Венсеремос!

Пролог. Венсеремос!

Памяти Николая Муравина (1966–1996), бойца интербригады имени Че Гевары.

Шум моторов вспугнул андских сорок-тангара и они с обиженным стрекотом перелетели подальше от партизанской базы. Армейские камионы[1] один за другим въехали и выстроились в ряд на площадке среди перуанских гор.

Со стуком упал борт, двое герильерос резво запрыгнули в кузов и откинули полог. Взорам командиров открылись десятки продолговатых ящиков осточертевшего армейского цвета.

«Наконец-то» — у Васи от предвкушения едва не тряслись руки.

Просто потому, что поверх зеленой краски по трафарету набиты черным буквы кириллицы «10 штук, нетто 67 кг, брутто 88 кг»…

А у главного партизанского завхоза Римака руки едва не тряслись от радости обладания новыми игрушками. Подумать только, тысяча — тысяча! — fusil de asalto, штурмовых винтовок разом. И гора патронов к ним, и это после стольких лет, когда каждая испорченная винтовка или высаженная без цели обойма могли обернутся поражением и нешуточными потерями.

— Осторожней! Осторожней! — вился вокруг бывших партизан, а ныне «народных милиционеров» Римак и его узкие индейские глаза становились круглыми, стоило лишь качнуть ящик.

Бойцы в оливковой форме веселились и дурачились. Хорошо зная повадки завхоза, пугали его, намеренно «упуская» ящик только лишь для того, чтобы подхватить через секунду.

К дальней стене финки[2] успели перекидать треть зеленого штабеля, когда появились остальные отцы-командиры — самолично Эрнесто Гевара де ла Серна, команданте Катари, шеф разведики Антонио, начальник подпольной сети Габриэль, а еще Хорхе, Инти, Хоакин…

— Давай сюда! — крикнул Вася своим кечуа[3].

Два бойца отклонились от траектории переноски, дотащили до командиров и водрузили ящик на стол. Вася провел рукой по боку с полустертыми меловыми отметками и подергал пломбы.

Откуда-то слева подали кусачки, два щелчка и вот уже звякнули петли замков-«лягушек», освободив крышку. Римак нетерпеливо подался вперед — сколько уже оружия и снаряги прошло через его руки, а все такой же домовенок Кузя, хозяйственный до невозможности.

Под откинутой на двух брезентовых ремешках крышкой лежала пергаментная бумага, под ней сыскался упаковочный лист, напечатанный на русском, отчего Вася чуть не утратил контроль и не принялся читать его вслух. Но спохватился, просто повертел в руках и отложил в сторону.

Субординация и колоссальный авторитет касика[4] Тупака Амару Третьего, в прежней жизни Василия Егорова, студента-этнографа из Москвы, не позволили Римаку полезть в ящик первым. Даже несмотря на недавно полученное звание субкоманданте. Он только простонал сбоку:

— Ну, не тяни…

— Не тяни, показывай, — улыбнулся краем рта Че, сжимая в зубах трубку.

Вася смял шуршащий пергамент и собравшимся предстали пять вороненых спинок, на которых тускло играло солнце. Пока Вася снимал фиксирующую поперечную планку с вырезами, обитыми для мягкости шинельным сукном, Римак выхватил из отделения слева пергаментный сверток, в котором нашлись десять холщовых подсумков.

Планка легла справа, а Вася, ухватив за цевье, вытащил ствол.

Вот оно, счастье.

Слегка маслянистая поверхность без единой царапины, гладкий фанерный приклад и такие знакомые, такие родные формы… Вася разве что не поцеловал оружие — калаш! новенький калаш! До боли, до дрожи знакомый АКМ!

«Как я скучал по тебе, веселая железяка!»

Римак тем временем выгреб из ящика рыжие бакелитовые магазины, штык-ножи, сверток с ружейными ремнями, пеналы с принадлежностями, еще один сверток с масленками, густо смазанными солидолом.

