ЧВК Херсонес

– Я хочу тебя.

– Ждём, ждём, ждём.

– Прошу всех на борт! Наше судно отправляется в двухчасовой круиз вдоль побережья Гурзуфа, мы увидим знаменитую дачу Чехова, Пушкинские скалы, полюбуемся на гору Медведь, а по пути следования желающие могут искупаться в открытом морюшке! Может, кому винишка?

– Мне, мне!

– Он у вас всегда пьёт?

– Таким он создан, бесполезно спорить с природой божественного, – безмятежно откликнулась девушка, занимая место у правого борта и забирая золотые волосы в высокий хвост. – Не переживайте, Александр, наш Диня хоть и дурак редкостный, но дело своё знает, и на него можно положиться.

Наверное, я покраснел, потому что она быстро добавила:

– Не во ВСЕХ смыслах, но положиться можно.

Здоровяк Земнов, скинув швартовый канат, сел напротив нас, мягко уравновешивая судно. Мы ещё пару минут покачались на волнах, а потом чернобородый специалист по древним языкам с дебилистическим хохотом резко вдарил по газам, заложив такой крутой вираж на выходе в море, что сначала меня кинуло на Светлану (и это было крайне приятно), а потом уже нас обоих – на Германа. Совершенно не тот эффект.

Но зато таким образом мне удалось чисто случайно коснуться губами её круглого плеча, и оставшуюся часть пути я ехал с самым блаженным выражением на лице. Представляете: всего один поцелуй – и весь мой день по маковку накрыт нирваной…

Естественно, все вокруг сделали вид, будто бы ничего не произошло. Типа для скромного музейного работника такие пируэты на подпрыгивающем на волнах белом катере на подводных крыльях – самое обычное и даже будничное дело.

Что ж, очень может быть. Люди творческих профессий часто отличаются некой оригинальностью, граничащей как минимум со странностями, а как максимум с шизофренией и фобиями. Если кто-то искренне считает музейных работников скучными, замкнутыми социофобами, запершимися в пыльных кабинетах за дряхлыми манускриптами или годами собирающими из крошечных осколков ночной горшок китайского императора, так вот эти ребята на борту опровергали любые стереотипы!

Солнце палило над головой, свежий бриз ласкал лицо и руки, а белый катер всё набирал обороты. Я два года отслужил на флоте, качка меня не волновала, хотя слегка напрягало то обстоятельство, что гидрокостюм достался только мне, а вот остальные словно на увеселительную прогулку собрались.

Красавица Афродита (признаю, что прозвище подходило ей идеально), закинув руки за голову, сняла заколку, вновь распуская волосы, и они золотой волной плескались на ветру. Герман, отстукивая пальцами ритм на собственном колене, мурлыкал себе под нос что-то в ритме гекзаметра, слов было не разобрать, но, возможно, он сочинял стихи.

Диня же был в своём репертуаре:

Флот вышел из Гурзуфа на отливе,И, паруса взметнув до самых звёзд,Мы на Босфорском узеньком проливеСмогли надрать всем финикийцам хвост!За нами Феб, за нами Зевс —Не выдаст бог, свинья не съест!

Простенький текст компенсировался неплохими вокальными данными, а если верить присказке о том, что «без бокала нет вокала», то восстановленный на службе знаток древних языков, держа в одной руке штурвал, а в другой откупоренную амфору, вполне себе мог претендовать на членство в жюри передачи «Голос».

Ну, уж пел он лучше Басты, это точно…

Поверив греку древнему Эвклиду,На вёслах отбивались от химер,Там натянули Сциллу на ХарибдуИ напинали нимфам с Дарданелл…За нами Марс или Арес,На нас где сел, то там и слез!

В общем, я вроде и не заметил, каким образом мы сумели добраться до мерцающих оранжевых скал, покрытых изумрудно-зелёным лесом. Внизу были видны входы в три пещеры: теперь понятно, где нацистские захватчики спрятали сокровища разграбленного музея Пушкина. Мои спутники почти одновременно уставились на самую большую, пожалуй, туда мог войти даже наш катер.

