Самый лучший комсомолец. Том шестой

* * *

Покинув ресторан, погрузились в тот же «Рафик», и, в окутавших Хрущевск рассветных сумерках, по чистой дороге, любуясь искрящимся в свете еще горящих фонарей снегом, мы поехали на экскурсию.

— Город можно условно разделить на несколько зон, — вещал я по пути. Сейчас мы находимся в административно-жилой зоне. Здесь у нас администрация, жилые дома, школы, больницы, магазины, кафе и предприятия сферы услуг. Не хочешь сходить к парикмахеру, Джон?

— Спасибо, мне нравится моя прическа, — не обидевшись, отказался он.

— Дядь Вадим, прокатите нас по дворам, пожалуйста.

КГБшник свернул с главной дороги, и мы понаблюдали украшенные статуями яркие детские площадки, скверики и один из четырех городских катков. Сейчас — пустой, потому что нормальные люди вон, в школы и на работы расходятся, им некогда.

— У вас здесь много азиатов, — заметила Йоко.

— У нас в стране нет безработицы, — развел я руками. — Это — великое благо для людей, но немного осложняет ведение дел — из ниоткуда рабочие руки не возьмутся, их нужно переводить из других мест. На это согласны не все, поэтому мы обратились за помощью к союзникам из Китая и Северной Кореи. Большая часть азиатов — тамошние рабочие, которые после отработки контракта вернутся домой.

— Я пойму, если ты не хочешь об этом вспоминать, — осторожно начал задавать вопрос Леннон. — Но как именно умер Мао Цзэдун? Ты ведь там был?

— Был, — подтвердил я. — Умер ровно так, как говорили в новостях — от рук американского посла. Извините, больше рассказать не могу — я обещал.

— Мы так перепугались, — поделилась чувствами Йоко. — Когда фильм в телевизоре прервали, чтобы рассказать об угрозе обмена ядерными ударами с Китаем.

— Хорошо, что до этого не дошло, — кивнул я. — Я не оправдываю КНР, но понять могу — для них Мао был все равно что Император с соответствующим уровнем любви и паникой после его смерти.

— Особенность менталитета, — вставил ремарку мистер Уилсон. — Последние Годы мистер Цзэдун воспроизводил привычки китайского Императора — например, проводил государственные совещания прямо лежа в постели, голым.

— Товарищ Линь Бяо, нынешний председатель, отличается хладнокровием и здравомыслием, — добавил я. — И больше со стороны Китая как минимум Европе с Америкой провокаций бояться не нужно — у них новая программа Партии, во главу угла которой поставлена борьба с нищетой и решение накопившихся сельскохозяйственных проблем.

— Кстати о сельском хозяйстве! — обрадовался посол. — Разве не странно, что такая большая и богатая коммунистическая страна как СССР покупает продовольствие за границей?

— Меня это очень расстраивает, — вздохнул я. — Увы, никто не застрахован от неудачных решений предшественников. Главное — не довольствоваться статусом-кво, а решать накопившиеся проблемы. Этим дедушка и его коллеги и занимаются уже третий год. Кроме того, мистер Уилсон, я не вижу ничего плохого в стремлении не допустить продовольственного кризиса при помощи импорта. Золота у нас много, и люди для нас важнее, чем оно.

— Однако Российская Империя являлась главным экспортером зерновых на планете, — заметил посол.

— В которой, тем не менее, массовый голод был вечным спутником жизни крестьян и рабочих, — пожал я плечами. — А теперь там, где располагались основные «хлебные» латифундии, у нас, помимо пшеницы и ржи, выращивают рис, цитрусовые, гречу, бобовые, бахчевые и еще много всего. Капиталисты любят играть цифрами как им удобно, но по совершенно любой произведенной продукции СССР кроет Империю как бог черепаху.

— За это нужно благодарить общечеловеческий прогресс, — отмахнулся мистер Уилсон. — За этот век планета изменилась.

— Прогресс в наличии, — согласился я. — С этим только идиот спорить будет. Но если сидеть на заднице и ничего не делать — прогресс пройдет мимо.

— Что ж, я не стану идти против фактов и соглашусь, — кивнул посол. — Вы — на заднице не сидите.

— Здорово, что вы хоть немного заглядываете в объективную реальность, — ухмыльнулся я.

— Не теряй время на мистера Уилсона, Сергей, — выдал дельный совет Леннон. — Королева платит ему зарплату, а он за это видит только то, что выгодно.

— Просто слишком люблю свою страну и свой народ, — развел я руками. — Я же понимаю, что мистер Уилсон, если ему прикажут, назовет черное белым, но сделать ничего не могу — расстраиваюсь.

— И он этим пользуется, — кивнул Джон.

— Не-а, — покачал я головой. — «Пользоваться» — это извлекать выгоду, а мистер Уилсон — наоборот, дает мне возможности рассказать о жизни в СССР так, чтобы это не выглядело притянутой за уши пропагандой. Спасибо, мистер Уилсон. Если однажды вам надоест старая добрая Англия, я приложу все усилия, чтобы вам выдали квартиру и наше гражданство.

— Сильно сомневаюсь, что такая ситуация возникнет, — фыркнул мистер Уилсон. — Но я ценю ваше предложение, мистер Ткачев.

— Вам переехать к нам не предлагаю, — добавил для Леннонов. — Чтобы мистер Уилсон не нашел повода обвинить меня в вашей вербовке.

— Когда им нужно, чинуши найдут повод для чего угодно, — отмахнулся Джон.

— Согласен, — поддакнул я. — Государство — это репрессивный аппарат, призванный обеспечивать монополию на насилие. Прозвучит очень пессимистично, но без этого люди очень быстро деградируют, разобьются на племена и начнут резать друг друга за ресурсы и просто так.

