот, который разделит с тобой эту боль и отчаянье, и станет хотя бы чуть-чуть легче, потому что одиночество и горе - смертельный коктейль, и лишь любимый человек дарит свет, пусть это лишь маленький огонек среди бесконечной тьмы, но он есть, и ты знаешь, что выживешь, тебе перестает быть страшно. Всего лишь малюсенький свет, а сколько в нем силы?!

Утро было безмолвным, но им и не нужны были слова, достаточно было быть рядом и взглядом подбадривать друг друга. С тяжелым сердцем каждый из них одевал черный костюм, после в гостиной принимал соболезнования друзей и знакомых, а потом было самое мучительное. Аня уже в лимузине не сдерживала слез, Маркус крепко сжимал ее руку, бабушка заключила в свои объятия и просто плакала вместе с ней, зная, что нет таких слов, которые утешат мать, потерявшую сына.

На кладбище все было также как и год назад. Лишь памятник и фотография потеряли новизну. Пока читали молитву, Аня не отрываясь смотрела на улыбающееся лицо сына, она не заметила, как все стали расходится. Вскоре они остались с Маркусом и Дианой втроем. Девочка нетерпеливо ерзала на руках у отца. Аня посмотрела на бледное лицо мужа, скрытое очками, и сердце сжалось, заметив влажные дорожки на его щеках. Он медленно подошел к памятнику, поцеловал фотографию сына и прошептал, вызывая у нее очередную, неконтролируемую порцию слез:

- Привет, сынок. Как ты, малыш?

Они молчали, каждый вел в душе диалог с сыном, а потом одновременно переглянулись, и Аня, тяжело вздохнув, подошла к памятнику, прижалась к холодному мрамору губами и так же шепотом простилась:

- До свидания, сынок, мама и папа всегда с тобой, любят тебя!

Поднявшись с коленей, повернулась к мужу и увидела протянутую руку. Вложила в нее свою и улыбнулась печально, Маркус кивнул и притянул ее к себе, обняв за плечи. Аня тяжело вздохнула, поцеловала его и Диану, а потом они двинулись прочь, но не успела она сделать несколько шагов, как реальность начала ускользать от нее. В глазах помутилось, и все стало медленно растворятся, как в тумане, уплывать куда-то далеко, а потом темнота накрыла ее, лишь какая-то непонятная музыка на заднем фоне ласкала слух...

Глава 20

«Душа кричит, душа поет,

А сердце облегченно плачет

О том, что это только сон

И ничего ведь он не значит!»

Аня стала узнавать серенаду Шуберта, играющую в плеере. Медленно открыла глаза и задохнулась. Еще ничего не понимая спросонья, но уже в глубине души чувствуя невероятное облегчение, она скользила взглядом по худенькой фигурке, темноволосой голове, выглядывающей между передними сидениями, и слезы счастья зажгли глаза. Аня вытащила наушники из ушей и тут же услышала любимый голосочек:

- Нет, я вставил магнит в ноги кукле и в подставку. Поэтому, когда ставишь ее к подставке, она не стоит, а как бы парит над ней.

- Где ты про это услышал? - пораженно спросил Маркус, продолжая вести машину.

- Да препод рассказывал про левитирующий магнит, мне стало интересно. Я потом маме эту куклу подарю, крылья сделаю, и будет типа ангела! – ответил довольным голосом мальчик.

- Ты у нас какой-то интеллектуал что ли? – хмыкнул муж, Мегги засмеялась, обернулась и потрепала внука по темным кудряшкам, а затем взглянула на Аню и застыла.

- Эни, дорогая, в чем дело? Ты почему плачешь? – обеспокоенно спросила она, все тут же замолчали и повернулись к Анне. Она же, покусывая костяшки пальцев, продолжала счастливо улыбаться, слезы текли по щекам, но она не замечала их. Аня жадно впитывала каждую черточку сына, а душа кричала от счастья. Боже, спасибо тебе, спасибо! Сон, это всего лишь сон! Она протянула руки и обхватила своего мальчика за плечи, притягивая к себе. Он навалился всем телом, придавливая ее живот, и Аня только сейчас вспомнила про беременность. Засмеявшись облегченно, стала покрывать милое личико поцелуями, сжимая его щечки. Мэтт ошарашенно смотрел на мать, а потом и сам засмеялся. Маркус непонимающе поглядывал на них из зеркала заднего вида.

- Мам, ну хватит. - засмущался мальчик и начал вырываться, но Аня крепко сжимала его, вдыхая родной запах своего малыша. Смотрела на его лицо и не могла налюбоваться. Черные, отливающие синевой волосы, темные, как у отца, глаза, оливковый оттенок кожи, такой гладкой, словно фарфоровой, ямочки на щеках и ослепительная улыбка. "Берегитесь, девушки!" - все, что можно было сказать, глядя на будущего мужчину. Аня усмехнулась и вновь поцеловала сына. Мэтт закатил глаза и пробурчал:

- Пап, ну, скажи ей.

Маркус засмеялся, но при этом наблюдал настороженно за женой.

- Дай матери потискать тебя, она же всю неделю ждала твоего приезда.

Аня же не могла ни слова сказать, просто прижимала к себе своего ребенка и была счастлива.

- Марусь, остановись пожалуйста. – попросила она хрипло. Маркус даже вопросов не стал задавать, он, видимо, и сам хотел это сделать. Притормозил у обочины и обернулся, но Аня, поцеловав еще раз Мэтта в макушку, вышла из машины. Муж последовал за ней. Мегги же с Мэттом непонимающе переглядывались.

Аня с наслаждением потянулась, втянула свежесть загородного воздуха, погладила свой живот, потрогала его и мечтательно закрыла глаза.

- Малышка моя. – прошептала она, продолжая скользить ладонями по животу. Теперь она точно знала, что это дочь. Не из-за сна даже, а просто было непоколебимое чувство уверенности в этом. Аня была слишком взбудоражена кошмаром, потрясена до глубины души и сейчас словно смотрела на мир по-новому. Когда муж подошел, она не смогла сдержать слез, наверно, все же беременность давала о себе знать, но Аня была не властна подавить ураган эмоций в своем сердце. Обхватила ладонями лицо Маркуса и стала всматриваться в каждую черточку любимого мужчины. Какой же он у нее красивый и такой родной. Губы недовольно поджаты, сейчас наверняка будет ругать ее за слезы. Живот не позволял прижаться к нему всем телом, но это было неважно, главное, что ее мужчина рядом, что он только ее. Не было у него никакой журналистки, нет ничего, чтобы разделяло их, а все проблемы, что еще хранятся в душе, они решат. Теперь она в этом не сомневается.

- Эни, малыш, в чем дело? – спрашивает он тихо, заглядывая ей в глаза. Аня улыбнулась сквозь слезы.

- Поехали домой. – попросила она тихо. У Маркуса брови взлетели вверх, он собирался что-то возразить, но она умоляюще прошептала. - Пожалуйста, котик.

Маркус улыбнулся и покачал головой.

- Интересно, где вас учат одним взглядом пресекать все возражения?! – произнес он с насмешкой, Аня легонько поцеловала его в уголок рта.

- Ну, не сердись. – попросила она смущенно, ей было неловко, что она всех сначала взбаламутила, а теперь пошла на попятную.

- Да ладно тебе. Ты же знаешь, я только из-за тебя поехал в эту деревню. – отмахнулся он. Аня уткнулась ему в плечо, не зная, куда деться от стыда за свои капризы. Она и так порядком достала Маркуса за весь период беременности. Аня сама понимала, что порой невыносима, но ничего не могла с собой поделать. Вторая беременность была какой-то сумасшедшей - бесконечные истерики, слезы, токсикоз, раздражительность и еще этот бешенный сексуальный голод во втором триместре. Ей даже становилось стыдно за свои желания и приставания к мужу. Но Маркуса, казалось, ничего не смущало, за что Аня была ему вдвойне благодарна.

- Знаю, поэтому мне и не по себе, просто... не знаю, как объяснить, но я хочу домой. – попыталась она объяснится.