Угонщик

Глава 2

Июнь одна тысяча девятьсот девяносто первого года.

'Статья 164.1. Азартные игры (введена Указом Президиума ВС РСФСР от 28.05.1986)

Участие в азартных играх (в карты, рулетку, «наперсток» и другие) на деньги, вещи и иные ценности, а равно принятие ставок частными лицами на спортивных и иных состязаниях — влекут предупреждение или наложение штрафа в размере до пятидесяти рублей с конфискацией игральных принадлежностей, а также денег, вещей и иных ценностей, являющихся ставкой в игре, или без таковой.

Кодекс РСФСР об административных правонарушениях, 1984 год'

Смешная, как ромовая баба, следователь СО Дорожного РОВД Калинкина, поставила одну ногу на крыльцо и замерла, боясь сделать следующий шаг.

— Марина, давай помогу — я подхватил глубоко беременную «следачку» под локоть и помог ей взобраться на крыльцо.

— Ты что творишь, Марина Евгеньевна? Хочешь прямо в кабинете родить? — я придержал входную дверь и дождался пока будущая мать, тяжело вздыхая, втиснется в фойе РОВД.

— Мне, Паша, два дня осталось отработать. Сегодня с твоей Маргаритой закончу, если ее из изолятора привезли, а завтра дела сдаю и все, в декретный отпуск пойду, и на все три года, до самого последнего дня, на службу ходить не буду. А там глядишь и второго рожу.

Проводив округлившегося следователя до ее кабинета и договорившись, что до обеда я поработаю с бывшей заведующей комиссионного магазина, я пошел в дежурку.

Тюрьма никого не красит. Маргарита Михайловна, которую я забрал из камеры и повел к себе, в подвал, осунулась и похудела. Кожа ее приобрела какой-то серый оттенок, особенно бросающийся в глаза на фоне красного спортивного костюма, в который женщина была облачена.

— Что-то раньше кабинет у тебя был получше! Совсем, гражданин начальник, в немилость попал? — женщина осторожно опустила пушную попу на заскрипевший под ее весом, старый стул.

— Да, Рита, враги спокойно жить не дают. — я подал обвиняемой кружку свежезаваренного чая и подвинул тарелку с бутербродами: — Жалобы пишут…

— Это не я, Паша! О чем мы с тобой договорились -я все сделала.

— Успокойся, я на тебя не думаю. Пей чай.

Но Рита явно была чем-то взволнована. Она попросилась в туалет, долго возилась там, открыв кран на полную, затем, вернувшись в кабинет, сидела молча, нервно гоняя вверх-вниз застежку-молнию на вороте спортивной кофты.

— Павел, а можно дверь закрыть?

— Не желательно, но можно.

Я, в недоумении, пожал плечами, но протиснувшись мимо сидящей у входа в кабинет Марго, закрыл дверь и провернул задвижку замка на два оборота. Возможно, что женщина хотела поделится со мной конфиденциальной информацией и не хотела, чтобы случайные свидетели нас услышали. Сегодня, как в прочим и обычно, в нашем подвале было тихо — старшина с утра куда то уехал, рота ППС появлялась в своей комнате часа в четыре пополудни, в Ленинскую комнату с девяти часов утра и до половину пятого вечера, обычно, никто не заходил.

— И что ты хотела мне… — я повернулся от двери и слова замерзли у меня во глотке.

Моя подозреваемая, составив на тумбочку стакан с парящим чаем и тарелку с бутербродами, сидела на столике, спустив свою спортивную кофту на пояс. Оказывается, что под кофтой у Риты ничего не было. Небольшая, чуть подвисшая грудь, мягкий живот, свежевымытая (не зря плескалась в туалете так долго), но бледная кожа, женщина была не в моем вкусе, но еще вполне интересной.

— И что это мы задумали, Маргарита Михайловна? — я положил руку на ручку замка: — В СИЗО научили какой-то зэковской провокации? Типа, смотрите люди добрые, меня опер изнасиловал в кабинете?

