Твои письма не лгут

***

Одним ноябрьским утром я отвезла Алису в школу. Сегодня непривычно промозгло. Почему-то мне кажется, что это не просто так. На крышах домов за ночь нападал первый снег. Чуть-чуть покрывает и землю. В обеденное время возвращаюсь домой из редакции за забытыми материалами. По привычке проверяю почтовый ящик, готовясь избавиться от горы макулатуры. И натыкаюсь на письмо. Какое-то время недоверчиво рассматриваю адрес отправителя. Латинскими буквами указано незнакомое имя Пауль Фишер. Письмо доставлено прямиком из Польши. Но этот почерк…

Руки начинают дрожать, когда я бросаю надоедливые рекламки и вскрываю конверт прямо на лестничной площадке. Начинаю медленно подниматься на нужный этаж и читаю прямо на ходу. Уже после первых строк не остаётся никаких сомнений в личности отправителя. Меня переполняет множество эмоций, включая волну облегчения. Герман жив. Он в порядке. И он только что прислал мне весточку.

Пробегаюсь глазами по строкам, а сама бесшумно плачу. Моё сердце болит от того, что его нет рядом. Но, закончив чтение, на моих губах появляется слабая улыбка. Я просто рада тому, что он живёт вопреки всему и не собирается топтаться на месте, убиваясь ненавистью к себе. По моему мнению, так и должно быть. А письмо я потом сожгла, потому что он попросил меня. Но перед этим ещё раз прочитала, надеясь сохранить в памяти каждое слово:

«Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью всё-таки пою — слава Тебе» (Куприн А.И.).

Мне не познать больше простых человеческих радостей: вкус еды, мирный сон, горячий песок под ногами на пляже. Раньше я этого не понимал. Жаль, не умел ценить. Теперь же учусь компенсировать новыми перспективами. Видел твою статью и не могу не похвалить. Ты далеко пойдёшь, Лера, но разоблачение правительственного заговора навсегда останется одним из самых ценных твоих поступков. Не уверен, что люди Мортимора теперь в безопасности, но жизнь их явно станет во много раз легче.

За меня не волнуйся, как и за людей, встречающихся на моём пути. Я пока ещё только учусь, но начинаю лучше узнавать нового себя. Это помогает. Впервые за всю жизнь нахожусь так далеко от родного Мортимора, и мне на удивление хорошо. Для семьи навсегда останусь мёртвым, а для всего мира я теперь Пауль Фишер. Думаю, у меня будет достаточно времени, чтобы вжиться в новую роль.

Уже неделю нахожусь в Варшаве. Тебе понравился бы этот город. Случайно забрёл на Свентояньскую улицу в Мазовецком воеводстве. Остановился возле собора Святого Иоанна. Когда-то здание было полностью разрушено ещё во время Второй мировой войны, но затем была произведена полная реконструкция. Он выглядит так же, как и тогда. Но, знаешь, не смог найти в себе смелость хотя бы попытаться войти в собор. Что если мне теперь запрещено? Любая церковь отвернётся от меня: православная или католическая. Я теперь изгой. Не стал искушать судьбу и осквернять храм своим присутствием. Другие люди этого не заслужили.

Но этот случай заставил задуматься о том, какое предназначение я готов для себя избрать. Глупо тратить такую силу на развлечения и бессмысленные скитания. Буду учиться, а потом изберу для себя путь служения Господу издалека, не рискуя разгневать его своим видом. А именно помогать другим и нести хоть крупицу добра. Заодно постараюсь выяснить, есть ли ещё мне подобные, кроме обратившего. Кем бы он ни был. Для этих целей направляюсь дальше в Ватикан. Найду способ попасть в секретные архивы. Говорят, там хранится множество грязных тайн.

Знаю, ты удивлена этим письмом. Прошу уничтожить его сразу после прочтения. Пусть Герман Мартынов развеется вместе с пеплом. Думаю, если оно попадёт не в те руки, содержанию вряд ли придадут значение. Примут за бред сумасшедшего или обычную чепуху. Но пора оборвать последнюю нить. При жизни мне так и не хватило смелости провести её рядом с тобой. И даже после смерти я не могу посмотреть тебе в глаза и сказать о своих чувствах. Но хочу, чтобы ты знала, что всегда будешь занимать важное место в моём сердце. Возможно, у меня будет целая вечность, но я вряд ли когда-нибудь смогу тебя забыть.

С наилучшими пожеланиями,

твой мёртвый друг Герман»