— В юности я был анархистом, — признался Леннон. — Но с годами понял, насколько много зла в людях, и только общество может заставить человека жить по правилам, не прибегая к насилию. Но ублюдки-политики слишком любят класть чужие жизни ради своих доходов.

— Англия не воевала со времен Второй мировой, — заметил посол.

— Не считая подавления восстания в Булуджистане, гражданской войны в Греции, участия в войне с коммунистами в Малайзии, Корейской войны, англо-египетской войны, подавления восстания Мау-Мау в Кении, зарубу во времена Суэцкого кризиса, подавления восстания в Верхней Яфе, конфликта на Ближнем востоке, начавшегося с восстания в Дофаре, войны в Йемене, — перечислил я. — И это я не беру в расчет первые послевоенные годы, когда вашу колониальную систему ломали через колено и привычные вам неприятности с Ирландской республиканской армией и прочими радикалами.

— Вы хорошо подготовились, мистер Ткачев, — похвалил меня мистер Уилсон.

— Он вас умыл! — фыркнула на него Йоко.

— Я впервые слышу о доброй половине, — признался Леннон.

— Замечу, что в большей части данных конфликтов наша страна принимала участие не в одиночестве, — влез посол.

— В юриспруденции преступление, совершенное группой лиц, является более сурово наказуемым, чем совершенное в одиночку, — улыбнулся я.

Мистер Уилсон ощерился:

— Судя по слухам, которые о вас ходят, о преступлениях вы знаете гораздо больше, чем нужно юноше вашего возраста. Особенно — об экономических.

— Какие слухи? — сымитировал живое любопытство опытный лицедей Сережа.

— Слухи о том, что ты лично сажаешь в ГУЛАГ тех, кто тебе не понравился, — ответил вместо него Джон и пояснил. — Нас с Йоко долго запугивали коллеги мистера Уилсона.

— Слышал такие слухи, — кивнул я. — Про робота были интереснее.

— В свое время и слухи о том, что вы — внук мистера Андропова, вызывал кое-у-кого саркастическую усмешку, — ухмыльнулся посол.

— Это — другое, — отмахнулся я. — Там я реально ничего не знал, иначе не стал бы отпираться — все равно такой удивительный факт на долгой дистанции не утаишь. Помог ли я немного МВД и КГБ, проявляя гражданскую сознательность? Безусловно. Сажал ли я кого-то в ГУЛАГ лично? Конечно нет!

«В ГУЛАГ» вообще никого посадить нельзя — это же управляющая структура!

— А как ты «помог» КГБ? — спросил Леннон.

— Мне пишут много писем, — пожал я плечами. — В некоторых из них люди рассказывают о проблемах и обидах. Часть этих писем я переправлял органам правопорядка, для проверки.

— А еще, когда мистер Ткачев отправляется куда-то выступать, с ним прибывает оперативная группа с широкими полномочиями, — добавил посол.

— Верно, — кивнул я. — Группа устраивает неожиданные служебные проверки в строгом соответствии с Советским законодательством. Иногда по ее итогам приходится заводить уголовное дело, но чаще — нет, у нас здесь очень маленькая преступность и огромное количество добропорядочных, склонных к честности и справедливости, людей.

— Такое положение дел тебя устраивает? — поморщился Леннон.

— Более чем, — пожал я плечами. — Если я могу помочь родной стране немного почиститься от паразитов и злодеев, значит должен так делать. Это ведь моя страна, мои соотечественники. Если преступности станет меньше — они станут лучше жить, а именно в служении Родине и населяющим ее людям я вижу свое предназначение. Въезжаем в промышленный район, — указал за окошко. — Обратите внимание на обилие барельефов и мозаик.

Гости посмотрели, позадавали вопросы формата «а кто это?» и вынесли вердикт — да, круто!

— Вон там, — на перекрестке я указал на КПП. — Секретный научно-исследовательский институт и воинская часть, которая его охраняет.

— И проверяет разработки на пригодность к войне с капиталистами? — предположил посол.

— Не, такими разработками другие институты занимаются, — с улыбкой покачал я головой. — Коллектив, который работает в нашем, разрабатывал драм-машину, электронные барабаны, совершенствовал звукосниматели для скрипок корейских певиц, по моей просьбе изобрел процессор для гитары, который дает дисторшен и фьюз, а еще сконструировал «Одиссею». Словом — исключительно развлекательно-прикладные гражданские разработки.

— Когда мы впервые выступали на стадионе, за криками толпы не слышали даже самих себя, — поделился байкой Леннон. — И это при том, что нашему продюсеру пришлось доставать самое мощное оборудование из доступного. А еще задолго до этого мы иногда пользовались для выступлений сломанным усилителем, который окрашивал звук помехами.

— Я так и написал тогда в техническом задании, — с улыбкой кивнул я. — Сославшись на ваши выступления. Ваше влияние на мировую музыку переоценить невозможно, Джон, и Советский союз этого влияния не избежал. Я хочу показать вам некоторые прототипы, но мистеру Уилсону в институт нельзя, а одних он вас не отпустит — вдруг мы промоем вам мозги секретной установкой?

Народ гоготнул.

— Так что после экскурсии поедем в Дом Культуры, туда принесут интересное, — добавил я. — Мистер Уилсон, все необходимые патенты у нас есть, поэтому очень надеюсь, что вы не станете портить свою репутацию пошлым промышленным шпионажем.

— Можете быть спокойны, мистер Ткачев, — привычно не обиделся посол. — Я совсем ничего не понимаю в электронике.