Созидательный труд

– Ты уже два раза ходил и два раза вернулся. Так и останемся мы по милости твоей на даче до конца лета. И до конца осени. И зимой на даче всё жить будем. А всё потому, что бензин пожалел и кольцо не купил мне.

Услышав о кольце, Артём Павлович заволновался, взмахнул руками, поднялся быстро и как-то случайно задел мангал и уронил его.

А мангал был полон огня и гнева, и эти гнев с огнём рассыпались по земле, покатились углями праведными по ней и закатились прямо под баню в месте том, где завалинка была открыта и удачно было рассыпано немного опилок.

– Но купил же тебе кольцо!

Артём Павлович от волнения быстро поднял мангал, схватил верхонками дрова с огнём и запихнул их обратно в топку гнева.

– И кольцо, и бриллианты, и шубу.

– Шуба не та была, я хотела фиолетовую. К часикам настенным.

– Но у нас были часы, с боем, с кукушкой. Ты же сама сказала выкинуть их, потому что кукушка орала ни свет ни заря.

– А я кукушек вообще не люблю, – попыталась Варвара вставить слово в беседу родителей.

– Заткнись! – очень невежливо закричали они, продолжая ругаться.

– Я сказала: не выкинуть, а кукушку выкинуть. А ты часы выкинул целиком.

– Но как ты это представляешь: кукушку выкинуть, а часы оставить? Водителя выкинуть, а машину оставить? Зачем часы без кукушки, а машина без водителя? На ней не уедешь же!

– Вот и мы уехать не можем. Второй день уже. А завтра – третий, а послезавтра…

Жена Оптимистова замолчала, подумала и сказала:

– А через неделю – неделя будет. А потом год, два, вечность!

– Какая вечность? Ну какая вечность? Шашлыков поем и пойду за лексусом.

– И без лексуса не возвращайся.

– Не вернусь. И с лексусом не вернусь. Сидите здесь вдвоём с филином горбатым неделю, год и вечность.

– Это уже сгоряча Артём Павлович сказал. Не то чтобы он так думал, но от переживаний совсем потерял рассудок и забыл, что, кроме жены и дочери, никто не хочет его разговоры про труд созидательный терпеть. Сказал и сразу пожалел, что лишнего ляпнул и хотел даже что-то приятное сказать и даже начал:

– Это я пошутил о вечности и годе с неделей. Вернусь я. С лексусом. И шубу новую куплю, и кольцо…

Артём Павлович многое успел бы наобещать. И часы с кукушкой, и машину с водителем, и бультерьера, как у Подлизова. Многое бы успел, но не успел, потому что Варвара сказала:

– А я пожары вообще не люблю.

И как только она так сказала, Оптимистов с женой бросили быстрые взгляды на баню, рты открыли и так и застыли со ртами открытыми.

Когда прошло первое удивление с испугом и на их месте появился ужас, Артём Павлович закричал:

– Горим! Пожар! А-а-а!

И жена его голосом повыше тоже закричала:

– Пожар! Горим! А-а-а!

А Варвара просто закричала:

– А-а-а!

Зато почему-то басом.

И сразу перестала. И сказала:

– А я кричать вообще не люблю.

И пошла за водой к колодцу.

Артём Павлович подпрыгнул на месте, оттолкнул жену и, перепрыгнув через Варвару, побежал за водой.

Варвара, увидев, что папа обгоняет его, ускорила шаг, поймала его за шкирку и откинула в сторону. А так как Варвара хотя и была низкого роста, зато бицепсам её позавидовал Вася Красивенький, чемпион города и области по бодибилдингу, поднять и бросить своего худого папу ей не стоило труда.

Последнее, что услышал Артём Павлович, было:

– А я вообще не люблю, когда меня обгоняют.

Дойдя быстрыми шагами к колодцу, Варвара бросила в него ведро, которое с грохотом улетело вниз, набрало там воды и моментально вернулось в крепкие руки Варвары.

Ведро крепилось к ручке цепью, и она помешала Варваре дойти быстрым шагом к бане, и когда Варвара поняла, что либо она выльет воду на землю, где стоит, либо порвёт цепь, она без колебаний дёрнула за неё.

