Полутьма

Глава 3

Натянув свой неизменный махровый халат, с удовольствием вдыхаю аромат выстиранной ткани. Кажется, он тоже меня успокаивает. Словно погружаешься в детство, когда мама после купания отправляет тебя спать. Выстиранные и выглаженные простыни – залог того, что я хотя бы смогу закрыть глаза. Конечно, с напором воды у нас в доме бывают проблемы, но это не останавливает меня запускать стиральную машинку чуть ли не каждый день.

Может, я тоже мизофоб? Звучит поприятнее, чем алкоголик. Усмехнувшись, поднимаю ПМ и, немного подумав, опускаю его в карман халата. Пальцы неохотно расстаются с предметом устойчивой психики, поэтому нервно подрагивают, сжимая кончик пояса. Взглянув на себя в зеркало, растягиваю улыбку, чувствуя, как от старания сводит скулы. Я же красивая? Пальцы тянутся к лицу, подушечками разглаживая складку между бровей. Шоколадного цвета глаза в обрамлении черных коротких, но густых ресниц от искусственного освещения кажутся холоднее, чем обычно. Мокрые волосы совсем потемнели, рассыпавшись по плечам, но я точно помню, что они такие же. Струящиеся и темные. Веснушки от уха до уха широкой полосой, словно шоколадная крошка рассыпана по щекам.

Мое основное оружие. Вампиры любят таких, тонких, хрупких и беззащитных. С наивной улыбкой и мечтательным взглядом. Только с последним у меня определенно проблемы. Усмехнувшись, наблюдаю, как правая бровь, что изогнута сильнее левой, скептически изгибается. Вместо сломанной куклы вампира я снова вижу себя. Заледеневший взгляд, резкие черты лица и решительность.

Должны же когда-то эти метаморфозы закончиться? Слишком болезненный процесс рождения новой меня. Хорошо, что хотя бы больше не пытаюсь нырнуть обратно.

Вздыхаю и выхожу из ванной , заставляя себя насколько возможно держать спину прямо. Стараюсь идти медленно, чтобы не раскачиваться из стороны в сторону при каждом шаге. Правда – «кузнечик». Милое прозвище понравилось с первых дней и тут же приросло намертво. Окрестила им, конечно, баб Клава. И почему я удивляюсь, что репутация пьяницы от меня не отлипает? Видимо, обидела ее чем-то, надо хоть понять, чем.

Человек, чье прозвище явно было если не «оргазм на ножках», то «Тестостерон» с большой «Т» и протяжным «о-о-о» на выдохе, откинувшись на спинку стула, расслабленно сидел с закрытыми глазами. Широкая грудь мерно вздымалась под футболкой, а длинная шея выгнулась, из-за чего кадык проступал сильнее сквозь загорелую кожу. Сергей не спал. Пальцы крепко сжимали чашку, круговыми движениями полируя надпись «это вам не тру-ля-ля с 23-м февраля». Моя же кружка стояла на столе, а от ее поверхности не шел пар. Так уж вышло, что некоторые привычки друг друга мы выучили. Например, то, что чай я пью разбавленный. Ненавижу кипяток.

Территория, где действует негласный пакт о ненападении.

Но это я делала впервые. Медленно опустившись на стул и глядя на то, как дрожат ресницы Сергея, наблюдающего сквозь них за моими движениями, я сжала пальцы на чашке. От напряжения казалось, что она сейчас разлетится в руках. Мозг кричал, в панике подбирая самые интересные слова в мой адрес, когда, облизнув губы, поднесла керамический край к лицу. Кадык на шее мужчины, что выпирал почти сразу под нарочно небрежной щетиной, дернулся. Мужчина открыл глаза и нахмурился, сведя густые брови.

Да, детка, я собираюсь это сделать.

Потому что мне кое-что нужно вытащить из тебя.

– Будем считать это новым шагом в наших отношениях, – усмехнулась я, делая глоток.

– Как хочешь, но я из твоих рук все равно ничего не возьму, – уткнувшись в свою чашку, констатировал Сергей.