— Паша, успокойся. — Рита смотрела мне прямо в глаза и говорила твердо и решительно: — Просто я не хочу на зону. Ты тогда все правильно сказал, если я через пять лет выйду, то не будет у меня ни котенка, ни ребенка, буду я уже старой. Мне девчонки сказали, что если я забеременею, то меня выпустят рожать…Ко мне там один цирик подкатывает, но он мне не нравится, не хочу, чтобы ребенок был на него похож. А у тебя глаза красивые…

— Врут тебе все, Рита, ваши бабы. Не знаю почему, но врут. Никто тебя в связи с беременностью не выпустит, рожать на зоне будешь, только пайка, усиленная будет. Если не веришь, могу «Исправительно — трудовой кодекс» дать почитать, вон у меня на сейфе юридическая литература лежит. Врать не буду, пока ребенку три года не исполнится, будешь отдельно сидеть, с такими же мамочками, ну а потом, если срок отсиживать еще большой остался, то ребенка забирают, а мамашу в общую зону отправляют, но тебя, скорее всего, выпустят условно-досрочно. Давай так сделаем. Ты сейчас спокойно кушаешь и чай допиваешь, потом идешь к следователю своему, а потом снова ко мне вернешься. И мы с тобой поговорим. Я тебе обещаю, что ни будь придумаю. Не сядешь ты на пять лет, по мне так, достаточно того срока, что ты уже в изоляторе отсидела.

Маргарита Михайловна появилась в моем кабинете через два часа. Она пришла сама, без сопровождения, не спрашивая разрешения, плюхнулась на стул для посетителей. Женщина, казалось, находилась в состоянии полнейшей прострации, смотря куда то, вовнутрь себя. Двумя руками Рита прижимала к животу пару несколько мятых листов бумаги.

— Маргарита, что с тобой? Маргарита⁈

Лицо подследственной вздрогнули и она, вынырнув из неведомых глубин, молча уставилась на меня.

Не дождавшись ответа, я усилием вытянул бумаги, осторожно разжав судорожно сжатые пальцы Маргариты.

— И что у тебя случилось? — я углубился в чтение. Предварительная договоренность на оформление этих бумаг со следователем была, но я никогда их не видел и теперь не торопясь, вчитывался в сухие, казенные строки процессуальных документов, резко меняющих жизнь одной непутевой гражданки.

— И чем ты не довольна? — бумаги легли на стол, Рита судорожно схватила их и вновь прижала к себе.

— Паша, объясни мне, что там написано. Мне следователь объясняла, но я ничего не поняла, что тут написано.

— Рита, тут написано, что твое преступное деяние переквалифицировано с статьи части второй статьи сто сорок пять уголовного кодекса, через статью семнадцать, то есть соучастие в грабеже, совершенного группой лиц по предварительному сговору на часть первую статьи двести восемь уголовного кодекса, то есть скупка краденного. А так как максимальное наказание за твое преступление уменьшилось с семи лет лишения свободы до исправительных работ сроком в шесть месяцев, то и предварительное заключение тебе поменяли на обязательство являться по вызову следователя. Теперь поняла?

— Ты хочешь сказать, что меня выпустили?

— Да, ты можешь идти домой. И если ничего не сорвется, то тебя освободят от наказания в зале суда, взяв в зачет срок, что ты отсидела в СИЗО.

— А что, все еще может сорваться⁈ — Маргарита от заторможенности впала в состояние, близкое к панике.

— Может. Маловероятно, но может. Прокурор может воспротивится. Судья может, в теории, отправить дело на доследование. Но это очень маловероятно, считай один процент.

— Но почему они могут все переделать?

— Рита, слышала выражение «Закон как дышло». Я тебе обещал помочь, если ты поможешь своего бывшего хахаля посадить надолго. Ты помогла. Я тоже помог. И честно тебе скажу, это обошлось мне в тысячу, что я взял в твоей квартире. И, во-вторых, если бы если твой следователь не отрабатывал завтра последний день, а начальство не боялось бы с ней ругаться, боясь какого ни будь выкидыша, хрен у нас что-либо вышло. Не любит у нас система случаев, когда человек, пусть и формально, незаслуженно сидел в тюрьме. А в твоем случае так и получилось.

