Городской детектив. Штопая сердца

Глава 16

Абсолютно тёмное пространство пульсировало острой болью, Анна Михайловна пыталась найти точку опоры для плавающего в тумане сознания, но каждый раз, когда казалось, что взгляд зацепился за что-то реальное, женщина снова проваливалась в беспамятство. Наконец, ей удалось выплыть на поверхность, продравшись сквозь бредовые галлюцинации, она пошарила сухим языком во рту, поискала глазами воду и попыталась понять, что случилось. Лисицына, почувствовав саднящую боль в районе виска, подтянула слабую руку к голове и в тусклом отблеске еле дышащего светом ночника увидела на пальцах кровавые подтёки. Вдруг в память острым углом ворвалось последнее событие, и женщина на мгновенье перестала дышать, судорожно соображая, как подать о себе знак. Но оглядев бетонную коробку, панцирную кровать и старый вонючий матрас, на котором она лежала, женщина поняла, что в её жизнь вернулся тот кошмар, который она ждала почти каждый день.

Услышав шаги, Анна Михайловна, повернула голову к стене и закрыла глаза, так она пыталась хотя бы ненадолго оттянуть неизбежный момент новой встречи со своим мучителем.

– Здравствуй. – совсем рядом произнёс мужской голос. – Я так скучал. Ты можешь не притворяться, здесь стоит видеонаблюдение. Я следил за твоим пробуждением.

Анна вдруг почувствовала, как предательски стали выбивать нервную дрожь зубы и подрагивать кончики пальцев, сердце, ошалевшее от прилива адреналина, с бешеной скоростью качало кровь и дышать становилось всё труднее.

– Ладно, отдыхай. Я воды тебе принёс.

Анна вздрогнула от прикосновения чужой руки, услышала, что мужчина поставил на стол пластиковую бутылку, потом отошёл, и вскоре послышался хлопок закрываемой двери.

– Пожалуйста, если есть какие-то высшие силы, дайте мне умереть, чем пройти ещё раз через всё это. – еле слышно прошептала Анна, по щеке её сползла слеза, а тело сковала судорога отчаяния.

***

Глафира сидела перед совершенно растерянной Еленой Сергеевной, смотрела на снятую со стены картину и уже минут десять просто молчала.

– Девушка, может быть, мы прервём это безмолвие? – в третий раз спросила Полякова, глядя на застывшую Глашу с полотном в руках.

– Откуда у вас эта картина? – наконец выдавила из себя Глафира.

– Подарок. – недоумённо ответила женщина.

– Чей?

– Простите, но вы ведёте себя так, будто вы приведение увидели. – выдохнула Полякова, присаживаясь за свой стол. – Я уже испугалась, думала, что-то случилось.

– Кто вам подарил эту картину и когда? – настойчиво спросила Глаша, положив полотно на стол и набирая номер Лисицыной.

– Моя ученица, это её работа. Она была не только прекрасным учёным, но ещё и восхитительно живописала. – лоб женщины прорезала гримаса печали. – Но никогда не гонялась за совершенствованием себя в этой области, ради удовольствия работала кистью, а потом дарила картины близким людям.

Глаша услышала в трубке механический голос, сообщающий, что телефон Лисицыной выключен, нахмурилась и стала звонить Визгликову.

– Почему вы о ней говорите в прошедшем времени? – Глаша услышала, что Визгликов взял трубку, выставила руку, предупреждая ответ Поляковой, и сказала:

– Стас Михайлович я нашла одну из картин, похожих на те две. Полякова знает, кто это рисовал.

– Глаша! У тебя карт-бланш. Тряси её сама, всё из неё вытряхни. Лисицыну похитили, я сейчас пытаюсь разгрести огромную проблему со взорванным мостом. Архарова себе в помощь вызывай, он сегодня допуск полный получил. Латунин с койко-места рвался в бой. Погорелов ко мне едет. Отбой!

