Аферист

Глава 2

Через пять минут я шёл по улице, с наслаждением вдыхая свежий воздух и осматриваясь во дворах, куда нырнул сразу после бегства. Ну хоть город тот же самый, а вот времена не те, совсем не те. Нет яркой детской площадки, которую поставил депутат Пупкин и растрезвонил об этом во всех средствах массовой информации. Вместо неё красуется монументальная песочница под не менее монументальным грибом на столбе-ноге. Вкопанные до середины покрышки. Обычные качели — доска на верёвках. А лестницы и рукоходы рассчитаны на баскетболистов, не иначе. И ведь играли дети, лазили на высоте, и никто над ними не трясся. И мамаши не кудахтали и не сопровождали каждый дитятин шаг. А вот и верёвки для сушки белья, и перекладины для выбивания ковров. Людей как-то мало, на работе все наверное. Но даже те, кто встретился, одеты в такой же винтаж, как я сам. И мне любопытно будет вступить в контакт с аборигенами. После того как напьюсь воды. Сушняк давит. Вовремя вспомнилось, что неподалёку есть парк, а в советском парке должны быть автоматы с водой.

Парк тоже изменился. Ещё возвышались старые деревья, дающие шикарную тень в жару. Недавно высаженные сосенки на аллее ветеранов высотой с человеческий рост. В наши дни — это целый строевой лес.

В парке царило оживление. Бригада рабочих колотила из досок сцену. Вдоль аллеи на верёвках пестрели красные и жёлтые флажки, а у памятника погибшим воинам трепетала на ветру розетка с флагами союзных республик. Настроение у прохожих приподнятое. Какой-то праздник? В конце аллеи виднелась мороженщица с холодильником, но я даже мороженого сейчас не хотел. Газировочки бы, без сиропа.

У центрального входа, под сенью огромного плаката с изображением счастливого трудового народа, стояли автоматы с газводой. Стакан — копейка. Я вытряхнул из кошелька остатки былой роскоши, поймал копейку и сунул её в прорезь. Монетка провалилась с металлическим звяком, и в подставленный стакан с шипением полилась прозрачная жидкость. Кажется, вкуснее я ничего в своей жизни не пил. Три стакана проглотились на раз. Хотелось ещё, но пока остановлюсь. Сортиров в нашем парке отродясь не водилось.

— Подскажите, какой сегодня день? — спросил я у двух девушек в лёгких брюках и кофточках.

— Четверг, — укоризненно взглянув на меня, сжалилась одна.

— А число? — понял я, что просто четверг ни о чём мне не говорит.

— Двадцать девятое.

— Двадцать девятое чего?

— Апреля, — засмеялись девчонки. — Год тоже сказать?

— Да, пожалуйста.

— Восемьдесят второй. А век не надо?

— Нет, спасибо, оно и так понятно, что не двадцать первый.

Девчонки весело расхохотались и пошли своей дорогой. Я пошёл к ближайшей скамейке. Посижу, подумаю, куда бы мне податься? Восемьдесят второй — это ещё перестройка не началась. Всё ещё строим коммунизм со всеми вытекающими. Тут прописка — главное достояние человека. А где я живу — неизвестно. Где работаю — тоже. Кто я вообще такой — чёрт его знает. Без денег, без документов, вот это попал. Впрочем, как раз деньги-то раздобыть можно. А жильё? Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Сначала деньги, заодно осуществлю свою маленькую месть Барсуку. О большой подумаю позже.

На углу Коммунаров и Энгельса должна быть телефонная будка. Она там долго стояла, чуть ли не последняя в городе. Смотри-ка, правильно помню. Я дождался, когда внутри наговорится женщина в цветастом платье и с пластиковой жёлтой кошёлкой на сгибе локтя. Дверь будки скрипела и не хотела прилегать плотно, но главное, что телефон работал. Где тут моя припасённая двушечка? Сейчас она мне вернёт прихватизированный Барсуком полтинник.

— Алло, горсправка? — набрал я ноль-девять. — Будьте так любезны, подскажите номер вытрезвителя на Титова?