Цепи, как известно, делают из металла, и порвать их с первого раза вряд ли удалось бы даже Васе Красивенькому. Варваре тоже не удалось. Но раза с десятого Варвара всё-таки порвала цепь. Не совсем порвала. Она отпилила деревяшку в месте, где цепь крепилась к ней.

К этому времени Артём Павлович пришёл в себя, открыл глаза и обнаружил, что ведро при попытках порвать цепь Варвара опрокинула, баню хорошо захватило огнём, а жена Оптимистова продолжает кричать "А-а-а!" тонким противным голосом.

Первое, что сделал Артём Павлович, встал и попытался забрать ведро у Варвары. Она снова победила в схватке с отцом и снова быстрым шагом пошла к колодцу и бодро кинула ведро в него. Без цепи ведро прогремело, падая вниз, и так и осталось на дне колодца. Варвара засучила рукава.

– Нет! – закричал Артём Павлович, когда Варвара полезла в колодец.

– А-а-а! – ещё громче закричала жена Оптимистова.

– Да замолчи же ты, – застонал Артём Павлович, поднялся и поковылял к колодцу, в который уже лезла его дочь.

– Варварушка, доченька, брось ты это ведро. Пускай сгорит эта баня, она тебе и не нравилась вообще никогда.

Услышав о том, что баня пусть сгорит, жена Оптимистова перестала кричать на высокой ноте и сказала:

– Как это пусть сгорит? Может, и дом пусть сгорит. И шуба моя.

–Да-да, и часы с кукушкой, – с раздражением продолжил Артём Павлович, понимая, что Варвару не остановить уже.

Когда он добрался до колодца, она успела пролететь с грохотом на дно колодца и плюхнуться в воду на самом его дне.

Артём Павлович наклонился над колодцем, заглянул в его темноту и сказал:

– Варварушка, как ты там? Не ушиблась, деточка?

Жена Оптимистова к тому времени опомнилась, поняла, что дочь важнее шубы и настенных часов и поспешила к колодцу.

– Рыбонька ты моя, – неудачно сказала жена Оптимистова.

Спохватилась и продолжила:

– Птичка моя.

Тоже неудачно.

– Золотце ты моё.

– Мама, всё нормально, – ответила со дна колодца Варвара. – Я вам сейчас воду буду вверх подкидывать, а вы ловите и баню тушите.

– Но как мы будем ловить? – спросил Артём Павлович.

– Руками. Ладонями поймаете и понесёте.

Оптимистов оглянулся на баню. Она уже горела хорошим густым пламенем.

– Цепь кидайте мне, я выберусь.

Оптимистов поковылял искать цепь. Она лежала в центре огорода, как раз где росла картошка, которую хотел выкопать дядя Федя с трудом созидательным. Вернее, Оптимистов хотел. Но уже было не важно. Куда важней была жизнь единственной дочери.

И Артём Павлович подумал, что когда достанет Варвару и сходит за лексусом и без лексуса не вернётся, сам выкопает картошку, сам напишет все статьи в газету и вообще отныне будет всё делать сам.

Следующие десять минут, когда они с женой тянули Варвару на цепи вверх, Артём Павлович думал, что погорячился, когда решил всё делать сам. Всё-таки труд созидательный должны выполнять специально обученные люди, а не Артёмы Павловичи.

Артёмы Павловичи – создания тонкие. У них другие мысли, и руки, и плечи, и ноги. И цепи такие тяжёлые, и Варварушка – такая тяжёлая доченька.

– Худеть тебе, Варвара, надо, – сорвалось у Артёма Павловича.

– Что?

Жена Оптимистова бросила от возмущения цепь и упёрла руки в бока, и от этого Варвара стала ещё тяжелее и цепь потянула Артёма Павловича за собой,.

– Ты хочешь сказать, что наша дочь – толстая? – спросила жена Оптимистова.

Артём Павлович упирался ногами в землю, но цепь тянула его за собой.

– Может, и я толстая? А ты такой худой, красивый?

