В тени Алтополиса

- Хочу пирожных, - ткнул я пальцем в дальний конец. Обыкновенно сладостями здесь не торговали. Максимум – посыпанной сахаром ватрушкой, или пирожками с джемом. Но иногда на хозяина пекарни находило вдохновение. И тогда на прилавках появлялись ОНИ – эклеры. Покрытые темной помадкой, с наивкуснейшим заварным кремом внутри. Я рассчитывал на них сегодня и вот свезло.

- Так-с, эклеры молодому человеку… И сколько завернуть?

- Все!

- Все? – хозяин пекарни застыл в недоумении. Его можно было понять: на прикрепленном к подносу ценнике значилось шесть копеек за штуку. Дорогое удовольствие по меркам трущоб.

- Эклеры? - переспросил он снова, чтобы удостовериться.

- Они самые.

- Целый поднос?

- Да. Сколько там штук наберется?

Оказалось, ровно четырнадцать. Хозяину пекарни даже не потребовалось посмотреть, чтобы назвать точную цифру.

- С вас семьдесят шесть копеек, - после недолгих расчетов озвучил он итоговую сумму.

- Восемьдесят четыре, - поправил я, тут же получив в ответ знакомую улыбку.

- Скидка за опт, молодой человек.

Хозяин пекарни принялся шелестеть бумагой, упаковывая купленные сладости, а я вытащил монеты. Вывалил все скопом, и пока продавец пытался собрать разбросанную по прилавку мелочь, вихрем вылетел наружу, не забыв прихватить пакеты.

Скидка… то же мне выдумал. В розничных магазинах отродясь оптовых цен не водилось. А уж тем более в таких специализированных, как булочная или кондитерская. Жалко ему стало оборванца с улицы, вот и сбил цену. А мне такая забота поперек горла. То же мне, жалельщик выискался… Ежели всех жалеть никакого сердца не хватит.

В руках шуршали груженые сладостями пакеты. В карманах ощущалась непривычная легкость, но я нисколько не переживал о потраченном. Все равно планировал спустить деньгу на аттракционы, так какая разница?

Главное, чтобы старшаки по дороге не пристали с требованием показать, чего в пакетах лежит. По уличным понятиям всего не отнимут, но даже одного эклера для этих уродов было жалко.

Я специально выбрал обходной маршрут, избегая наиболее опасных улиц. И только спустя полчаса, проплутав по узким закоулкам, добрался до Желтых Фонарей.

Два месяца я здесь не появлялся. Два долгих месяца мечтал разбить все окна и сжечь бордель дотла. И вот пришел с руками полными гостинцев. Обошел заведение с черного хода. Изловчившись, отбил положенный ритм.

Дверь долго не открывали. Наконец в коридоре раздались тяжелые шаги. Следом послышалось недовольное ворчание, словно разбудили старого пса. Замок щелкнул и на пороге появилась высоченная фигура Густава. Я очень надеялся, что будет другой вышибала. Тот, у которого будет меньше поводов спустить меня с крыльца. На всякий случай взглянул на волосатую руку. От давнего укуса не осталось и следа, даже малейшего шрама, хотя цапнул я его тогда знатно.

- Ну, - пробурчал вышибала в своей привычной манере.

Я высунул голову из-за пакетов, давая возможность себя разглядеть.

- Ты в курсе, что пароль сменился? - спросил Густав после недолгой паузы.

Я промолчал.

- Три коротких, один длинный, один короткий, - произнес он и снова воцарилась тишина.

Нельзя было и надеяться переиграть Густава в молчанку. Он был таким же невозмутимым, как кирпичная стена и таким же сообразительным, потому я сдался первым.

- Мне снова постучать или пропустишь?

Густав уперся взглядом в пакеты. Пришлось открыть один из них, продемонстрировав сладкое содержимое.

- Эй куда? – крикнул я, но было уже поздно. Одно из пирожных скрылось в пасти вышибалы.

- Вкусные, - пробормотал Густав и наконец соизволил освободить проход. На нижней губе громилы повисла капелька заварного крема. Этому все будет вкусно, что выглядит аппетитней жеваного сапога. Да и тот бы проглотил, намажь сверху вареньем.