Поскольку записать мне было нечем и не на чем, я воспользовался гвоздём, который на такой случай был воткнут в щель. С трудом отыскав свободное местечко на стойке, я процарапал номер: шесть-ноль-три-шесть-пять. Потом прокашлялся, и изобразил характерный кавказский акцент:

— Кировский витрезвител? Прокуратура. Младшего лейтенанта Барсукова пригласите. Срочное дело.

— Лейтенант Барсуков? Прокуратура. Юрист третьего класса Гегешидзе.

— Слушаю вас, — нервно отозвался мой должник.

Страшно, сучонок? Сейчас ваще в штаны наложишь.

— Ну что, Барсуков, прощайся с погонами. Удостоверение можешь на работе оставить.

На том конце провода раздалось слабое блеяние. Уже готов?

— Молчишь? Правилно, молчи. Анна Дмитриевна Барсукова — твой жена?

— Мой, — невольно скопировал мой акцент Барсуков.

Интересно он от страха мог бы сказать «нет»? Там такая грымза, что по характеру, что на внешность. А к старости ваще натуральная баба Яга стала. Как он с ней прожил столько лет?

— Находясь при исполнении обязанностей водителя троллейбуса, гражданка Барсукова насмерть сбила человека на переходе. Грубо нарушила правила дорожного движения.

— Не может быть, — слабым голоском отозвался сучёныш.

— Отчего же не может? Очень может.

— Что же теперь будет?

— Возбуждено уголовное дело, будет расследование, суд. Получит реальный срок. Ну и на твоей карьере отразится, сам понимаешь, жена сотрудника милиции в тюрьме — несмываемое пятно на репутации.

— Ааээ…

— Хочешь спасти карьеру и жену?

— Да, — наконец вразумительно ответил Барсук.

— В таком случае нужны деньги — компенсация родственникам погибшего, дело закроем и спишем на несчастный случай.

— Сколько?

Надо же, повёлся. Как всё просто. Не зря у телефонных мошенников это любимая схема.

— Пятьдесят рублей. Через двадцать минут принесёшь на боковую аллею центрального парка. К тебе подойдут.

Я повесил трубку, не дожидаясь ответа. Двадцать минут — это минимальное время, чтобы ему от вытрезвителя добежать и не успеть голову включить. А мне это время на маскировку, думай, голова. Пальто бы мне или плащ. Но нету. Выверну куртку наизнанку, подкладка яркая, жёлтая, останется в памяти как примета. Воротник поднять. В руку газету «Труд», вон киоск, цена три копейки, и дело сделано. Еще бы кепчонку какую на голову, и хрен он меня узнает. Не таких дурил.

А вот и головной убор. На скамейке сидел дед, сам с собой играющий в шахматы. А за скамейкой валялась шляпа, которую сдул ветер.

Задумчивый дед всё равно ничего не видит, позаимствую ненадолго.

Встреча прошла без сучка без задоринки. Барсуков был слишком напуган, глаза беспокойно бегали, и сам он отворачивался и непрестанно оглядывался. Конспиратор хренов.

— Вот. Я тут приготовил, — прошептал он, протягивая пачку мятых купюр. — Здесь пятьдесят рублей. Ещё столько же готов добавить. Только вы уж поспособствуйте.

«Мне чужого не надо», — хотел я сказать, но вместо этого грозно взглянул на продажного Барсука и приоткрыл сложенную газету. Деньги упали внутрь.

— Можешь жить спокойно… на этот раз, — великодушно разрешил я, с отвращением глядя на бывшего начальника. Уж точно не на будущего. Больше я в полицию не пойду. И даже в милицию, где работают такие сволочи, не хочу. Из парка он уходил быстрее, чем я. А чего мне торопиться? Обращаться он никуда не будет, это очевидно, кто же признается в покушении на взятку должностному лицу? А если вернётся, так я его уделаю. С большим удовольствием.

— Вы шляпу уронили, — протянул я головной убор хозяину.