– Кирилл знает? – потухшим голосом спросила Глаша.

– Он со мной. Он знает.

Визгликов оборвал телефонный разговор, а Глафира снова провалилась в молчание, потом собралась с силами, взглянула на Полякову и медленно произнесла:

– Елена Сергеевна, сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете мне отвечать. Как можно точнее, давая минимум не относящейся к делу информации. Хорошо?

– Милая, я как-то не привыкла работать в приказном порядке. Поучились бы манерам. Я и так достаточно долго терплю вас и ваши выходки.

Полякова попыталась взять картину в руки, но Глаша перехватила её и фактически прошипела в ответ:

– Сейчас в смертельной опасности находится один очень близкий мне человек и, возможно, все ответы здесь. – Глаша положила ладони на картину. – Прошу вас, услышьте меня.

– Ну хорошо, хорошо. – Полякова тревожно засуетилась, забегала глазами. – Что я могу сделать?

– Кто конкретно нарисовал эту картину? – Глафира открыла блокнот и выжидательно посмотрела на женщину.

– Картины пишут, а не рисуют. – поправила её Полякова, но сразу же осеклась. – Одна моя ученица. Логинова Инесса Витальевна. Она, после того как окончила наш вуз, трудилась здесь в аспирантуре, потом преподавала.

– Почему вы о ней говорите в прошедшем времени?

– Она, к сожалению, скончалась. Такая утрата для друзей, для науки.

– Много таких картина она, – Глаша запнулась, – написала?

– Нет. На самом деле так она лечила приступы странной депрессии, случавшиеся у неё время от времени. Это ей посоветовал один из докторов в клинике, куда ей пришлось наведаться ещё в юности. Люди, сведущие о её недуге, конечно же, предпочитали маскировать перед общественностью это занятие, как страстное увлечение.

– В психиатрической клинике? – уточнила Глаша.

– Да. Депрессии были глубокие, приводящие Инессу практически к кататонии. Но ей попался чудесный профессор…

– Соболев. – сорвалось с языка у Глафиры.

– Вот как? Вы знаете? Тогда зачем весь этот цирк с расспросами?

– Нет, я просто предположила. – глухо сказала Глафира. – Елена Сергеевна, пожалуйста, попытайтесь как можно подробнее вспомнить всё о вашей ученице. Больше всего меня интересует, кому она могла подарить вот эту картину, – Глаша нашла среди фотографий на телефоне снимок полотна из дома Нефёдовых.

Полякова надела очки в модной роговой оправе, внимательно изучила фотографию и посмотрела на Глашу.

– Это чувственная картина. Такую она могла подарить только своему избраннику. – с лёгкой улыбкой сказала она.

– Как вы это определили?

– Смотрите, на моём экземпляре, – женщина показала на двух людей, изображённых в отдалении и держащихся за руки, – есть символы дружбы и мудрости, – она постучала пальцем по сидящей на ветке сове. – Инесса не просто живописала, она вплетала в сюжет смысловые символы и так рассказывала визави о своих чувствах. По-другому не умела. – Полякова на секунду задумалась. – А здесь приглядитесь, внутри солнечного диска более насыщенным тоном нарисовано сердечко. Такая серьёзная барышня, как наша девочка не позволила бы себе просто так расположить мазки. Потом посмотрите в реке, белые гребешки волн тоже в виде сердца, а на берегу стоит оставленная кем-то лира. А лира – музыкальный символ любви.

– А вы, случайно, не знаете пианино символ чего? – задумчиво спросила Глаша.

– Гармонии. Это меня Инесса научила разбираться в символизме вещей, цветов, продуктов. Ей так проще было общаться, ну а её близкое окружение лучше понимало её.

– А барабан? – произнесла Глафира, вспоминая, что под второй картиной стоял детский барабан.

– Вибрация барабанной дроби проникает в самую суть человека, в самое сердце. Это сродни вихрю космической энергии. – Полякова помолчала. – Для Инессы барабан был очень трепетным символом.

