Марш на рассвете
- Автор: Александр Буртынский
- Жанр: Военная проза / Советские издания / Советская проза
- Дата выхода: 1973
Читать книгу "Марш на рассвете"
12
Взвод Ветрова так и остался в окопах, углом выдававшихся в сторону моста. Остальные, выставив дозоры, разместились в бывшем немецком блиндаже, образуя что-то вроде полукруговой обороны. Где-то позади в городке расположился медсанбат. Валерия отвели туда на перевязку. Там он надеялся связаться со штабом, выяснить обстановку.
В просторном из двух половин блиндаже стоял прелый портяночный запах, чадили гильзы, пол был усеян щепой, остатками нар, пошедших на растопку. Солдаты сновали по блиндажу, мельтеша перед глазами. За палаточным пологом, в смежном помещении, слышался храп вперемешку с говором, смешками.
Снаружи глухо доносилась пальба, то стихая, то вспыхивая с новой силой. И где-то слева стал явственно слышаться орудийный гром, и почему-то именно слева, а не там, куда ушла прорвавшаяся дивизия. За пологом чей-то голос произнес:
— Как бы нам, братцы, в колечко не попасть!
А Валерий все не давал о себе знать. Солдаты ходили взад-вперед, дверь хлопала, тупая боль отдавалась в затылке, росла тревога. Она пробивалась сквозь дрему, смыкавшую веки, сквозь шум в контуженных ушах. Надо было что-то предпринимать, самыми неприятными были эта цепенившая душу неизвестность, ощущение, будто тебе завязали глаза и подкрадываются со всех сторон, вот-вот стукнут по голове.
Как назло, куда-то запропастился Кандиди. Пошел в окопы — и пропал. А может быть… Ну нет, ничего не могло с ним случиться. А почему? Ведь случилось же с капитаном.
Вошел Рыба с плетеной бутылью под мышкой, скрылся в отсеке и снова появился, деловито направляясь к выходу.
— Вы куда? — остановил его Елкин. — Вернитесь.
Но Рыба, казалось, не расслышал.
— Вам говорят, назад!
Рыба бедром толкнул дверь:
— До ветру я, ай тоже нельзя? — затейливо усмехнулся. — Щас вернусь…
Елкин все еще сидел, скованный пульсирующей болью, не в силах шевельнуться. Ноги мелькали перед глазами, сапоги, сапоги.
Снаружи раздался хрипловатый голос Харчука:
— Хто идет?
И вслед за тем приглушенный басок Кандиди. За ним вошел старшина, с распаренным, в потеках снега лицом, в руке саперная лопатка с зазубренным черенком.
«Хоронили капитана», — шевельнулась мысль.
Кандиди присел на пустую канистру, придерживая автомат. Старшина остался стоять, отчего-то пристально глядя на Елкина. Словно он и впрямь был во всем виноват.
И от стыда ли за свою беспомощность, эту минутную слабость, от внезапной ли прихлынувшей злости — на кого неизвестно: на себя, на эту слепую гибельную ночь, связавшую по рукам и ногам, на старшину, чего-то ждущего от него, — Елкина вдруг подхлестнуло.
— Ну что вы уставились на меня, как на Иисуса Христа? — И по тому, как вздрогнул старшина, понял, что кричит, почти не слыша своего голоса. Каждое слово больно отдавалось в ушах. — Есть командир роты, и он решит, ясно?
Он ухватился за эту фразу, как за соломинку, и словно и впрямь ощутил под ногами почву.
— А дальше что? — хмыкнул старшина. — Толчемся тут, кошмар какой-то…
— Что делать, решит командир. Выполняйте свои обязанности. Почему люди болтаются? Всех собрать! А вы, сержант, выставьте боевое охранение.
Он встал, еще не зная, что будет делать в следующую минуту: искать Валерия, что-то решать самому? До отказа затянул ремень, дернув за конец, — снова заныло в затылке, но он точно отключился от боли. И только сейчас понял, что не имеет права приказывать Кандиди: тот теперь командир взвода, такой же, как и он, Елкин.
— Сделано уже, — ответил старший сержант и сплюнул меж колен. — Неважная обстановочка, не нравится мне она.
Хотя ничего нового он не сказал, голос, звучавший, как сквозь вату, подействовал на Елкина успокаивающе.
