КОТ и К°. Книга первая. На руинах нового мира

* * *

А потом, чуть позже, она из газет, совершенно случайно, узнала про похороны известного бизнесмена и заранее поехала на кладбище, где собирались похоронить Олега.

Кто, где и как похоронил неопознанный труп её матери Светлана так и не узнала. Об этом в газетах не писали…

Похороны — это даже красиво. Особенно, когда хоронят чужого тебе человека. Или того, кто тебе безразличен… Но похороны близкого и дорого человека — это всегда слёзы и грусть от безвозвратной потери.

Но на этот раз хоронили близкого и почти родного Светлане человека. Человека, который мог стать мужем её мамы. Человека, который уже стал ей другом. Хорошим, заботливым и щедрым не только на деньги, но и на теплоту души, которой он делился так же щедро…

Было много очень дорогих машин и пышных венков с красивыми траурными лентами. Блестящий и тоже красивый гроб из полированного дерева был закрыт, так как труп слишком сильно обгорел.

Света вдруг подумала, что часть пепла её сгоревшей мамы тоже могла попасть в этот гроб… Так что можно сказать, что сейчас хоронят сразу двоих…

Было слишком много громких и пафосных слов. Кто их слушает на кладбище? Какие-то люди бубнили в общем-то одно и тоже… Для чего? Для кого?

Ни для кого… Просто так. Всё это просто так. Всё это ничего не значит… Наверное, поэтому эти слова никто и не слушает…

Странно, но почему-то каждый из присутствующих норовит что-то сказать. Как обычно это были такие банальности: «Он был хорошим человеком…» и «Спи спокойно, дорогой товарищ!». Зачем они все это говорят? Наверное, чтобы не выделяться из толпы…

* * *

А на кладбище тихо всегда… Даже птицы, увы не поют…

Здесь навеки уснула беда, обретя свой последний приют.

Лишь порой разорвёт тишину духовой похоронный оркестр,

Да солдатики, целясь в луну, расстреляют прохладу небес.

А потом, как всегда, тишина припорошит могильный уют.

И глядит неживая луна на людей, что уже не живут

Здесь навеки уснула беда, обретя свой последний приют…

Здесь, на кладбище тихо всегда… Даже птицы, увы, не поют…

* * *

Никто не обращал внимания на девочку стоящую вдалеке от траурно одетой толпы мужчин и женщин. Кое-кого она знала в лицо, кого-то видела в первый раз. Одного из них она хорошо знала и помнила.

Вадим — такой толстый и почти совсем лысый человек. Он был то ли директором, то ли менеджером казино в котором работала Наталья — мать Светланы. Противный потный дядька. Наверняка у него такие же липкие руки, как и его липкие противные свинячьи глаза…

Зачем Светлана пошла вслед за ним? Она потом не могла ответить на этот вопрос даже сама себе.

Ведь этот Вадим ей никогда не нравился как человек, да и мать о нём отзывалась не слишком хорошо…

Вадим и ещё несколько людей в строгих чёрных костюмах сели в большой чёрный лимузин. Как вообще эта длинная машина проехала сюда на кладбище… Тут же кругом узкие дорожки и ещё более узкие тропинки между могилами…

Присев на низкую ограду возле какой-то безымянной придорожной могилы, Светлана стала невольной слушательницей бурного разговора, происходящего в длинной шикарной машине.

Смысл обрывков разговора между Вадимом и тремя другими «господами в чёрном» сводился к следующему:

— Не всё прошло нормально…

— Он поменял коды…

— Весь чёрный нал…

— Полмиллиарда…

— Где их искать?…

— Восемнадцать разных валютных заграничных счетов в восьми разных банках…

— Когда он успел их перевести?

— Не знаю…

— А ещё наликом там было…

—…

— А что за сука с ним вместе сгорела?