Но я уже знаю, что возьмет. Только сначала мне нужно не это. Голубые, словно небо в самый ясный день, глаза внимательно наблюдают, как я, сделав еще три жадных глотка, ставлю чашку на стол. Бровь удивленно приподнимается, когда Сергей замечает, что чая в кружке осталась половина. Даже мимические морщины ему к лицу.

Мозг грозится свернуться трубочкой и уползти в алкогольные пучины прошлого, прикрывшись одеялом из слез. Воздуха мало, а перед глазами бегут цветные пятна. Отвратительный мерзкий страх, что теперь охватывает каждый раз. Но, кажется, я справляюсь с так и не накрывшим приступом. Потому что до сих пор сижу, положив ногу на ногу, и молча разглядываю оранжевый рисунок знака зодиака – лев – на своей кружке.

– Я знаю правила, – наконец говорю я, закусывая губу и чувствуя, как сердце стремится поставить новый рекорд по частоте ударов в минуту, – но военные, Сергей. Эти парни не заинтересуются каким-то мелким мошенником. Они в принципе не лезут в дела полиции. Я просто сравниваю наше с тобой положение, вот и все, – кивнув на окно, выдавливаю улыбку, – ты знаешь, почему я здесь.

– О да, schatz, незабываемый агрофитнес, – он усмехается.

Поставив руку на сиденье, отчего мышца на предплечье напрягаются, соблазнительно растягивая футболку, Сергей подается вперед. На лице больше нет выражения коварного соблазнителя, что питается женскими сердцами как семечками. Поправив волосы, я чувствую, как холод разливается по венам в том месте, где коснулся его взгляд. Давай, детка. Вот же я, вся такая тебе доверяющая. Это для блага нас обоих. Потому что какого-то черта я тебя до сих пор не заложила. То ли от придыхания баб Клавы, то ли от шестого чувства, что у меня атрофировано и работает избирательно. Чаще всего не туда.

– Ты здесь не потому что нужно переночевать, – поставив кружку, я подаюсь вперед, – за три года такой необходимости не возникало.

– Тогда почему? – сложив руки на груди, он наклоняется, словно с такого угла мои мысли видно лучше.

– Пытаешься спрятаться на виду.

Голова тут же отзывается тупой ноющей болью. Моргнув, трясу, пытаясь отогнать призраков, что так настойчиво разбирают когтистыми пальцами тонкую перегородку с моим прошлым. Знакомый голос, от которого кровь сворачивается прямо в венах, звучит в ушах, словно я слышу его прямо сейчас.

«Сим, ну а где еще я мог наслаждаться таким зрелищем? Важное, детка, всегда лучше прятать на виду».

Задержав дыхание, пытаюсь проглотить воздух. Обманка, которая помогает.

Ни одна мышца на лице Сергея не дергается. Ледяное спокойствие. Его и полиграф вместе с сывороткой правды не расколет. Только вот сейчас он думает, что перед ним убийца. И если пришел за помощью, у меня есть шанс узнать правду.

– А ты в этом спец, да?

Его вопрос я уже практически не слышу. Он доносится сквозь какой-то густой слой, как через кисель пробираются слова. Дернувшись, чувствую, что локтем зацепила что-то, но пальцы просто сжимают голову, пытаясь прогнать ядовитый голос из-под черепной коробки. Не сработало.

Острая боль пронзает насквозь, заставляя ногу зайтись в судороге. Твою мать. Вцепившись пальцами в край столешницы, стараюсь нащупать себя здесь и сейчас, но новая судорога с криком выбивает меня на пол. Все исчезает вокруг. Остается только боль и страх, что ядовитыми волнами пронзает все тело.

– Такое зрелище, – вздох сожаления, – ладно, где эта дрянь? – кто-то трясет меня за плечи, а я шиплю.

Удар по лицу. Понимаю, что не первый, но ничего не могу сделать.

– То, что ты колешь. Где оно? – пытаюсь разглядеть за пятнами что-то перед лицом, но не получается, меня трясут за плечи. – Я сейчас перестану играть в рыцаря и останешься одна. Лекарство где?!

Лекарство. Цепляюсь за это слово, сжимая пальцы на чем-то твердом и прохладном. Облизнув губы, пытаюсь вернуть себе дыхание. Медленный вдох. Я дома. Выдох. У меня есть голос.