— С Громовым Лида, санбат оттянулся куда-то к кирке, не наш — польский. Вы бы меня захватили с собой… Скорей отыщем.
В дверь просунулась запорошенная снегом голова Харчука.
— Товарищ лейтенант, там якийсь санитар вас пытае.
В мокрой метельной мгле Елкин не сразу разглядел прислонившуюся к стенке окопа фигуру в белом халате поверх шинели и высокой конфедератке.
— Дружок твой, лейтенант, видеть тебя хочет. В санбате у нас. Не отпускает его профессор, вот он и забунтовал.
— Какой профессор? — спросил Елкин, уже начиная понимать. — Откуда ты взялся?
— Золотой, — усмехнулся Вадим. — Мой старикан, пан Йозеф, бывший пленный, нынче главный хирург. Добром за добро. Десять автобусов с монашками — дар польских граждан русским братьям. И я в придачу.
— Ага, — Елкин толкнул дверь, позвал Кандиди. — Хорошо, что пришел, проводишь. Вы где разместились?
— В кирке, недалеко…
— Двинулись.
…Шли, пригибаясь, по обвалившемуся местами ходу сообщения. Нырнули в проулок.
У развалин, под мерцавшим фонарем, стояла, накренясь в кювет, длинная немецкая фура с беспомощно вскинутыми к небу оглоблями. Сбоку над бельевой корзиной возилась старуха в бархатном салопе. Они миновали ее, пересекая открытое место в кучах битого кирпича. Елкин оглянулся — женщина, не разгибаясь, повернула лицо в сторону развалин, тоскливо и пусто блеснул ее взгляд.
«Вот она, война, вернулась к себе домой, — подумал Елкин с какой-то горькой отрешенностью. — Никого не обошла».
Высотка у моста снова ожила, учуяв передвижение. Они ускорили шаг, хоронясь под стенами разбитых домов, перебегая узкие улочки, площадки.
У самой кирки всех четверых уложила в снежную кашу провывшая над головой мина. Четвертым оказался запыхавшийся Харчук.
— А ты чего здесь? — спросил Елкин, выплевывая снег.
— Або ж я знаю. Зминывся з поста, старшина каже: охранять будэ́ш командира, — и умоляюще прошептал: — То и добре, буду!
«Тоже охранничек…»
Елкин вгляделся в Харчука — лицо его было непривычно твердым, губы сжаты.
— Вы не думайте, — шепнул Харчук, — теперь мени всэ едно, и страху нэма…
— Отчаялся из-за Пруськи, — хмыкнул Кандиди.
— Ни… то мое дило…
За каменной оградой кирки в темени закоулка чернели автобусы с красными крестами. У кованых стрельчатых дверей поборматывал капитанский виллис.
«Значит, Валерку доставили как надо».
Подальше, укрывшись вдоль дороги, за каменной оградой, стояли крытые брезентом грузовики, очевидно армейские тылы. Из передней кабины высунулась голова в шапке:
— Товарищ лейтенант, чего там стряслось? Долго тут канителиться?
— Боеприпасы везем! Может, назад колеса?
— А ты стой, стой, пока команды нэ було! — вдруг закричал Харчук. — Паникуют тута!
В кирке царил полумрак, чуть колеблемый двумя лампадами. В углу на брезентовых лежаках стонали раненые — первая жатва польского полевого лазарета. Сновали сестры в каких-то диковинных панамах с крестами на марлевых лбах. Слышались их тихонькие голоса: «Тераз, пане, тераз, потерпи троху».
Валерия отыскали в углу под органом. Он сидел на скамье — рука на перевязи, — блестя запавшими глазами, и что-то нервно говорил Бляхину, примостившемуся рядышком с флягой в руке, которую он держал, будто напоказ. У ног, на рюкзачке, горбилась Лида.
— А, это вы! — обрадовался Валерий и торопливо зашарил под скаткой, доставая планшет.
— Как у тебя, — спросил Елкин, — серьезно?
— Кажется, отвоевался… Ничего, выкарабкиваться будем вместе. — Лицо его от неловкого движения рукой мучительно дернулось.
— То есть как — выкарабкиваться? — спросил Кандиди. — Отступать?
