Жирафы

Крылья

Это был обычный человек с длинными вьющимися волосами и томными серыми глазами. Единственное, что отличало его от других — большие белые крылья. Они были тёплыми и мягкими, укрывали от ветра в ненастье и спасали от холода зимой.

Он боялся показывать крылья людям. Скрывал их под широкой одеждой, даже сам честно старался забыть о них.

Но иногда позволял себе летать. Только поздно-поздно ночью, когда все спали и не могли видеть его странных и прекрасных полётов.

Он летал совсем немного, и поэтому крылья часто болели. Его заветной мечтой было взлететь как-нибудь днём высоко-высоко и добраться до горизонта, ведь ночью горизонт не был виден, и было совсем непонятно, в какую сторону лететь.

Так шло время.

Ночью он летал, сбивая крыльями с неба разноцветные звёзды, а днём старался жить, как все, только иногда останавливался где-нибудь посреди улицы и с тоской всматривался в горизонт, манящий и такой далёкий.

И вот однажды он наплевал на всё. Вышел в полдень из дома, снял широкий тёмный плащ и полетел. Он летел на глазах изумлённой толпы, над крышами их одинаковых и до боли скучных домов, над дорогами, от которых пахло едкой гарью и пылью, над площадями с мрачными памятниками, на лицах которых навсегда застыла непонятная бронзовая тоска.

Он летел всё дальше, пересекая город, стремясь к заманчивому и неведомому горизонту! И сердце его гулко билось в груди, расходясь пульсом по бледным запястьям с переплётом тонких синих вен.

Люди внизу останавливались и удивлённо смотрели на летящего. И особенно — на сверкающие под солнцем огромные крылья.

А он, ослеплённый счастьем от сбывающейся мечты, не видел, что в глазах людей вспыхивал огонь зависти, будничной злости… и ещё страха перед ним — вроде бы, таким же человеком, как они, только крылатым. Он был такой счастливый, с крыльями. И самое главное — у него была мечта.

И люди брали камни с пыльной земли, скучные обыденные камни, насквозь пропахшие городским смрадом, и бросали в него.

По его вискам и рукам текла алая вязкая кровь, отдельные капли ее застывали на белоснежных крыльях. Он падал, падал…

И потом лежал на мощёной площади, у постамента какого-то печального памятника, у ног озлобленной, беснующейся толпы. Он с трудом открыл томные серебряные глаза, а кто-то кинул в него последний скучный камень.

И вместе с окровавленными разбитыми губами разбилось в тот момент что-то ещё, что-то такое хрупкое и лёгкое, то, что обычно принято называть мечтой.