Тот вскинулся, непонимающе глядя на нас со шляпой. Заозирался, ища свой головной убор.

— Действительно, моя. Спасибо, молодой человек. Я и не заметил. Увлёкся. Партию в шахматы?

— С удовольствием, но не в этот раз, — отказался я.

— Я тут каждый день, приходите, — пригласил добродушный старик.

— Приду, — пообещал я и отправился восвояси.

Самое время подумать о том, что же я хочу и что буду делать в этом знакомом-незнакомом времени. Документов нет, где живу — без понятия. Даже имени своего не знаю. Пожалуй, осмотрюсь, пошатаюсь по городу. На первое время деньгами разжился, так что с голоду не помру. А дальше по обстоятельствам.

Первым делом я съездил в свой район. Двадцать восьмой исправно ходил по знакомому маршруту, расписание висело прямо на остановке. Болота по пути всё те же самые, разве что в наше время от них потихоньку начали оттяпывать края, отсыпать строительным мусором и возводить автомобильные центры. И улицы все на месте, с теми же названиями. Магазины, правда, другие. Здесь промтоварный, а там — супермаркет «Фея», здесь Дом быта, а там торгово-развлекательный комплекс «Удача». Мой двор тоже на месте. Всё на месте, кроме меня. На балконе незнакомая женщина поливает рассаду. А я сюда заеду только через двадцать пять лет. Но если всё на месте, то и химкомбинат на месте. А это одно из крупнейших предприятий города, с собственным соцкультбытом, поликлиникой, школами, стадионом, бассейном, футбольной командой, домом культуры и жилым фондом. Последнее интересовало меня больше всего. Дни сейчас длинные конечно, но ночь всё равно настанет. А бомжей нигде не любят — ни у нас в России, ни в стране Советов.

Подумал я так и пошёл пытать счастья на комбинат. На проходной честно сказал, что устраиваться на работу, мне помахали руками, объясняя дорогу, да я пошёл. А что по пути к заводоуправлению первой попалась столовая, так сами так построили, кто вам виноват? Время и впрямь обеденное, так что я влился в ряды трудящихся, уже чувствуя себя частью большого дружного коллектива. Столы были заняты, но люди без стеснения подходили к тем, где были ещё места, вот и я поступил так же.

— Здравствуйте, товарищи! У вас тут есть местечко? — спросил я из вежливости. За столом сидели трое, значит, место есть. Но народ почему-то старательно обходил этот столик стороной. За все другие подсаживались и не по разу, а за этот никто так и не присел, пока я очередь на раздачу отстоял. Почему? Страсть как люблю загадки разгадывать. А эта и не особо сложная. Ответ — потому что сидит за этим столиком начальство. Его-то мне и надо.

Я поставил свой разнос и по-хозяйски уселся на пустующий стул.

— Вы извините, что я так бесцеремонно, — без стеснения взялся я за горчицу. — Но вы по-видимому, с заводоуправления, а мне после обеда всё равно к вам, вот я и подумал, чего время терять.

Трое переглянулись.

— А вы, собственно, кто? — спросил самый солидный из троицы — при галстуке и с портфелем.

— Ах да, позвольте представиться: Казаков. Из Москвы.

— Не слышал, — пожевал губами главный. — А вы по какому ведомству?

Я запихнул в рот сразу три пельменя и внимательно взглянул ему в глаза, не переставая работать челюстями. Проверка на вшивость. Ага, потянулся галстук ослабить. У всех у вас грешки, грехи и грешищи.

— А если не слышали, значит, не по-вашему, — легко отмахнулся я ложкой и перенёс всё своё внимание в тарелку. Бульон со сметаной и зелёным луком хорош. — Следователь я.

— Извините, — закашлялся самый худой и бледный из троицы и стремительно выскочил из-за стола.

Оставшиеся двое тоже не задержались. Портфельчики свои похватали и свалили на выход.

— Приятного аппетита, — пожелали они мне напоследок.

— До встречи, — поднял я в ответ руку.