– Коробка, – выдавливаю из себя, – на холодильнике.

Успокаивающая прохлада исчезает и возвращается через целую вечность. Пальцы сдирают ткань с плеча, вгоняя иглу в мышцу. Словно железная рука сжимает меня, прижимая к чему-то крепкому, а я лишь чувствую, как судороги замедляются под действием транквилизатора.

– А теперь спать, – чей-то голос раздается над ухом, но я чувствую лишь, как сознание ускользает.

Так странно. Я не слышу его сердца.

Три года назад

Жжет. Ощущение того, что кожа сейчас просто слезет от давящего жара. Я горю? Но тогда почему это только рука и лицо? Облизнув пересохшие губы, отворачиваюсь от источника. Пошевелить рукой нет сил. Чувствую, что дернулся лишь палец.

Какой-то отвратительный писк проникает в голову, а я пытаюсь открыть глаза.

– О, боже, Женя, закройте жалюзи! – кричит кто-то, а по помещению разносятся звуки шагов.

Одни – точно принадлежат мужчине, суетливые, торопливые. На полу плитка. Слышу, как стучат высокие каблуки девушки, что несмотря на показную спешку идет к окну медленно, старательно пытаясь изобразить модельную походку. Но вот жар исчезает, и с губ срывается невольный стон.

– Простите, это недоразумение, – бормочет мужчина, а я сглатываю слюну, – видимо, утром кто-то из уборщиц не закрыл.

Вернее, просто сглатываю, потому что слюны нет в помине. Пересохшее горло отзывается тупой болью.

– Пить, – выдавливаю из себя.

Мужчина осторожно усаживается рядом. Его движения слишком аккуратны, а в голосе сквозит какое-то сомнение. С тяжелым вздохом мне все же удается разодрать ресницы. От света морщусь, а перед глазами пляшут цветные пятна.

– Вы, – он кашляет, пока я пытаюсь рассмотреть все вокруг, – вам что-то конкретное хочется пить?

Боже, что за тупой вопрос. Отвратительный писк раздается где-то справа над моей головой, но я не могу выгнуться так. Поджав губы, щурюсь, рассматривая белое убранство помещения. Госпиталь. Это определенно палата. Голова трещит, а горло снова саднит.

– Воды, – перевожу взгляд на седого мужчину в очках, что удерживает пальцами диктофон, – доктор Альберт Госман?

– О, вы даже узнали меня, Сима, – он улыбается, косясь на диктофон, – Женя, принесите воды!

Торопливые каблучки цокают к выходу и останавливаются недалеко от входа. Слух улавливает шум воды. Кулер.

– Он сдох? – доктор дергается и хмурится.

Протянув руку к пищащей штуке, нажимает какие-то кнопки, и раздается гудение. Из щели выползает бумага с цифрами. Судя по тому, что ко мне подсоединена куча проводов, это мои показатели. Но все это мало меня сейчас волнует. Я жива, сердце бьется ровно, сама слышу это. Так же, как и чувствую ненависть, с каждым ударом она расползается по телу все сильнее.

– Он сдох, доктор? – повторяю свой вопрос, внимательно глядя на лицо Альберта.

Доктор хмурится. Устало вздохнув, проводит пальцами по лбу, разглаживая морщины. Его лицо какое-то осунувшееся, а под глазами залегли темные круги. А еще веко доктора дернулось, когда он взглянул на распечатку.

– Сима, – морщинистые пальцы сжимают мои, – вам сейчас нужно думать о себе. Поправляйтесь, полковник сам вам все расскажет.

Пытаюсь перечить, но “шустрые каблучки” наклоняются вперед, осторожно прислоняя пластиковый стаканчик к моим губам. Сообразительная девочка. Приоткрыв рот, чувствую, как спасительная влага проникает внутрь, успокаивая и наконец заглушая жажду. Не заметила даже, как осушила стакан полностью. Женя делает два шага назад и внимательно всматривается. Взгляд у них с доктором одинаковый. Нахмурившись, я сжимаю пальцы доктора.