– Аю-Даг, скала с древним названием Ява, мы прибыли, дамы и господа, – торжественно объявил «капитан». – Так не раскупорить ли нам перед самоубийством?

– Я бы предпочла назвать это жертвоприношением, но сама идея мне нравится, – нежно откликнулась Светлана. – Александр, выпьете?

– Нет, – неожиданно поднял твёрдый подбородок Земнов. – Не стоит праздновать, не сделав дела. Это может разгневать богов. Самый малый вперёд.

А вот сейчас мне уже совершенно не хотелось лезть куда-то в пещеру, и я бы, наверное, даже выпил немного для храбрости, но моего мнения никто не спрашивал. Судя же по тому, как подчинились остальные, Герман реально был авторитетом в полевых условиях.

И вот как раз именно это успокаивало: если кому и можно было безоговорочно доверять, то лишь ему. Земнов не умел врать, но был готов в любой момент вписаться в разборки ради друзей, а свою силу и отвагу он продемонстрировал в бою с тем белым быком.

Но нет, конечно, никакой демонстрацией там и не пахло. Могучий знаток мрамора и бронзы просто делал то, что считал нужным, не ожидая награды или похвалы…

Денисыч уверенно направил катер прямо в пещеру, останавливаясь под её высокими неровными сводами. Далеко не полез, тормознув у небольшой площадки, где начиналась тропа или, скорее, просто шёл ряд маленьких выступов и камней, по которым можно было осторожно пробраться внутрь.

– Удачи, мальчики! Я позагораю тут…

Мы, трое мужчин, поочерёдно покинули судно. Ладони слегка потряхивало от адреналина, поскольку до этого момента мне ни разу не приходилось участвовать в археологических раскопках, и уж тем более в поиске сокровищ.

Явно несанкционированном. Уверен, что, схвати нас тут за задницу полиция, разрешения на подобное мероприятие не нашлось бы ни у кого. Но это не главное, важнее другое: ни у Германа, ни у Дини ничего в руках не было. То есть не только современного металлоискателя, но даже обычной сапёрной лопатки. Странновато, нет?

Нам пришлось двигаться вдоль стены в глубь пещеры над самой кромкой плещущей воды. На середине пути, по факту уже через пять шагов, гигант признал, что дальше не пройдёт просто по габаритам.

– Буду ждать вас здесь, – грустно кивнул он. – Врежьте там кому-нибудь за меня…

– В смысле?

– Бро, не сомневайся! Я ещё немножечко накачу и один всех перекалечу!

– Э-э, а можно чуть поподробнее, о чём речь?

Вместо ответа бородатый спец подвинулся вперёд, а наш здоровяк лишь улыбнулся, ободряюще хлопнув меня по плечу. Очень легонько, с его точки зрения, но я вверх тормашками рухнул с тропы в воду, едва успев высказаться в полёте:

– Mater tuam![4]

Коротко, но по существу. Вынырнув и отфыркиваясь как морской котик, я отмахнулся от извиняющегося товарища и просто поплыл вдоль тропинки. Подхихикивающий и подхрюкивающий Диня шёл рядом, согнувшись в три погибели, пока не остановился у стены. Дальше пути не было. Точка.

– Что теперь?

– Приплыли…

– Это я вижу, делать-то что? Здесь нет никакого входа.

– Ай, зема, вход есть, но… Типа дальше ты пойдёшь один, мне туда нельзя.

Я опять ничего не понял, но тут он вытащил из сумки очередную амфору и, недолго думая, расхреначил её в брызги о каменную стену. И прямо на моих глазах камень растаял, словно тонкий слой льда на зимнем окне, открывая проход. В граните были вырезаны ступени, ведущие куда-то внутрь и вверх.

Мне удалось поставить колено на первую, и стало понятно, что подняться вполне возможно, если пригнуться и наклонить голову.

– Двигай булками!

– А ты?