Прикрыв телом гостинцы, я проскользнул внутрь. Привычным маршрутом проследовал по спящему борделю. Поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. До комнаты Мари оставалось пройти пару метров когда из соседней комнаты выпорхнула Ясмин - стройная девушка цыганской наружности. Завидев меня, она взвизгнула от радости и кинулась обнимать. Бежать было поздно… Все что оставалось – это спасать эклеры от неминуемой участи быть превращенными в сладкую кашицу.

Захлопали двери одна за другой. Из проемов стали появляться заспанные лица ночных бабочек. И вот я уже стою в окружении щебечущих девиц. Одни тискают, другие щиплют за щеки и бока, третьи треплют волосы. Подпирают, и давят - давят со всех сторон. Отчаянным движением сую пакеты в чужие руки, кричу на прощанье:

- Оставьте один для Мари!

Теперь все что остается - отдаться на волю смеющейся толпе.

Каждый извиняется по-своему. К примеру, парни пожимают плечами - мол случилось, с кем не бывает. Вид при этом имеют серьезный, чуть виноватый. Девчонки, напротив, любят переводить все в шутку. И чем больше они смеются, чем больше тискают, тем больший груз вины лежит на их плечах.

Я долго не мог выбраться из кружащегося хоровода. Меня мяли и обнимали, в меня тыкали пальцами: под ребра, в живот, шею – куда достанут и куда попадут. Казалось, живого места не останется на теле. Особенно усердствовала мама Роза – самая опытная из работниц Желтых Фонарей. Женщина имела на удивление объемные груди, ими же меня и придавила. Сомкнувшийся над головой полукружья лишили доступа к кислороду.

Захотелось позвать на помощь Мари, но я знал, что её здесь нет. Иначе давно бы отбила от разыгравшихся, а потому напоминавших стаю диких кошек девчонок. Отманикюренные ногти царапали кожу не хуже крючковатых когтей.

Хвала небесам, творящуюся вакханалию прекратила мадам Камилла. Появившаяся в коридоре хозяйка застыла в позе каменной горгульи: приоткрыв рот и выдвинув вперед длинный, похожий на клюв нос. Некоторое время она молча наблюдала за кучей-малой, а потом гаркнула во всю глотку:

- Девочки, разошлись! Vite, vite!!!

И работницы разбрелись послушным стадом овец: зашаркали тапочками, захлопали многочисленными дверьми. Я остался стоять один - порядком помятый, в тошнотворной ауре духов и паров шампанского. От последнего кружилась голова или виной всему полукружья мамы Розы, едва не подарившей сладкую смерть?

- Чего застыл или тебе особое приглашение нужно? – провизжала недовольная старушенция.

Я собирался сказать, что никуда меня не звали, но мадам Камиллу подобные мелочи не интересовали. Обернувшись к застывшему у стены охраннику, она приказала:

- Яго, сопроводи gamin de rue в мой кабинет. И смотри, чтобы эти шаловливые ручки ничего не прихватили по пути.

- Будет исполнено, мадам.

Офис находился на чердаке, переделанном под служебное помещение. Сама мадам Камилла называла его на французский манер mansarde. Вот только чердаком от этого он быть не перестал. Под потолком тянулись покрытые влагой трубы, с некоторых капало в заранее подставленные ведерки. Следов плесени не наблюдалось, но я чувствовал её затхлый аромат наравне с запахом прелой древесины. Пожалуй, это было единственным местом во всем здании, не вопящим – я бордель! Никакой тебе красочной мишуры, вызывающих картин и скульптур, демонстрирующих подробности человеческого тела. Сама комната скорее походила на скучный банковский офис со всеми втекающими. Разве что хозяйка выбивалась из общего фона. Даже жарким летом мадам Камилла имела привычку носить меховую накидку, скрывавшую костлявые плечи. В отвислых мочках поблескивали массивные сережки, а на морщинистой шее каменьями горело дорогое колье.

