Не лови золотого коня!

Глава третья. Что было, что будет

Ворожея встала со стула с резной гнутой спинкой и выложила на стол бубнового короля. Затем протянула карты Егору, коротко приказав:

— Тасуй.

Сама же подошла к иконам, прикрутила фитиль у лампадки, прошептала что-то типа: «Прости, Господи, меня грешную» и задёрнула красный угол специальной занавеской.

— Тётушка Ворожея, — позвала маменька, — посмотри, не сглазил ли кто Егоршу.

Егор старательно тасовал колоду. Карты, новенькие, атласные, гладкие, словно гладили пальцы. Он таких и не видел ни разу, хотя девки в селе гадали частенько, да и мужики никогда не отказывались в дурака перекинуться. Но разве сравнишь их потрёпанные старенькие колоды с этой.

— Сдвинь от себя левой рукой, — распорядилась Ворожея, забрала колоду и ответила маменьке: — Расклад посмотрю на Егоршу, на сглаз и порчу проверю, ногу подлечу. На гаданье, так и быть, оставайся. А дальше пойдёшь на завалинку у дома, там подождёшь. Бабам в тягости, не должно обряд видеть. Ежели только их самих не пользуют.

Егор с матерью переглянулись, затем дружно уставились на Ворожею.

— То-то я думаю, почему малинки захотелось. Да так, что спасу нет, — протянула маменька.

— Ты и сама бы на днях догадалась, — сказала ей Ворожея и добавила: — Парня носишь.

— Ой, спасибо, тётушка, за добрую весть, — сказала маменька, счастливо улыбнувшись.

Бабка Егорова постоянно её шпыняла, мол, нам работники в семью нужны, а ты одного лишь парнишку принесла, остальные девки.

— Слышала, мужик у тебя гневлив, да на расправу скор, — сказала Ворожея. — Так вот, передай, ежели руку на тебя поднимет, пока ты в тягости, я его силы мужской лишу.

От ставшего зловещим голоса Ворожеи даже Егору не по себе стало, маменька и вовсе ойкнула и поспешила спросить:

— А вдруг случайно не сдержится?

— Поверь, лучше ему удержаться, — усмехнулась Ворожея и, в сердцах, добавила: — Замучилась я деток от младенческой падучей отливать. Чтоб не было такого, их ещё в утробе беречь надобно. Понятно?

— П-понятно, — слегка запнувшись, ответила маменька, кивая.

Хозяйка избы приступила к гаданию, она разделила колоду на четыре части и разложила рядом с бубновым королём, над ним и прямо на него, приговаривая:

— Что было, что есть, что будет, чем сердце успокоится. — Затем принялась вытаскивать нижние карты и выкладывать изображением вверх. Егору с маменькой со скамьи всё было хорошо видно. Ворожея сопровождала свои действия объяснениями: — Что было: десятка пик. Болезнь. Что есть: девятка пик. Слёзы, потеря друга. Тут всё ясно. Что будет: трефовая шестёрка. Ждёт тебя, Егорша, дорога дальняя, нежданная. Чем сердце успокоится: опять шестёрка, только буби. Тоже дорога, только радостная. Что бы ни было, закончится хорошо.

— Слава тебе, Господи, — прошептала маменька и перекрестилась.

— Иди на завалинку, — велела ей Ворожея. Взяла со стола небольшой туесок и протянула: — Держи малину, пока ждёшь, чтоб всю съела. Как закончим, позову, всё, как есть, обскажу.

Маменька, взяла туесок, поклонилась и быстро вышла. Егор подумал, что, несмотря на строгость, Ворожея добрая, но всё равно продолжал испытывать что-то вроде робости.

Ворожея, между тем, готовилась к обряду: поставила в центр избы стул с витой спинкой, достала из под лавки небольшую деревянную бадью, плеснув туда воды из ведра. Вынула из корзинки пару яиц, а из шкафа гранёный стакан с водой, на дне которого лежал серебряный крестик, пустой стакан, широкую миску, свечи в подсвечниках и кусок воска в маленьком ковше. С каждым вынутым предметом Егору становилось всё тревожнее. Когда же Ворожея достала какую-то мазь, сапожный нож и тугой моток узкого полотна, еле подавил желание сбежать. Уж очень сильно напомнило последнее поход к фельдшеру.

— Что делать, тётушка Ворожея? — спросил он, не выдержав молчания.

— Садись на стул. Ногу больную в бадью, повязка пусть отмокнет. Сиди ровно, пока говорить не велю, молчи, — скомандовала Ворожея.

Егор послушно присел, опустил устало гудевшую ногу в бадью с водой и замер, не сводя с Ворожеи настороженного взгляда. Первым делом она долго катала по его голове яйцо, что-то беззвучно шепча. Затем разбила яйцо в пустой стакан, поставила Егору на голову и вновь зашептала. На этот раз справилась быстрей и принялась разглядывать содержимое стакана. Белок стал светло-серым, а желток потемнел. Ворожея хмыкнула, затем встала перед Егором, приказав.

— Смотри мне в глаза, взгляда не отводи, расскажи о встрече с мавкой.

Егор посмотрел в карие, почти чёрные глаза и почувствовал, как его затягивает в них, словно выворачивая душу, возвращает в ту ночь. Слова лились сами, а он видел, как наяву то, о чем говорил.

