Здесь водятся драконы

* * *

Средиземное море,

близ порта Александрия

Утро только-только позолотило небо на востоке, над морем, когда утренний бриз вынес прочь из александрийской гавани старенькую парусную шхуну, совершавшую рейсы между сирийским Триполи, Александрией и греческими портами. Контрабанда была столь же привычным грузом на её борту, как и пассажиры самого сомнительного вида — а потому, капитан, пожилой, седовласый, с жёсткими, как у моржа, усами, грек, предпочитал даже не смотреть в сторону единственной каюты, где находился его нынешний пассажир со своим грузом. Каюта эта принадлежала самому капитану, но мужчина лет сорока пяти — пятидесяти европейской наружности, высокий, очень смуглый, с приметным шрамом на левой щеке, занял её без лишних разговоров для своей спутницы — скорее уж, пленницы, если судить по некоторым деталям, не укрывшимся от внимательного взора старого моряка. Впрочем, это было, конечно, не его дело — документы пассажир предъявил очень похожие на настоящие, паспорта подданного королевства Италия и его супруги, а что сама супруга выглядела подозрительно сонной, словно опоенной настоем опия, едва держалась на ногах и за всё время ни разу с те пор не показалась из каютки — так это не его дело, тем более, что наниматель заплатил щедро и, к тому же, вперёд, обещая солидную премию, если они прибудут в пункт назначения, в греческий Пирей в оговоренный срок. В том, что эти деньги не пролетят мимо его кармана,капитан не сомневался. Погоды стояли отменные, четырёхбалльный ветер, несущий запах горячего песка из Сахары, исправно наполняет паруса, такелаж и рангоут в полном порядке, матросы, два египтянина и грек с острова Крит, бегают как подсоленные, а в уголке, отгороженном капитаном для себя в кубрике, дожидается своего часа бутыль с греческой водкой друзик — что ещё нужно настоящему морскому волку, чтобы почувствовать себя совершенно удовлетворённым?

Покидая порт, шхуна прошла мимо бортами с русским клипером, стоящим на бочке на внешнем рейде Александрии, и капитан невольно залюбовался изящным, остроносым силуэтом с высокими, слегка отклоненными назад мачтами. Капитан знал, что клипер задержался в Александрии на пути с Тихого Океана, через Индийский, красное море, потом Суэцким каналом и далее, через Гибралтарский пролив, мимо бессильно уставленных на море пушек британской цитадели -и на север, в Россию, в Петербург. Это был обычный маршрут русских крейсеров, преподавших недавно унизительный урок владычице морей, Британской Империи. Впрочем, теперь уже бывшей владычице — ничего не поделаешь, мир неузнаваемо изменился и теперь уже никогда не будет прежним, и Юнионг Джеку придётся потесниться на океанских просторах, где он безраздельно властвовал не одну сотню лет.

Капитан усмехнулся собственным мыслям и помахал рукой вахтенным матросам, скучающим на полубаке клипера. Те ответили и крикнули что-то явно дружелюбное. Русских капитан уважал — недаром его прадед, уроженец Архипелага, состоял в эскадре греческих корсаров, которых Россия вооружала против извечного врага его народа, Османской империи. Правда, сейчас между османами и русскими мир, и всякий моряк в любом средиземноморском порту знает о славной битве, которую дала турецкая эскадра англичанам здесь, на самом рейде Александрии — но знают они и о том, что на мостиках османских броненосцев стояли русские капитаны и из орудий палили русские комендоры! Да, северный медведь пришёл на Восточное Средиземноморье всерьёз и надолго; он уже подгрёб под свою тяжкую лапу главную судоходную артерию этой части мира, Суэцкий канал — и даже, как поговаривали в портовых тавернах, обосновались на берегах Красного моря, устроив там военно-морской пост и угольную станцию для своих судов, направляющихся на Тихий Океан и обратно. Капитана-грека новое положение дел вполне устраивало — с русскими моряками легко было иметь дело, не то, что с высокомерными британцами или коварными, лживыми османами, вынужденными теперь вести себя потише.

Русский клипер остался позади, и капитан скомандовал прибавить парусов. Матрос-грек споро расшпилил кливер, двое других с уханьем налегли на фал, и треугольный кусок парусины по грота-штагу пополз вверх. Порыв горячего африканского ветра выпукло выгнул его, и шхуна побежала быстрее, прибавив ещё один узел к прежнему пятиузловому ходу. Капитан удовлетворённо крякнул, полез, было, в карман за трубкой — и увидел стоящего шагах в пяти, у борта, пассажира. Сухое, грубое лицо его, изуродованное глубоким шрамом, сохраняло невозмутимость, однако в глазах, обращённых на русский клипер, полыхала такая неуёмная злоба, что капитану сделалось не по себе. Впрочем, это его забота, поспешил напомнить себе старый грек, его дело — довести судно до порта назначения вовремя и, желательно, без происшествий. А уж кто там и за что кого не любит — пусть сами и думают, а ему спокойнее оставаться в неведении.