Вася даже отложил автомат и схватил одну, не боясь перемазаться — запах! Даже смазка пахла Родиной… или это просто кажется?

Разулыбавшиеся бойцы и командиры скинули ящик со стола и увлеченно крутили новые игрушки, рассматривая их со всех сторон, щелкая предохранителями и затворами.

— Хм… Ну и как его разбирать? — задал резонный вопрос Гевара.

Вася было удивился, но вспомнил, что Че покинул Кубу до начала массовых поставок советского оружия и не особо знаком с творением Михаила Тимофеевича Калашникова.

— Освободите стол, — приказал касик.

Он вздохнул, положил автомат перед собой стволом влево, рукояткой затвора вверх, замер на секунду, пока в голове всплывал накрепко затверженный порядок действий, вздохнул еще раз и…

Лязгнул затвор, щелкнул спуск, руки касика замелькали по вбитым дядей траекториям, на стол со звоном ложились крышка, пружина, рама, затвор…

Хотя Вася и действовал полностью на рефлексах, все равно сообразил, что новенький фиксатор наверняка тугой, ловко ухватил пенал и действуя им, как рычагом, отстегнул газовую трубку.

Последняя деталь со стуком легла на доски.

— Команданте Амару разборку закончил! — лихо отрапортовал Вася и только после этого заметил изрядную оторопь на лицах соратников.

— Что?

— Да как-то ты быстро…

— Ну, — смутился Вася, — конструкция простая…

— Ну да, ты же учился в Москве, — ревниво заметил Че.

Это все объясняло. И еще секунд за пятнадцать Вася собрал АКМ обратно.

Вторую укладку командиры только просмотрели мельком и ушли под навес — все, кроме Римака. Индеец продолжал виться над каждым ящиком и донимать грузчиков. Впрочем, такое отношение Римака к материальным ценностям было для них не в диковинку и кечуа ехидно отшучивались, когда бережливый завхоз поднимал каждую крышку и пересчитывал вложение. Гора ящиков росла с каждой минутой.

— Эй, Тупак! Тут на ящике написано «Лично для команданте Амару»! — Римак стоял над очередной укладкой. — Принести или я посмотрю?

— Смотри, — благосклонно разрешил Вася, даже не повернув голову, продолжая крутить АКМ и поглаживать его, любуясь отблесками солнца на металле ствола.

За спиной, у грузовика, скрипнула петля крышки и в ту же секунду мир перевернулся.

Оглушительно ударило по ушам.

Мимо шарахнул сполох оранжевого пламени.

Жаркая волна толкнула в затылок.

Опрокинуло стол, рассыпались детали.

Хоакина бросило на Инти и они оба упали, громыхнув автоматами.

Остальные рухнули на землю по усвоенной в боях привычке: бомбят — ложись!

Сизый дым заполнил площадку.

С неба медленно сыпались тлеющие зеленые обломки.

Следом докатился тяжелый кислый запах взрывчатки.

Вася поднял голову над вставшей ребром столешницей — у развороченного заднего борта грузовика дымилась немалая воронка, вокруг валялись кровавые ошметки, метрах в пяти отползали раненые…

Звон в ушах скачком сменился на крики боли.

Первым, как ни странно, начал действовать не команданте, а Моро, врач-кубинец:

— Марко! Сача! Носилки, живо! И мой чемоданчик!

Секунда — и он уже был у грузовика, осматривая корчащиеся на земле тела.

— Назад! Назад! — заорал Че, но врач только отмахнулся.

— Почему назад? — схватил Вася Гевару за рукав.

— Ля Кувр! — бешено выкрикнул Эрнесто. — Ля Кувр!

«У него шок!» — успел подумать Вася прежде, чем сообразил, что друг и старший товарищ напоминает о взрыве в порту Гаваны[5]. Точнее, о двух взрывах — второй потряс французский пароход минут через сорок после первого, когда уже шли спасательные работы, скачком увеличив число жертв.