– Саня, говорю же, я никак, потом объясню, – Денисыч присел на камешек, опустив ноги в воду, и достал очередную ёмкость. – Ты ж у нас специалист по истории искусств широкого профиля, тебе и карты в руки! Тащи всё, что найдёшь ценного, потом на месте разберёмся. И это… короче…

– Да?

– Не бойся там: что они тебе сделают.

Кажется, я что-то упустил и, возможно, меня уже два или даже три раза пытались предупредить, но в самом слове «тайна» есть некая своеобразная магия – мне уже было невозможно передумать, отказаться и отступить. Я не мог и не хотел.

И дело не в мужской гордости или в неконтролируемом инстинкте учёного, стоящего на пороге нового открытия, хотя комплекс Индианы Джонса никто не отменял. Я всегда был достаточно флегматичен по жизни, то есть более практичен, чем романтичен, а такие люди обычно не попадают в приключения. Так вот именно здесь, в Крыму, меня вдруг настигла весёлая бацилла здорового авантюризма. Это было странно и непривычно.

– Но почему-то оно мне нравится, – сообщил я в темноту и включил фонарь.

Полоса желтоватого света озарила забетонированный коридор, постепенно поднимающийся вверх свод, проведённые под потолком провода, зарешеченные лампы, а потом слегка тронутую ржавчиной запылённую металлическую дверь с характерным чёрным крестом в круге – фашистская свастика. Круть, нет?

– Что ж, ребята, вы не ошиблись, – невольно присвистнул я. – А это настоящий немецкий бункер! Мы нашли его-о!

Дальше всё было как в кино. В том плане, что меня покинули последние остатки мозга, захлестнув сознание игристым шампанским кладоискателей. Я бросился вперёд, толкнул дверь плечом, и она открылась! Почему? А на тот момент для меня это не было важным!

Я даже не задумался о том, что германские инженеры дураками отродясь не были и, возможно, незваных гостей ждали какие-нибудь страшные ловушки! Вспомним, ведь даже Лара Крофт хоть и киношный персонаж, но просчитывала все шансы на неприятные сюрпризы и очертя голову никуда, дура дурой, не лезла!

В отличие, как оказалось, от меня. Я полез…

Передо мной предстала довольно небольшая комната, заставленная длинными деревянными ящиками, картинами в рамах, мраморными скульптурами, десятком бронзовых бюстов, стопками старых книг и кипами бумаг в папках на завязочках. Три стены были украшены красными полотнами с той же чёрной свастикой в белом круге. Везде был слой пыли и жуткий, аж глаза резало, запах тлена.

Повинуясь случайному порыву, я потянул на себя рубильник у двери, и под потолком вспыхнули три тусклые лампы. Да, немцы умели строить, электричество работало до сих пор. Я выключил фонарь, с трудом сдерживая возбуждённое сердцебиение.

Такая находка могла стать настоящей сенсацией. Получается, что именно мне выпала невероятная удача первым увидеть всё это собственными глазами, потрогать, рассмотреть и передать назад людям! Фактически стать знаменитым в первый же рабочий день!

– Это невероятно, – я благоговейно опустился на одно колено, осторожно касаясь пальцами старых картин. – Какая коллекция…

Под слоем старой пыли на меня смотрели голубые глаза Мадонны с цветком самого великого Леонардо да Винчи. Два морских пейзажа Айвазовского с крейсерами, дымящими на фоне заката, портрет Пушкина Тропининской кисти, пара небольших парижских этюдов Коровина, бюст Некрасова, большое полотно безвестной деревеньки в средней полосе России…

– Неужели Левитан? – понятно, что голову я включил далеко не сразу, но лучше поздно, чем никогда. – С какого дьявола эрмитажный Леонардо находится здесь, а не в Санкт-Петербурге? С чего вдруг в музее Пушкина бюст Некрасова? На картинах Айвазовского изображены парусники, но не трёхпалубные стальные суда. Коровин писал в Гурзуфе, это да, однако никак не парижские виды! Получается, что…