Так! — я вгляделся в вспыхнувшие глаза бывшей заведующей магазином и грохнул по столу, так, что девушка, от неожиданности, подпрыгнула, вместе со своим стулом: — Я тебе говорил, что твоя неспособность удержать в узде твой дурной характер, тебя всегда подводит. Еще раз внимательно меня послушай. Мне, с огромным трудом, удалось тебя вытащить из тюрьмы. И это чудо, что получилось тебя вытащить. Но, если ты хоть одно слово кому ни будь скажешь, что якобы неправильно сидела, или еще что, или, сдуру жалобу какую на пишешь — все вернется назад, очень быстро. Система ошибок никогда не признает. Тебя закроют в СИЗО до суда, и никакая беременность тебя не спасет. И через месяц будешь ты смотреть на мир через колючую проволоку женской колонии за Вещевым Рынком. Ты меня хорошо поняла? Ты будешь держать рот на замке?

— Паша, я поняла тебя, я не дура. — Рита закивала головой: — а у меня вещи в изоляторе остались…

— Сейчас дежурка туда поедет, мелких хулиганов и подозреваемых туда повезет. Ты можешь с ними поехать. Там дежурному постановление следователя предъявишь, заберешь вещи и можешь быть свободна, пойдешь на свободу из ИВС на улице имени Мечты всего прогрессивного человечества.

— Нет, не нужны мне вещи! — Рита взвизгнула, как будто я насильно отправлял ее забирать в изоляторе провонявшее камерой барахло: — Паша, можно я не буду их забирать.

— Да делай, что хочешь. У меня еще один вопрос остался решить с тобой.

— Какой вопрос? — Рита вновь испугалась, уверенная, что сказка освобождения сейчас закончится.

— Я хотел своей коллекцией похвастаться. — я полез в сейф: — Я тебе не говорил, что я решил нумизматикой заняться? Нет? Не знаешь, что это такое?

— Нумизматы, Рита, это такие люди, что собирают деньги иностранные, коллекционеры…- я положил перед, оторопевшей от смены темы разговора, женщиной небольшой альбом: — Видишь, сколько насобирал?

— Это что? — Рита настороженно перелистывала страницы, с упакованными под прозрачной пленкой, бумажными деньгами с изображениями, незнакомых ей портретов мужчин и женщин, в основном, в средневековых костюмах.

— Это моя коллекция немецкий дойчмарок Западной Германии. Я же буквально, до сегодняшнего дня не знал, что у меня получится переквалифицировать твою статью. И вот, как мы с тобой договаривались, я взял твои деньги, что у тебя в горшке с кактусом хранились и поменял на марки ФРГ. Тысячу тебе там оставил, под ванной лежит, под тазиком, а на остальные тысячи валюты тебе купил. Ну, свои десять процентов взял, а так, это твои деньги. Через полгода….

— Паша, это сейчас что, подстава какая-то⁈ — Рида схватила полотенце и тщательно обтирала обложку альбома: — Что за очередной развод?

— Да успокойся ты! — я, с силой вырвал альбом из рук напуганной подследственной: — Совсем дура что ли? С января этого года Горбачев разрешил предприятиям открывать валютные счета, а скоро начнут свободно любому гражданину продавать, и за границу с этими деньгами выпускать. А почему я это в кляссер засунул, как коллекцию, так потому что формально валютную статью еще не отменили, уже не садят, но зачем гусей дразнить.

И вообще, — я сунул альбом обратно в сейф: — Не хочешь быть нумизматом, не надо. Я тебе завтра занесу деньги, даже без учета десяти процентов. Мне СКВ самому пригодится.

— Кто?

— СКВ- свободно конвертируемая валюта. Через полгода эти бумажки еще дороже станут, и на них можно будет хоть что купить, хоть машину, хоть квартиру. Давай решай — марки себе забираешь или мне рубли тебе отдать?