Валерий, не ответив, приказал Бляхину посветить фонариком. Палец коряво стал шарить по развернутой десятиверстке. И в не сходившей с лица гримасе, в этом нерешительном пальце было что-то такое, отчего Елкину стало не по себе. Взгляды их встретились, и Елкин понял: «Сомневается Валерий, боится ставить роту под удар, без командира, сам ведь отвоевался. Что впереди — не известно. Значит, временный отход?» И к мгновенному облегчению, точно сняли тяжесть с плеч, вдруг подметалось странное чувство неловкости. Кажется, Валерий испытывал то же самое.
— У нас предписание — явиться в штабарм за дальнейшим распоряжением, — торопливо и что-то уж слишком громко заговорил Валерий. — Я тут справлялся у шоферов: город взят с ходу, дивизии ушли в прорыв, дорога перерезана: что, как, почему — не известно. Штабарм где-то позади. Бляхин кивал в такт словам, словно добрый наставник. — Не мельтеши фонарем, — разозлился Валерий. — Надо незаметно сняться с позиций и отступить, до подхода штабарма. А то нас всех тут перешлепают.
— Вот именно, — кивнул Бляхин.
— Эдак лучше прямо на восток, — буркнул Кандиди, — до Москвы. Тогда уж все целы будем наверняка. Не совсем ловко выходит. Наше место в порядках дивизии, а мы, значит, — назад, в штабарм. Здрасте, тетя, Новый год.
— А что поделаешь? — вставил Бляхин. — Тут не тиатр, обстановочка диктует. Как говорится: смелость май, да разум не теряй. Не за себя — за людей в ответе.
Рука Кандиди, сжимавшая ложе автомата, побелела в костяшках.
— Обстановочка, значит? Оно и видно… Только диктует она совсем другое. Штабарм может пройти севернее, разминемся и будем блуждать, как дурачки. А если сюда сунется и напорется на немцев, опять же на нашей совести. — Он вдруг резко повернулся к качавшему головой Бляхину, тихо, раздельно сказал: — Отойдите вон в сторонку, не мешайтесь тут. Слышал, что сказано? Ар-ртист!
Еще с минуту, оставшись втроем, молчали, Кандиди тяжело перевел дыхание.
— Жалельщик нашелся. Человеколюб! — бросил он вслед Бляхину. — Я ему такой театр покажу, голову потеряет, а она ему, видать, всего дороже…
Валерий, немо взиравший на Елкина и Кандиди, словно очнулся. Даже сквозь пороховую серость стало видно, как побледнело его лицо.
— Вы… вы что обо мне подумали? Вы что…
— Я пойду, — донесся голос Лиды. — Мне еще медикаменты нужно рассортировать.
Елкин кивнул Харчуку.
— Проводи санинструктора до блиндажа.
— Ваши соображения? — уже спокойно сказал Валерий, и лицо его, тронутое усмешкой, было теперь спокойно и вместе с тем страшновато. Не поднимаясь, он торопливо натянул на здоровое плечо шинель.
— Вам-то незачем, товарищ лейтенант, — урезонил Кандиди, — сами обернемся.
— Ничего, ничего, я буду осторожен. На пистолет и одной руки довольно. А соображать будем на месте. Надо выбраться к окраине.
Чувствовалось, перечить ему бесполезно. Поодаль в тени топтался Бляхин.
Над койкой навис фонарь, под, фонарем возник старикашка в белом с козлиной бородкой. Он держал на весу только что вымытые руки.
— Куда? Куда, пан лейтенант? Цо то е? Здесь естем один начальник, одна дисциплина, — трескуче произнес старичок и обмакнул руки в поданное Вадимом полотенце. — Посторонних проше выйти!
Но Валерий уже шагал к выходу.
— А приказ?! — закричал старик. — Не позволям!
Снаружи грохнуло раз-другой, к ногам Валерия посыпалась штукатурка.
— Товарищ лейтенант, — окликнул Кандиди, — переждем, постойте!
Елкин попытался поймать его за рукав и не успел. В тот же миг на гребне ограды грохнуло, ослепив обоих, Елкин упал, споткнувшись о растянувшегося на снегу Валерия. Тот застонал. Сержант с Бляхиным уже были рядом.
В луче фонарика — искаженное болью лицо, рука, прижатая к животу. Чуть слышно шевельнулись губи: