Косплей Сергея Юркина. Сакура-ян

— Почему она так говорит?

— Хочет, чтобы я придумала, как стану жить дальше. Ладно, мама, пока. Я пойду. Спать хочется. Буду теперь звонить. Пожалуйста, не сообщай пока никому, что я звонила.

— Дочка, стой! Куда же ты⁈ Поговори ещё со мной хоть немножко!

— Мне стыдно оттого, что я тебе не звонила. И не знаю, что отвечать, потому что не помню всего. Прости. Я позвоню завтра. Спокойной ночи, маам. Люблю тебя.

В трубке раздаются гудки отбоя. Мама поворачивает голову к СунОк. По её щекам катятся слёзы.

— ЮнМи, — живая. — севшим голосом шепчет она. — Я знала, я знала, что она — жива!

От переполняющих её чувств мама начинает рыдать. Ожившая СунОк бросается её успокаивать.

Время действия: двадцать четвёртое декабря

Место действия: внутренний двор храма Пэннён. Неподалёку от ЮнМи, задрав хвост, по кустам лазит Мульча.

Ших-щих… Ших-ших…

И снова я дворник с метлой. Занимаюсь «посильным трудом», одновременно размышляя о действиях, которые следует предпринять после того, как выйду в «большой мир». Так здесь называют пространство, находящееся за монастырскими стенами.

Ших-щих… Ших-ших…

А здесь, действительно, — уютно. И безопасно. Даже не хочется наружу. Там столько идиотов…

Ших-щих… Ших-ших…

Но просидеть до конца жизни за четырьмя стенами не получится. Честно говоря, — жаль. Но нужно отомстить и у меня ещё дом на Чеджу не куплен…

Ших-щих… Ших-ших…

А кому мстить? Кто мои враги? Да все! Даже СунОк! Только мама и Мульча — свои…

Юн-Миии-иии!!!

Внезапный пронзительный крик в благолепной тишине садика заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Резко оборачиваюсь и вижу СунОк у начала дорожки.

Блин! Сеструха припёрлась!

Скинув движением плеча висевшую на нём большую ярко-красную сумку на землю, онни, с повторным воплем «Юн-Миии-иии!!!», бросается ко мне, распахнув объятья.

Блин!!

* * *

Юн-Миии-иии!!

Чуть не сбив с ног, СунОк налетает на ЮнМи, хватает её в охапку, и начинает кружить, радостно крича: ЮнМи, ты живая!! Я знала, что ты — живая! Это всё неправда, что говорили! Ты не такая! Ты — молодец! Я тебя — люблю!

Запыхавшись, СунОк останавливается и, не выпуская ЮнМи из объятий, удивлённо смотрит на сердито набычившуюся сестру.

— А я тебя — нет! — заявляет та.

— Чего, — «нет»? — не поняв, ещё больше удивляется СунОк.

— Не люблю! Я тебя, — не люблю!

— Почему? — озадаченно спрашивает онни.

— Помнишь, что ты мне сказала⁈

— Что? — подумав две секунды, отвечает СунОк.

— Ты сказала — «лучше бы ты умерла»!

СунОк думает ещё две секунды.

— Не могла я такого заявить. — уверенно говорит она. — Ты что⁈ С ума сошла⁈

— Как это — «не могла» ⁈ — возмущённо восклицает ЮнМи. — Могла! Я точно это помню!

СунОк молчит, держа сестру в объятиях.

— Чего⁈ — спустя полминуты спрашивает уже ЮнМи, глядя на онни, выдыхающую на морозном воздухе клубы пара.

— ЮнМи. — проникновенно произносит в ответ та. — Скажи, — как ты добралась до храма Пэннён без проездного, без денег… И так, что тебя ни одна камера при этом не засекла? А?

ЮнМи задумывается.

— Не помню. — спустя какое-то время признаётся она.

— Я тоже не помню про те слова, о которых ты говоришь. Не одна ты можешь забыть…

Теперь ЮнМи озадаченно смотрит на сестру.

— Если я была слишком строга с тобой, то, пожалуйста, — прости меня. — просит та. — За короткое время на всю нашу семью обрушилось много невзгод. Мне нужно было быть сильной. Я старалась, но у меня не получилось. Извини.

— И ты поэтому непрерывно квасила? — уточняет ЮнМи.

— Давай, обсудим это позже. — предлагают ей. — Мама опять в больнице. Если она обнимет тебя, то ей точно станет легче. Я приехала за тобой. Привезла одежду.

— Что значит — «опять»? — удивляется ЮнМи.

— После твоего вчерашнего звонка, у неё поднялось давление из-за спазма сосудов. Это уже не первый раз за последние дни. Ей нельзя волноваться, ты же знаешь. А она очень переживала, когда ты исчезла.

— У меня были причины.

— У всех есть причины. У меня в сумке одежда для тебя. Быстро переодевайся и поедем! Такси ждёт. Я его не отпускала. И переноску для Мульчи я тоже взяла.

Приваливаясь к ногам сестёр и обвивая их хвостом в процессе своего движения, Мульча делает «круг одобрения».

(несколько позже)

Едем с онни в такси. Таксист, сначала напрягшийся при виде Мульчи в переноске, сейчас успокоился, резонно решив, что в храме тодук-коянъи, наверняка, очистилась от всякой скверны. СунОк влезла на заднее сиденье, втащила меня следом, и теперь сидит, прижимая к себе рукою. Видимо, чтобы ЮнМи «не потерялась». Молчим, обоюдно не желая разговаривать при посторонних.

Сдаётся мне, что онни лукавит, рассказывая про амнезию. Брешет. Всё она помнит. Но червячок обиды внутри меня стал совсем ма-ааленьким и уже не чёрным, а прозрачно-серым. Уменьшаться он начал в тот миг, когда я увидел, как СунОк искренне мне обрадовалась. Это было честно, без капли фальши. Всё-таки, когда не нужно думать о будущем и об «уровнях человеческих», она меня любит.

А сказала она или нет… Мало ли кто кому чего умудряется «брякнуть по-запаре»? Бывает. Сам тоже не всегда за языком слежу. Как прозвучало в какой-то дораме, — «Утомительные, но неизбежные отношения, которые длятся всю жизнь. Это семья». Будем жить дальше…

Плотнее прижимаюсь к СунОк. На душе ощущение защищённости и чувство, что всё будет хорошо.

(вечер того же дня)

Отложив планшет в сторону, лежу спиною на тёплом полу. Днём, увидев меня и СунОк вместе в больнице, мама сразу «выздоровела» и со словами — "С чего это я должна в больнице прохлаждаться, если у меня дочка так исхудала? - решила ехать домой. Отговорить её не получилось, а с местных врачей поддержки в таких вопросах — никакой. Они не заставляют «под страхом смерти» следовать своим рекомендациям. Ну не хочет больной лечиться, — его дело. Главное, чтобы он деньги заплатил за первичный приём и анализы, после чего может творить с собою всё, что пожелает. Поэтому, сегодняшним вечером, в доме — всё, как в старые добрые времена. Все дома, обжираловка и посиделки у телевизора. Мама готовит, никак не удаётся её остановить. Похоже, решила, — раз ЮнМи похудела, то нужно откармливать. СунОк пошла ей помогать, а я захотел узнать о событиях, случившихся за время моего отсутствия. Вот, «читнул слегка», теперь лежу, обдумываю свои дальнейшие действия.

Читать начал с содержимого чатов, примерно с того момента, когда в них решили, что я всё, — «того». Ну что можно сказать об их «содержимом»? Есть примета, — мол, если человека «похоронили», а он оказался жив, то жизнь его будет тянуться после этого не меньше, чем до ста лет. Я, конечно, не против задуть сто свечек на именинном торте. Только вот — приметы приметами, однако в комментариях столько народа на говно исходит, что общая масса негативных эманаций может запросто перешибить любые самые верные знаки судьбы. С чего этим хейтерам было совершенно не лень настрочить столько гадостей?

Впрочем, тайна сия относится к жанру «истина где-то рядом», и пытаться узнать эту «истину» заканчивается всегда плохо. Агент Малдер вместе со Скалли не раз это демонстрировали, да и сам недавно на своей шкуре проверил.

Поэтому — комментарии с высерами больных на всю голову ублюдков читать бросил, принялся изучать информационную продукцию, выпущенную корейскими СМИ. Узнал немало интересного. Оказывается, пока я ловил свою «слетевшую крышу», — заграница меня не забыла. Наград всяких поприсуждала. В Стэйплс-центре решили, что мною была создана «Лучшая современная классическая композиция», а любители научно-фантастического жанра пришли к заключению, что я написал отличную штуку. В результате — я теперь лауреат премии «Грэмми» и лауреат премии «Хьюго». И, если исходить из содержимого статей местных СМИ, то данный факт — совершеннейшее гнусное коварство с точки зрения корейских аборигенов. Ибо разрушает их миропредставление, в котором «тот, кто тяжело и много не работает, — тот ничего не получает». А тут «левой ногой» написали повесть, правой рукой наиграли мелодию — и такой результат! Забавен ещё тот факт, что никогда прежде их страна не получала столь высоких мировых наград, а награждённая, — возьми да сдохни. И, по всем признакам, случилось это вследствие усилий «благодарных соотечественников», затравивших её «вусмерть». Ржака полная.

«Так вам и надо, придурки!» — с удовлетворением думаю я, прокручивая в голове последнее из прочитанных журналистских расследований на тему — «кто на ком стоял и почему от этого не виноват в том, что она утопилась?». В статье был представлен «независимый трёхсторонний взгляд». Рассказано, как «Министерство культуры с туризмом», «переводит стрелки» на армию и «FANEntertainment». Армия же утверждает, что передала полномочия по «сопровождению» Агдан министерству и агентству. А в «FAN» просто тупо «отмораживаются», говоря, — вообще ничего не знаем, поскольку давным-давно указали ей на дверь. В итоге журналист задаётся вопросом — что же это такое творится, и кто должен взять на себя ответственность за страдания «таланта всея Кореи»?'

Прочитанное создаёт впечатление, будто «срач» между этими тремя группами идиотов идёт знатный. Конечно, очень было бы здорово дать несколько интервью зарубежным СМИ, кстати, тоже задающихся вопросом — «чё ж в Корее так тупо-то всё?». Просветить их, «кто на самом деле на ком стоял», дабы потом половину местных деятелей из их высоких кресел отправили в отставку, но… «Здорово» это будет лишь в плане потешить собственное эго, но вряд ли принесёт осязаемые дивиденды. Если бы в качестве наказания виновным поотрубали всем бошки, то это ещё как бы да. Можно слабо надеяться на отсутствие «ответки». А так, — они будут живы, «связи» их никто не аннулирует… Возможно, «визгу» будет и много, но «шерсти» точно много не получится. В такой ситуации выгоднее войти в альянс с кем-нибудь из этой троицы и при чьей-либо поддержке «мочить» остальных. «FAN» — дно, не стоящее упоминания. Министерство культуры — тупые идиоты и я там никого не знаю. Армия — тоже тупые идиоты, но у них можно обменять свою лояльность на демобилизацию. Это выглядит реально, поэтому армия, как союзник, — выглядит предпочтительнее. Кстати… Ничего, что уже столько времени меня в ней не видели?

Наверное, — «ничего». По срокам командировка ещё не завершилась. Никаких уведомлений об изменении статуса не было. Личные подписи, — я нигде не ставил. А охранник в агентстве, в данном случае — никто. Мало ли чего он там сказал? У меня командиры есть. Вот пусть и занимаются своими подчинёнными, то бишь мною, как положено…

А ещё у меня есть не завершённые судебные разбирательства. И охреневшее агентство, которое считает, что его должны кормить, пока оно не лопнет от обжорства! До чего же не хочется заниматься всей этой ерундой! У меня голос прорезался, наверняка — «серебряный». Судя по силе визга, — точно он! За время, потраченное на разборки с дебилами, можно ведь столько успеть сделать! Например, — написать что-нибудь для ещё одной премии «Хьюго» или забацать парочку хитов! Или хотя бы потренировать свой новый вокал. А с дебилами, вместо того, чтобы заработать кучу денег, — я их кучу потрачу. Эх!…Но и не судиться нельзя. Пока не освобожусь, эффективно работать не получится. Что за жизнь? В Пэннён было спокойнее. Однозначно.