Приключения сестры милосердия

Глава 2

Следующим утром я проснулась бодрая и отдохнувшая. Сегодня была среда, всего ничего до конца недели. В среду в отделении работы, как правило, было немного. Дежурить больница будет только в четверг и в субботу, а сегодня врачи выписывают больных, чтобы подготовить отделение к дежурному дню.

Касьян был со мной как-то нетипично нежен: мурлыкал, терся о ноги, не орал, по обыкновению требуя еду. «Не заболел ли?» — такое необычное поведение кота могло говорить о каких-то важных событиях в его кошачьей жизни. На улице моросил мелкий дождь, зонтик я забыла, поэтому, решив не возвращаться, потрусила к остановке. Мутное стекло маршрутки было заляпано изнутри и снаружи. Господи, какая тоска у нас здесь, подумала я. В это серое утро предложение моих родителей плюнуть на мою копеечную работу, сдать квартиру и уехать к ним в Африку уже не казалось таким абсурдным.

В больнице было сонное царство. Мелкий дождик и туман за окном расслаблял как хороший транквилизатор. Хотелось запереть дверь процедурки, лечь на кушетку и, укрывшись белой стираной простыней проспать до обеда.

Я открыла форточку нараспашку и стала протирать столик для инъекций, когда в процедурный кабинет ко мне зашел Ашот Андреевич. Он явно был не в духе, и я приготовилась получить выговор.

Но я ошиблась. Ашот несколько минут постоял, молча на пороге процедурного кабинета, как будто наблюдая за мной, потом вкрадчиво сказал:

— Олеся, я к Вам с просьбой…

Ну и ну, подумала я, какой вежливый сегодня, не к добру.

— Да, конечно, Ашот Андреевич. Что надо сделать?

— Я сегодня своего знакомого положил в седьмую палату. Подойди к нему, пожалуйста, поставь капельницу.

— Конечно, я и так бы поставила. Вы в листке написали? — имелся в виду лист назначений.

— Написал. Просто, тут дело такое. Соболев, новый пациент, — директор машиностроительного завода. Он в больницах сроду не лежал, все больше в Карловы Вары и в Ниццу ездил лечился.

— И каким же ветром занесло такого важного дяденьку в нашу богадельню? — ехидно прищурилась я. — Или деньги кончились?

— Да нет, деньги не кончились — Ашот всегда где-то находил себе богатеньких Буратино, оперировал их блестяще, а потом обдирал как липку. — У него обстоятельства семейные.

Я, молча, слушала, чтобы не показать собственного любопытства.

— В общем, я его семью хорошо знаю, жена двое детей взрослых. А тут он с девицей со своего завода связался, видимо, в одной из командировок скучно стало, в общем, снесло крышу начисто ему, из семьи не уходит, а гуляет в открытую.

— Я-то тут причем? — не выдержала я подробного рассказа об амурных похождениях совершенно неизвестного мне директора.

— У него онкология. Похоже на рак желудка. Я его планирую перевести через недельку в Центральную больницу на операцию, после того как анализ гистологии с фиброгастроскопии придет. А пока он здесь полежит, мы ему покапаем. Только я боюсь, что мадам его с завода таскаться сюда будет постоянно к нему, а она, извините, уже с пузом. А я не хочу, чтобы Люда, жена его, все узнала, или они встретились здесь.

— Так мне что, сидеть там постоянно?

— Да нет, ты не сиди, просто посматривай. Если что, мне звони на мобилу. Договорились? А с меня шампусик.

Я кивнула. Ашот Андреевич повернулся и вышел из кабинета. Даже со спины было видно, как он огорчен. Ничего себе история. Только хотел человек новую жизнь с новой женой начать, а вот оно, и добегался…

Посмотрев листок назначений господина Соболева (фамилия-то какая, прям купец!), я заправила капельницу и пошла в седьмую палату.

На кровати в палате «повышенной комфортности» лежал мужчина средних лет, лысеющий, с хорошим открытым лицом. Правда, выражение лица здорово портила гримаса брезгливости, видимо, при виде наших «хором», которые смотрелись довольно убого, по сравнению с курортом в Ницце.

Конечно, «повышенная комфортность» у нас в больнице — это не клиника Мейо, где больные питаются на «шведском столе» и плавают в бассейне, а просто одиночная палата со стареньким холодильником и отдельным санузлом.

— Здравствуйте, капельницу поставим? — мой вопрос звучал чисто формально, ну не откажется же он, в самом деле?

Директор не успел мне ответить, как дверь распахнулась настежь, и в палату ворвалась энергичная особа лет двадцати пяти, видимо, это и была его любовница, потому что ее худенькую невзрачную фигурку уже закрывал уродливый балахон. При виде девицы Соболев занервничал, попытался встать, но скривился от боли и откинулся на подушку.

— Выйдите из палаты, девушка! — пришла я ему на выручку. — Вы что не видите, я капельницу ставлю, вам тут нельзя находится, подождите в коридоре.

С таким же успехом я могла разговаривать с подоконником. Промчавшись мимо меня, и чуть не опрокинув капельницу, нахалка села на край кровати, вытащила из сумочки носовой платочек с гламурной вышивкой, и стала вытирать вспотевшему директору лоб.

«Надо звать Ашота, а то затопчет…» — задвинув капельницу в угол, я побежала в ординаторскую.

Ашот Андреевич, к счастью, еще не ушел в операционную, решительно вошел в палату, и через минуту вывел оттуда наглую девицу, и увел ее в ординаторскую, видимо, для промывки мозгов.

— Сериал мексиканский, а не больница, куда только катимся, никакого уважения к медицине…  — бормотала Аня, разбирая листки назначений на посту в коридоре. В этот раз я была с ней согласна на все сто процентов.

Но как показали последующие события, мексиканский сериал еще и не начинался.

Где-то через полчаса, уже заканчивая выполнять назначения, я услышала громкие женские крики, доносившиеся из коридора. Решив, что опять кто-то умер, и, посетовав на несдержанных родственников, я выглянула в коридор. Моим глазам предстала дикая картина: в коридоре дрались две женщины. Одну я знала: беременная любовница директора завода. Вторая, как я понимаю, женой тоже быть не могла, так как явно была моложе первой лет на десять. Девица выглядела как персонаж комиксов: в черной водолазке и брюках, с черными волосами и черными длинными ногтями, она наскакивала на свою противницу, пытаясь дотянуться до ее глаз. На прыщавом личике соискательницы руки директора уже сияли две здоровенные царапины, в глазах стоял ужас, она била свою противницу по спине маленькой голубой сумочкой и при этом визжала как сумасшедшая. Картина была настолько нетипичной для отделения, что все прибежавшие на крик, застыли как вкопанные: Ашот Андреевич держался за сердце, Аня держала в руке поднос с лекарствами так, как будто готовилась опустить его на голову дерущихся девиц, но при этом не двигалась с места. Не растерялась только наша древняя Ольга Павловна, видимо сказался фронтовой опыт. Она схватила графин с водой, стоявший на тумбочке около палаты, налила полный стакан и плеснула в лицо разъяренным девицам. Представляете, они зашипели! Ашот схватил за руки беременную сожительницу, и вытолкал ее из отделения. А Ольга подошла к черной девице, обняла ее за плечи и увела в ординаторскую. Девица при этом заплакала.

— Аня, что это? — спросила я, пятясь в свой кабинет, вполголоса.

— Дочка его, директора завода. Та, любовница видно вчера к ним домой прирулила, рассказала, что беременна. Жену директора с инфарктом в седьмую ночью увезли. А дочка пришла за папу отомстить. А может, за маму, их не разберешь. Вот ведь трагедия. — Аня склонилась над столом, чтобы рассортировать лекарства, сбившиеся на подносе в кучу во время боевых действий, всей своей позой показывая, как нелегка жизнь.