Отослав жестом вышибалу, хозяйка подобрала платье и уселась в кресло. Водянистые глаза уставились на меня.

- Pourquoi?

- Чего? - не понял я.

- Спрашиваю, за каким чертом тебя сюда принесло?

- Я это… вроде как подрабатывал у вас.

- Именно! – непонятно чему обрадовалась старушка. – Именно, что подрабатывал, а теперь тебе здесь не место. Ты уволен!

- С каких это пор?

Мне вдруг стало очень обидно. Лешку Чижова много откуда выгоняли, но чтобы уволить – такое впервые. И главное, за что? Работу свою выполнял честно, ни разу не своровал и даже денег не клянчил.

- С тех самых пор, как стал на побегушках у атамана малажского. Или думал, не прознаю о новом постояльце в доме Лукича: нестриженном, немытом, твоего роста и физиономией один в один – такой же наглой и чумазой, - меховая шаль колыхнулась, словно мадам вдруг стало зябко. Она на несколько секунд задумалась, но все же спросила: - ты знаешь, кто такой Лукич?

- Бобыль один, - пожал я плечами, - работает сторожем при автомастерской.

- M on ami, ты или хитер без меры или слишком глуп. Впрочем, последнее ничего не меняет. В квартале Желтых Фонарей твоей ноги больше не будет.

- Но почему?

- Потому что я так сказала!

- Но как же так? Я… Я могу поклясться, что против вас ничего не замышляю, и даже в мыслях такого нет.

Повелительный жест морщинистой руки заставил умолкнуть. Хозяйка кабинета выглядела недовольной. Выпятив нижнюю челюсть, ну прямо один в один горгулья с картинки, она вдруг гаркнула:

- Тебе мало того, что уже случилось? Этот чертов громила, этот fils de pute заявился в кабинет и пригрозил спалить МОЁ заведение, если не выдам мальчишку, осмелившегося напасть на их гостя. Один из случайных свидетелей опознал тебя.

- Случайных? – не выдержал я, усмехнувшись. – Эта была ваша шлюха, мадам… Блондиночка из числа новеньких.

- Ferme-la! – взвизгнула мадам. – Ne parle pas comme ça! Это МОИ девочки и только я имею право их так называть.

- Да как угодно, - пожал я плечами. Хотел продемонстрировать показное безразличие, но вместо этого дернулся, будто от нервного тика. Уж слишком много обиды и злости скопилось внутри – Я защитил вашу девочку, а она поступила как последняя… Валялась в грязи, пока её били ногами. Никто на выручку не спешил – ни единой живой души. Даже ваш Яго не дернулся, а я помог! Слышите меня - ЭТО Я РИСКНУЛ ЖИЗНЬЮ, а вы вместо слов благодарности гоните за порог, словно шелудивого пса. Ты уволен… Да пожалуйста! Только в следующий раз, когда из вашей барышни сделают отбивную, не плачьтесь. Вы и эта тупая блондиночка. Я до последнего верил, что она меня не сдаст, что существуют хоть какие-то понятия о правильности и…, - и обида захлестнула меня с головой. Заполнившие глотку сопли душили, поэтому пришлось приложить немало усилий, чтобы не пустить слезу. Еще не хватало разрыдаться на глазах у зловредной старушки.

- Успокоился? – поинтересовалась она, стоило подойти к концу моей обличительной речи. – Платочек не предлагаю, у тебя для этих дел рукав имеется.

- Очень смешно, - процедил я сквозь зубы.

- А похоже, что я смеюсь? - мадам Камилла озадаченно уставилась на меня. - Не вижу ничего забавного в сложившейся ситуации. Особенно когда бросаются лживыми обвинениями… Да, моих девочек трудно назвать образцом добродетели, но и у них существуют понятие чести. Жульетта не сдавала тебя … Это сделал какой-то мальчишка – очередной clochard, пойманный на крыше соседнего здания. Он и наговорил со страху, как тебя зовут, где чаще всего бываешь. Ну и про мой salon не забыл упомянуть. А уж когда стригуны в гости нагрянули… Теперь понимаешь, что выбора у меня не оставалось.