– Нет, – просипел Артём Павлович. – Вы самые худые и красивые.

А цепь всё больше приближала его к краю колодца.

– То есть мы, по-твоему, тощие?

– Нет, вы хорошие.

А цепь уже приблизила Артёма Павловича к колодцу и вскоре намеревалась перевернуть его через край.

– Хорошие толстые или худые?

– Просто хорошие и красивые.

– А почему просто?

– Нипочему. Возьми цепь, пожалуйста.

Цепь наклонила Артёма Павловича над колодцем и потянула его в темноту и воду.

– Варварушка, отпусти цепь, – взмолился Артём Павлович.

Почему-то ему не пришло в голову, что он и сам мог бы отпустить цепь.

– Ты что ребёнка делать заставляешь? – возмутилась жена Оптимистова.

– Муки мои облегчить, – ответил Артём Павлович и перекувыркнулся через край колодца.

Вместе с Варварой и цепью они пролетели несколько метров и плюхнулись в холодную воду.

В колодце было темно, ожидаемо сыро и тесно. Спасительная цепь превратилась в бесполезную. А жена Оптимистова внезапно поняла свою ошибку, но исправить ничего не могла.

Тем временем баня уже полыхала высоким жарким огнём. На пожар собрались соседи, депутаты и бизнесмены, и, стоя за ограждением дачи Артёма Павловича, с удовольствием наблюдали, как Оптимистов лишается собственности.

А его жена подскочила к колодцу, взглянула вниз, увидела мужа и дочь по пояс в воде, обернулась к соседям, снова взглянула вниз, опять повернулась, заломила руки и обратилась к соседям.

– Люди добрые.

После этих слов часть соседей застыла с напряжёнными лицами, другая часть сделала аккуратный шаг в сторону, а Лесорубов, не теряя времени, подпрыгнул высоко-высоко и нырнул в нору.

– Помогите.

После этих слов та часть, что застыла, сделала шаг в сторону, та, что уже шагала, сделала десять шагов, а Лесорубов в конце посёлка уже мчался на джипе далеко-далеко.

И у жены Оптимистова появились догадки, что вряд ли соседи собрались, чтобы потушить пожар. А если бы Артём Павлович видел то, что видела его жена, он, как редактор газеты, сказал бы что люди любят смотреть на пожары, бури, наводнения и не любят, когда их при этом беспокоят.

– Что делать? – спросила жена Оптимистова в колодец.

– Спускайся к нам, – ответил её муж.

– Зачем?

– Встанем друг на друга, и тогда ты выберешься.

– Зачем? Я уже здесь.

– Выберешься и вытащишь нас отсюда. Я не знаю, что делать.

– Цепь подкинуть, а мама поймает её, – сказала Варвара, и, действительно, нашла цепь на дне колодца, достала её из воды и подкинула над головой.

С первого раза жена Оптимистова цепь не поймала, и, когда тяжёлые металлические гроздья опустились на голову Артёма Павловича, он решил от боли погрузиться в ледяную воду и сидеть в ней до тех пор, пока за ним не приедет бригада скорой помощи.

Варвара пошарила рукой под водой, поймала отца, подняла его и снова подкинула цепь над головой.

Пальцы жены Оптимистова прикоснулись к цепи, почувствовали её холод и вновь попрощались с ним.

На этот раз Артём Павлович успел нырнуть под воду раньше, чем цепь ударила его по голове, а Варвара, как ни в чём ни бывало, выудила отца из-под воды, достала цепь и швырнул её вверх с такой силой, что она вылетела из колода и удачно повисла на его краю.

Жена Оптимистова обрадовалась, что у неё появилась цепь, но расстроилась, что соседи разбежались, хотя пожар горел как раз самым интересным своим образом.

– Папа, вставай мне на плечи, – сказала Варвара. – Ты лёгкий, тебя мама быстро поднимет.

Папа был действительно лёгкий, но мама не такая сильная, как Варвара или хотя бы Вася Красивенький. Поднимая мужа, женщина думала о том, что никогда в жизни больше не приедет на дачу, никогда не будет есть картошку и шуба ей тоже не нужна.