— А чего она черная такая, как из мультика? — я уже не могла остановиться.

— Готка она, неужели не видишь. Они все так одеваются. — Аня передернула плечами, показывая, что разговор закончен.

Включив в кабинете кварцевую лампу, я вдруг подумала, что больше всего в этой истории мне жалко директора завода. Никому-то до него нет дела, до его онкологии. Может и не случайно он с девицей этой сошелся — от такой вот доченьки скорее нож в спину дождешься, чем почтения да понимания… Я не понимала смысла молодежного увлечения так называемой готикой. Что заставляет молодых людей тусоваться на кладбище, раскрашивать лица в виде маски не выспавшегося вампира, постоянно говорить о смерти? Неужели в их жизни так мало привлекательного? Но судя по всему, дети из не богатых семей не увлекаются готской культурой. Да и дочка директора завода вряд ли испытывала по жизни какие-либо затруднения. Может быть, это протест непонятых родителями детей? Но зеленый или малиновый гребень панка, мне кажется, в большей степени уместен на голове двадцатилетнего молодого человека, чем жуткие черные волосы и шарф с черепами. Впрочем, может быть все это не философия — а дань дикой моде. Моде на смерть.

Было около пяти часов вечера, когда я вышла из больницы и не торопясь пошла к автобусной остановке, прикидывая, что буду делать вечером. Во-первых, надо купить консервов и покормить кота. Во-вторых, можно выбить ковер и пропылесосить квартиру. В-третьих, надо покрасить волосы хной, а то уже рыжая искорка в волосах почти незаметна. Этот процесс я не любила особенно. Жидкая кашица хны оставляла пятна везде — на руках, на лице, на любимом розовом халатике.

Как ни странно, сегодня после работы о событиях в больнице мне думать совсем не хотелось. В самом деле, все это меня не касается. Может быть, вообще ничего особенного не произошло, ну умер больной, всякое бывает, а неприятные предчувствия объясняются моими фантазиями, вызванными одиночеством и любовью к детективным историям? Но придумать причину, которая вынудила пациенту с вывихом бедра резать живот, я так и не смогла, как ни старалась. Так вот, в размышлениях, я почти добралась до своего дома. В этот момент сильный порыв ветра взлохматил столб пыли на дороге, и мне что-то попало в глаз. Возвращаться в больницу не имело смысла, и я решила удалить соринку сама, остановилась около покосившейся разбитой скамейки у подъезда многоквартирного дома и вытащила пудреницу из косметички. Соринку в глазу я так и на заметила, собрав волю в кулак подхватила пальцами верхнее веко и одела его на нижнее. Этот способ удаления инородных тел из глаза нам показывал в медицинском училище один из наших преподов, служивших врачом-подводником на Северном флоте. Резь из глаза тут же ушла, я вытерла слезы со щеки, и в этот момент заметила, что позади меня метрах в тридцати стоит темно-зеленая иномарка, в салоне сидели два человека. Все бы ничего, но эту машину я уже видела краем глаза, выходя из больницы, а цвет очень запомнился, приятно порадовав глаза на фоне серого города. Пока мы встречались, Денис научил меня некоторым своим оперативным штукам. Машина стояла в совершенно не логичном месте, почти на автобусной остановке, и при этом, чуть ближе ко мне, была удобная и полупустая парковка. Во мне разлился не приятный холодок, и сразу как-то ослабели ноги. Господи, неужели за мной следят!

Почему за мной, возможно, следят, вот вопрос. Кроме меня на улице находились — хромой местный дворник Юра и сантехник из ЖЭКа, они, оба уже подвыпившие, шли из минимаркета, о чем свидетельствовала бутылка водки и батон в прозрачном пакете, шумно обсуждали какую-то Любку с соседнего участка.