– Почему? – Глаша посмотрела на неё.

– Инесса забеременела, родила ребёнка. Но из-за болезни и работы, решила отдать мальчика на воспитание в другую семью. Себя же она утешила очередной картиной.

– А как она погибла? – Глафира прочитала всплывшую на экране эсэмэску. – Простите, я могу сюда пригласить нашего сотрудника? Он подъехал.

– Безусловно. Давайте встретим его и я как раз покажу вам Инессу воочию, её портрет висит на стенде.

Глаша поднялась, набрала Артёма и проговорила:

– Тёма, отпусти опера, который в машине у меня сидит, а сам иди к входу, тебе на второй этаж в кабинет к Поляковой.

Выйдя вслед за Еленой Сергеевной, Глафира посмотрела на фотографию юной миловидной женщины, мазнула взглядом по другим улыбающимся лицам и проговорила:

– Вы не против, если я сфотографирую портреты?

– Отчего же, совсем не против.

– А отец не воспротивился передаче ребёнка? – Глафира навела фотоаппарат на стенд.

– Ох, там такой запутанный чувственный треугольник был. – Полякова вздохнула. – В Инессу были влюблены два студента, но поначалу она отдавала предпочтение Диме, – Инесса показала на карточку, где был изображён молодой человек с пронзительным, ясным взглядом, – второй, Паша, был для неё, – женщина помолчала, – ну простоват, что ли. Его на стенде нет, он не участвовал в этом эксперименте, да и вообще был таким крепким середнячком.

– Артём! – воскликнула Глаша, увидев в конце коридора молодого человека. – Мы здесь! Простите, продолжайте.

– Но вот с Димой у Инессы вышли какие-то разногласия, и она какое-то время отдавала предпочтение Павлу. Собственно, он и стал отцом мальчика. После рождения ребёнка и этой кошмарной процедуры передачи его в другую семью, Инесса совсем замкнулась внутри себя. Потом она практически переехала на свой полигон.

– Куда? – нахмурилась Глаша.

– Давайте пройдём в кабинет, старовата я по несколько часов кряду стоять. – сказала Полякова.

Женщина зашла в свой кабинет, тяжело опустилась на стул и сказала:

– Вот вы мне писали в сообщении, что интересуетесь медуницей. Медуница неясная, конечно, не такая редкость, чтобы её взращивать в колбе. И мы действительно её культивируем, но на испытательных полигонах, потому что для естественного произрастания конкретно этого растения необходим определённый состав почвы, в этом конкретном случае это лесная подстилка. У института есть участки земли в разных уголках Ленинградской области и не только, где мы культивируем различные растения. У Инессы были выдающиеся способности и ей выделили собственный полигон, там она практически жила, вела исследования, преподавала. Там её тело и нашли.

– Как она умерла?

– Органы определили, как суицид. Не могу не согласиться, она была склонна к этому.

– В каком году это было?

– Сейчас не вспомню, но лет пятнадцать назад. – Полякова глянула на часы. – У меня обеденный перерыв и подагра, мне обязательно нужно питание. Давайте переместимся в нашу столовую, у нас там даже свежие овощи с собственного институтского огорода.

– Да, конечно. Я к вам присоединюсь через несколько минут. – Глаша вышла вслед за женщиной из кабинета. – Так, Артём, запроси вот по этой даме кто вёл следствие, кто был судмедэкспертом. Я не знаю, как ты это сделаешь, но информация нужно сверхсрочно. И будь наготове: как только я дослушаю историю, нам понадобится группа захвата. Я, кажется, знаю, куда нам ехать.

– Глаша, ты меня ещё просила найти, куда уехала семья Казанцевых.

– Держи эту информацию пока при себе, она не такая срочная.

Отыскав Полякову в небольшой симпатичной столовой, Глаша присела напротив дамы, отрезающей аккуратные кусочки от белёсых паровых котлет.