— Моро! — грозно рыкнул Че. — Быстро выноси раненых в укрытие!

Врач и два его помощника дотащили до скального выступа и опустили носилки с двумя окровавленными телами.

— А остальные?

Моро поднял потемневшие глаза на Васю:

— Нет остальных.

— Римак???

Врач только отвел взгляд.

Вася рванулся к грузовику, но товарищи буквально повисли у него на руках.

— Пустите! Пустите! — бился он несколько секунд, а потом душу затопил ужас потери и легендарный партизанский командир, прошедший Боливию и Перу, зарыдал и буквально свалился на землю.

— Терпи, Chico[6], — рядом присел Че. — Знаешь, как тяжело было, когда мы потеряли Камило[7]?

Вася выл, колотил ладонью по камню и не замечал, что рассаживает руку в кровь.

Римак.

Римак, с которым он бок о бок воевал три с лишним года.

Друг и брат.

Из того, самого первого призыва, теперь с ним остались только Искай и Катари. И еще Мамани, но его касик не видел давным-давно.

Римак, который всегда трясся над имуществом или деньгами партизан, неохотно расставаясь и с тем, и с другим. Но зато бойцы всегда были обуты, одеты, накормлены и экипированы как следует.

В плечо ткнулась чья-то голова и сквозь пелену слез Вася узнал Катари, здоровяк тоже плакал.

За выступом скалы послышались шаркающие шаги, и до группки командиров и медиков неуверенно добрел водитель грузовика — с полубезумными глазами, ссадиной в пол-лица и трясущимися руками.

— Господи Иисусе, ты-то как уцелел?

Вася даже не разобрал, кто задал вопрос.

— Ва… ва… — водитель увидел у Габриэля сигарету и потянулся к ней.

Ему вложили прикуренную прямо в губы, он сжал ее зубами, сделал глубокую затяжку, вторую, третью…

— Движок чи-чихал… — не очень понятно объяснил шофер, перехватил сигарету рукой и снова торопливо затянулся, догнав огонек почти до фильтра.

Окружающие терпеливо молчали.

— Открыл ка-капот, встал на ба-бампер…

— Грузовик прикрыл, — прошептал Катари.

— На зе-землю бросило, — водила чуть не ткнул себе сигаретой в глаз, показывая, каким местом ударился. — Дух вышибло, вот, пришел…

Моро уже подсел к нему и задирал веко, подсвечивая фонариком.

К вечеру, после двухчасового ожидания, за остальные ящики взялись партизаны-саперы. Крышки не трогали, монтировками и фомками выламывали торцовые стенки, просматривали и аккуратно вынимали содержимое.

Взрывное устройство нашлось еще одно, в ящике с надписью «Лично для команданте Рамона». Кило пластита, обычный вытяжной взрыватель — дерни за веревочку, дверь и откроется. Кому в ад, кому в рай.

Для успокоения Вася набивал патронами магазин за магазином и слушал, что предлагают члены штаба.

— Очевидно, что утекла информация о сегодняшнем сборе. Кто-то знал, что мы все будем здесь и что будут разгружать первую поставку оружия, — резюмировал Габриэль.

— Судя по взрывчатке и вообще по почерку, это американцы. ЦРУ любит играться с минами-ловушками, — подтвердил сказанное Антонио.

— Найди их. Где хочешь, как хочешь — найди, — хриплым голосом потребовал Вася. — Даже не тех, кто закладывал мину, а кто отдавал приказ.

Антонио едва заметно кивнул и смежил веки.

Десять стволов грохнули прощальный салют над могилой погибших.

Вася опустил автомат с вьющимся из ствола сизым дымком, щелкнул предохранителем и неожиданно оскалился в злой улыбке:

— У нас есть люди. У нас есть оружие. У нас есть база. Пришло время заставить Америку расплатиться. ¡Venceremos!