— Да, так, шалава провинциальная… Уборщицей в казино работала…

— Говорят, что когда её вскрывали в морге, то обнаружили, что она беременна…

Светлана чуть не задохнулась от гнева, когда толстый Вадим проговорил эти оскорбительные слова о её погибшей матери. А известие о том, что вместе с мамой ещё и сгорел её будущий братик или сестра, привели Светку просто в бешенство…

— Надо узнать её адрес.

— Я узнаю… — это снова Вадим. — Она снимала квартиру через одного из наших сотрудников. Завтра же там всё перерою…

— А эти двое, кто исполнил заказ?

— А… Ерунда… Наркоманы. Плотно у меня сидят на привязи. Болтать не будут.

— Всё равно… От них надо скорее избавиться.

— Понял… Сделаем всё чисто… Сегодня же эти ублюдки сдохнут от передоза. Я проконтролирую…

—…

Дальше было ничего не слышно… Да и всё самое главное Света уже услышала…

Через некоторое время солидные люди расселись по своим солидным чёрным машинам, а машины разъехались в разные стороны…

Светлану душили слёзы. Она плакала, но не от горя, а от беспомощности… От невозможности сразу, вот здесь и сейчас отомстить вот этим гадам…

Вот они… Вот они — настоящие убийцы моей мамы! Достаточно было бы одной гранаты… Бросить в окно автомобиля… И не осталось бы никого… Но у неё не было гранаты… И она не умела с ними обращаться. Видела в кино… Да и только… Вот стрелять её Олег учил… А гранат у него не было…

Ненависть… Ненависть душила Светлану. Ногти впивались в ладони. Кулаки побелели от напряжения…

Но что она могла сделать здесь и сейчас? Куда пойти? К кому пойти? В милицию? Да кто её будет там слушать? Эти люди в чёрных костюмах, купят всё и вся, на любом уровне. А с ней поступят так же, как поступают с надоедливой мухой — прихлопнут и всё. даже мокрого места от неё не останется…

Что же делать? Что же делать?…

* * *

На съёмной квартире было пусто и одиноко. Девочка сначала пыталась собирать какие-то вещи, но потом поняла, что всё то, что ей хочется взять она просто не сможет унести с собой.

Тогда она стала собирать по принципу: «Только то, что крайне необходимо.» Но и этого набиралось достаточно много.

Наконец, когда она взяла лишь то, без чего вообще не сможет обойтись в ближайшее время. Да и то получилось одна дорожная сумка, набитая до отказа, один рюкзачок и ещё в придачу мамина дамская сумка.

Денег было всего ничего… Только то, что осталось в сумке у мамы. Там же лежали и документы. Мамин паспорт и её, Светкино свидетельство о рождении.

Присев на дорожку, она напоследок оглядела комнату. Она уходит отсюда, чтобы больше сюда никогда не вернуться. Эта квартира почти стала ей домом. И именно эта квартира была последней ниточкой связывающей её с той, с прошлой жизнью, в которой хоть и короткое время, но она была счастлива…

Да и город этот… Большая и шумная Москва с её недоброжелательными улицами и криминогенными переулками. Люди… Разные конечно люди живут в Москве, но…

Те гады, кто лишил её мамы и Олега, того, кто почти стал ей другом, старшим, честным и заботливым другом… Это не люди, а звери… Даже хуже зверей. И их надо безжалостно уничтожать, как уничтожают бешенных собак… Отстреливать там, где только сможешь их увидеть… Сколько раз увидела, столько раз и убить надо…

Но что она может? Может быть, эту месть надо чуть отложить на потом? На то время, когда Светлана станет взрослее и сможет убить всех врагов… А для этого надо заниматься спортом. Можно даже заняться спортивной стрельбой. Там научат стрелять метко и далеко. А года через три-четыре…

Но как же хочется не терять столько времени, а убить этих гадов прямо сейчас…

Много было разных мыслей…

* * *

Уехать.

Это была первая мысль.

В Сочи, к бабушке. На море. Там тепло. Там…

Но на вокзале ей не продали билет. «Приходи с родителями!».