Теперь только ясно осознал то, что по первости не заметил. Неживой вид Ульянки, необычный голос, прохладу, что от неё через костёр веяла. Пень, покрывшийся инеем, слова о том, что успеть ей надо до первых петухов, прощание. Пророчество о золотом коне. А ещё вспомнилось, как шла Ульяна к перелеску, а трава под её ногами не приминалась.

Закончив рассказ, он воскликнул:

— Получается, я Ваську с Филькой мавку догонять отправил? На верную смерть послал?

От ужаса от того, что могло произойти, Егора пробрал холодный пот.

Ворожея подтащила табуретку и сказала:

— Ногу сюда. — Она ловко разрезала повязку от колена до пальцев и скинула в бадью, легко отошедшую от раны ткань. Разглядывала ногу, качала головой. — Вот шов не снят, вот ещё один, уж гнить начал. Митрич опять что ли с похмелья был?

— Кажись да, руки у него дрожали, — ответил Егор. Митрич, сельский фельдшер выпить был не дурак. — Маменька просила батю Митричу чекушку в трактире купить, не послушал.

— Зря, — коротко ответила Ворожея и добавила: — молодец, что про чекушку напомнил.

Она метнулась к шкафу и вынула непочатую бутылку водки и чарку. Сначала налила чарку, одним махом выпила, зажевала калачом. После чего плеснула водки себе на руки, Егору на ногу, — он еле удержался, чтоб не подпрыгнуть от боли, — и на нож. Зажгла свечу и принялась прокаливать над огнём лезвие.

— Тётушка Ворожея, резать будете? — опасливо спросил Егор. Трусом парень не был, но лечиться страсть как не любил.

— Нитки вытащу, да гною выход дам, — сказала Ворожея и, произнеся: — Ну, с Богом, — двинулась к Егору, держа наготове острый нож.

«Хорошо, что маменька не видит», — подумал Егор, отвернувшись. Резкая боль заставила сжать зубы, но прошла так же быстро, как и возникла. Егор осмелился посмотреть, что там с ногой. Нитки Ворожея вытащила, надрез сделала и, поливая ногу водой из стакана с серебряным крестом, приговаривала:

— Водица святая, водица живая, забери кровь дурную, смой боль да гнилость, яви Божью милость: от беды спасенье, от хвори исцеленье. Аминь.

— Как будто легче стало, — произнёс Егор, наблюдая, как ловкие руки накладывают на рану мазь и наматывают повязку.

— Знамо дело, легче, — сказала Ворожея и первый раз за всё время улыбнулась. Протянула баночку с мазью. — Держи. Через день мажь. Ну, ещё на свече погадаем, и можно твою маменьку звать.

Ворожея выпрямилась, сполоснула руки и лицо, на котором выступили бисеринки пота под рукомойником, висевшим у двери.

Они подошли к столу, Ворожея сунула Егору ковшик с воском и заставила держать над свечой, чтобы растопить. Сама налила воды в широкую миску.

— Готово, — сказал Егор.

— Вот сюда в центр лей, да не сразу, а потихоньку, — велела Ворожея.

Егор медленно принялся лить в воду расплавленный воск, а когда закончил, они с ворожеей в один голос произнесли:

— Конь!

Застыв, воск собрался в фигурку тонконогого золотистого коня. Ворожея отправила Егора за матерью. Выйдя на крыльцо, он замер, с улыбкой смотря на придремавшую маменьку. Она улыбалась во сне, а рядышком на завалинке стоял пустой туесок из под малины. Видимо, почувствовав взгляд, она встрепенулась, открыла глаза и спросила:

— Всё уже?

Егор, молча, кивнул. Когда они вошли в избу, хозяйка успела убрать бадью, поставить на место стул, спрятать всё ненужное, отдёрнуть занавеску у икон. Мать с сыном вновь уселись рядышком на лавке.

— Сглаза и порчи на Егоре нет, — без предисловий произнесла Ворожея, глядя на маменьку. — Но вот печать незримая от мавки имеется. Отливать не буду. Егорше печать не повредит, скорее, охранит от нечисти. В гаданье на свечах конь вылился. Хороший знак. Нежданные перемены в жизни, тут и дорога к месту, что на картах выпала. Может, удача. Ну, тут, как сын твой сам себя проявит, не помешают в труде усердие, воля, смелость, но и осторожность. Про совет мавки не могу точно сказать. Или впрямь настоящий конь, или предостережение, чтоб от блеска золота тебя, Егор, жадность не обуяла. Чтоб не брал ношу больше, чем унести сможешь. А теперь пойдёмте к кладбищу, проводим Ульяну, я вас короткой тропой проведу.

Ворожея накинула тёмный полушалок, сунула в карман кафтана флакон из тёмного стекла. Дала Егору старые калоши, чтоб с башмаками не мучился, а маменьке чёрный платок, вместо цветастого голову покрыть. Когда вышли, дверь на замок запирать не стала, просто плотно прикрыла. Егор с маменькой переглянулись, видать не зря ходили по селу слухи, что избушка Ворожеи заговорена от кражи. Проверить, так ли это, желающих пока не нашлось.