Я назвал его галстуком

6

С того дня меня каждое утро тянуло сюда. Я смотрел, как падает снег, я смотрел, как он тает. Течет журчащим ручейком. С весной пришли люди и их голоса. Я сидел стиснув зубы. Снова позывы к рвоте. Трещина в стене отделяла меня от тех, кто был вплетен в сеть. Пара влюбленных прошла мимо меня, шепчась о чем-то. Сокровенные слова, которые доходили до моих ушей, звучали чуждо, как слова языка, которым я не владею.

— Я счастлив, — слышал я, — несказанно счастлив. Язык стал липким. Я проглотил рвоту.

Сомневаюсь, что меня кто-нибудь замечал, а если и замечал, то, вероятно, так, как можно заметить привидение. Ты видишь его ясно и отчетливо, не веришь своим глазам и моргаешь, чтобы изгнать это видение. Я был подобным призраком. Даже родители теперь едва меня различали. Когда я встречал их дома в прихожей или в коридоре, они недоверчиво бормотали: «А, это ты». Они давно не причисляли меня к семье. «Мы потеряли нашего сына. Он умер раньше времени» — вот как они, должно быть, думали. Я был для них живым мертвецом. Но со временем они смирились. Скорбь, которую они, возможно, поначалу испытывали, уступила место осознанию, что они не в силах вернуть меня, и какой бы странной ни была для них ситуация, даже странность вскоре стала обыденностью. Так мы и живем под одной крышей, и пока все это остается внутри семьи, они принимают такое существование за норму.