— Девушка, Вам на какой паровоз билет нужен?

Молодой человек приятной наружности улыбался, как голливудский киногерой во все свои тридцать четыре зуба.

— Мне не на паровоз, мне на поезд…

— Да это я так шучу. С билетами все проблемы разрешимы. Если немного сверху заплатить… Деньги-то есть?

— Есть…

— Я смогу помочь… Только пойдёмте отсюда, а то вон, видите, сержант уже приглядывает за нами.

Неподалёку действительно маячил сотрудник милиции в форме. Неизвестно за кем он наблюдал и за чем он приглядывал, но смотрел он вполне подозрительно.

С милицией Светлана связываться совсем не хотела…

Молодой человек взял Светлану под руку и они вышли из здания вокзала… Прогуливаясь, и никуда не спеша, они пошли в сторону ближайшего к вокзалу жилого дома. Молодой человек безостановочно шутил, и улыбаясь подробно расспрашивал Светлану: Куда ей надо ехать и почему она одна без родителей. Так разговаривая, они дошли до какого-то большого дома и вошли в арку.

— Билет только будет стоить немного дороже, чем в кассе, но…

— Это нормально. Я же говорила… Деньги у меня есть…

В это время от стены отделилось несколько теней…

— Это хорошо, что деньги есть… Иди к нам сюда, лапочка! А ты, Красавчик, свободен.

— А деньги?… — начал было говорить тот, кого назвали Красавчиком…

— Не ссы! Свою долю потом получишь.

— Понял.

Сопровождающий Светлану «кавалер» растаял, как призрак, как будто его никогда и не было.

— И не вздумай кричать, детка.

Её обступили трое. Один подошёл сзади и схватил за руки. Другой взялся за сумку.

— Ребята, не надо. У меня это последние деньги. Мне надо уехать.

— Всем надо.

— Ребята…

— Молчи, коза!

— Помогите!..

Кто-то из троих сильно ударил в лицо. Во рту сразу стало солоновато от крови. Тот, кто держал сзади, перехватил рукой за лицо, закрывая рот.

Светлана почувствовала ещё удар в живот… ещё удар…

Её куда-то потащили. Она безвольной куклой висела на руках здоровенных взрослых грабителей… В глазах потемнело… Или просто стало темно. Видимо её затащили в какое-то помещение… Какой-то подвал… Она пробовала сопротивляться, но силы были не равны.

— Сюда её тащи! Здесь кричи, не кричи, ни одна собака не услышит.

— Эта сука меня укусила…

— Ну, так выбей ей зубы, чтобы не кусалась.

— Я ей сейчас…

Получив новый удар в лицо, она почти потеряла сознание, но успела почувствовать, как на ней рванули кофточку на груди. Сил кричать уже никаких не было. Закусив губу, она горько и беззвучно плакала…

С неё сдирали одежду, её снова били. А потом насиловали… И снова били… На куче каких-то тряпок, она молча лежала, и ни на что уже не реагировала. Похоже, что после всех потрясений произошедших в её жизни за последнее время, она просто впала в ступор. А потом просто потеряла сознание…

* * *

Из забытья её вывели какие-то голоса, которые приближались к ней…

Голоса были противные, шепелявые, пьяные… Они доносились, как будто из глубины колодца…

— Смотри! Девка голая… В крови…

— Живая что ли?..

— Не трогай её лучше! Пойдём, в другом подвале переночуем… А то потом менты на нас её труп повесят и посадят нас с тобой…

— Там хоть кормить будут, в тюрьме…

— Дура! Садиться надо за мелкую кражу, а не за мокруху… Так через полгода выйдешь здоровый и сытый, а сидеть лет десять или двадцать нет никакого резону…

— А вдруг ей плохо? Может живая ещё…

Двое, неопределённого пола бомжей, рассматривали лежащую на тряпках девочку. Она лежала почти обнажённой, слегка прикрытой, какими-то тряпками, видимо, своей бывшей одеждой.