Совок 6

Глава 15

Пока я спускался вниз, из прошлой жизни на ум мне прилетело сразу несколько досадных эпизодов, связанных с проблемным конвоированием арестованных. И недавние саратовские гастроли тоже вспомнились. Поэтому, отринув неуместные колебания, я зашел в дежурку и протянул помдежу карточку-заместитель. Получив взамен пистолет, высыпал из колодки патроны и снарядил оба магазина.

Стаса и плюгавого разбойника, как и предполагалось, я нашел в прокуратуре на втором этаже. Опер и злодей сиротливо топтались коридоре, у двери Кубасова.

— Бумаги на животное при тебе? — после того, как мы поручкались, спросил я у коллеги.

— Всё здесь! — Гриненко похлопал по своей затёртой, но всё ж таки кожаной и когда-то вполне роскошной папке. — Погоди секунду, я только Петровича предупрежу, что мы с клиентом убыли, — он зашел в кабинет и почти сразу же вернулся.

Прихрамывающего утырка я усадил на заднее сиденье и пристегнул его правой рукой к обрезиненной ручке, расположенной над аркой дверцы. Слева его подпер Стас.

СИЗО располагалось неблизко, в промкомзоне Советского района и ехать до него было минут тридцать. Практически, через весь город. Хорошо, что время еще было не пиковое, а то бы мы настрадались дополнительно. К тому же, от злодея ощутимо тянуло неволей. Все-таки, за те десять дней, которые он провёл в ИВС, специфический запах камеры уже успел пропитать его одежду. И, похоже, что баню он там за эти полторы недели посетить не сподобился.

Как только мы тронулись, арестованный ушлёпок начал качать права и капризничать. Он жаловался на непереносимую боль в колене, которое я своим ботинком подправил ему при задержании. Нахально требовал курева и даже пенял на то, что из-за следственных действий, которые с ним сегодня проводили в прокуратуре, он пропустил по закону положенный ему обед.

А я, крутя баранку и переключая скорости, думал о том, что мои жена и дочь из прошлой жизни живут в высотке, под которой помимо торгового центра, не так уж и далеко тоже расположен общественный туалет. То, что кто-то из них в него зайдет, конечно же, маловероятно. Но всё же… Я посмотрел в зеркало заднего вида. Кусок биологического мусора по-прежнему чего-то хотел. И делал он это вслух. С грядущей отсидкой он уже давно смирился и третьей судимости в своей никчемной жизни ничуть не страшился.

И без того, измотанные за день нервы у меня зудели, как после сотни комариных укусов. А тут еще это мерзостное существо, внешне напоминающее человека, с неуемным упорством отравляло мою какую-никакую, но жизнь.

В прошлом будущем у меня уже сложилось устойчивое понимание о всепревышающей ценности человеческой жизни. На это понимание существенно повлияли девяностые годы вот этого самого столетия. Когда за символическую зарплату приходилось вести самую настоящую войну с сытыми и обряженными в малиновые пиджаки, врагами человеческой популяции. Особая четкость нанесенных делений на шкалу ценности человеческой жизни обычно проявлялась после похорон товарищей. Которых, а так иногда случалось, приходилось хоронить вместе с их семьями. Как, например, Володю Вяткина, смятого в его старенькой «копейке» грузовиком. Кроме него в той «копейке» были его жена и двенадцатилетняя дочь. Грузовик потом нашелся неподалёку. Его накануне угнали из АТП. А чуть позже мы с группой неравнодушных товарищей нашли и водителя, сидевшего за рулём того самого грузовика. И заказчика с его активной помощью потом тоже нашли. Нашли и всех их по-человечески похоронили. В одной братской яме. Они ведь братки... Не отвлекая от важных дел ни честного прокурора, ни самый неподкупный в мире суд.

Этот вот тоже лет через семь выйдет. И опять начнёт рвать бабам уши. А, может, просто будет резать этих баб. Сразу и наглушняк. Чтобы на очных ставках они его потом не опознали и на четвертую отсидку не направили.

Большую часть пути мы уже проехали. Справа уходил в небо бетонный забор режимного завода, а слева нависала над дорогой зеленеющая весной лесопосадка. Прижавшись к краю обочины, я обернулся к Гриненко.

— Дай постановление на его арест! — протянул я руку через сиденье.

Стас молча расстегнул папку и протянул мне лист с огромной печатью в верхнем правом углу и с размашистым автографом прокурора там же.

Внимательно изучив документ, я удовлетворённо кивнул и отдал его назад. Проехав по пустынной дороге еще метров двести, я свернул по грунтовке в посадку.

Остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. С хрустом потянувшись, обошел её, как лошадь спереди и открыл со стороны конвоируемого поганца дверь.

— Ты ведь, наверное, ссать хочешь? — участливо обратился я к любителю рвать наживую серьги из бабских ушей. — Стас, отомкни его!

— Пошли, лишенец, побрызгаем, я тебе компанию составлю! — потянул я разбойника за ворот наружу.

— Не хочу я ссать, начальник! — заблажил неожиданно тонким голосом дамский угодник, — Поехали на тюрьму, начальник! Не выйду я из машины!

В отличие от этого гиенообразного, всё и сразу понявшего своим звериным чутьём, Стас всё еще не догонял происходящего и, придерживая злодея, растерянно хлопал глазами.

— Помоги его из машины вытащить! — прикрикнул я на опера, взяв в локтевой захват шею разбойника, — Толкай его на меня!

Жулик, изо всех сил прижимая подбородок к груди, не давал мне его как следует придушить и лишить возможности сопротивляться. Он обеими руками вцепился в несчастную ручку над своей головой. И хрипел, как загнанная лошадь. Ни при каких обстоятельствах не желая выходить на свободу. Заметив появившиеся царапины от наручников на запястьях отчаянно бьющегося ублюдка, я понял, что этот раунд я проиграл вчистую. Такие телесные повреждения на руках арестованного были несовместимы с тем, что я задумал.

— Отставить, Стас! Отпусти его! — отказался я от гуманитарной миссии и, захлопнув дверцу, пошел вокруг машины на свое водительское место.

Еще через минут пятнадцать, мы сдавали жулика в СИЗО. Зеленые тюремные человечки с удивлением переглядывались между собой, проводя ритуальные действия, по приёмке нового постояльца. Я предположил, что за всю свою внутреннюю службу они не видели, чтобы с такой неподдельной радостью арестант заселялся на тюрьму. Разбойный шакал жался ближе к вертухаям, стараясь держаться подальше от нас с Гриненко. Его нервозность передалась капитану внутренней службы с повязкой ДПНСИ на левой руке. Он посмотрел на жулика, потом на нас со Стасом и снова на жулика.

— Доктор, вы повнимательней его осмотрите! — наклоняясь к мужику в белом халате, потребовал он.

— Уже посмотрел! — ответил тот недовольно, — Все в пределах нормы! — огрызнулся медик, из под халата которого виднелись зелёные форменные брюки с краповым кантом.

— Жалобы есть? — не унимался ДПНСИ, обратившись к арестованному.

— Нет жалоб, начальник! — замотал тот головой, опасливо поглядывая в мою сторону, — Просьба у меня есть, начальник! Отведите меня в привратку, я там подожду, пока меня в камеру поднимут!

— Закрой пасть, падла! — лениво оборвал его дежурный помощник начальника изолятора.

Присутствующие на приемке «хозбыки» из постоянного контингента СИЗО, тайком зыркали на нас с опером. Их я и решил использовать, уж коль не удалось сработать радикально.

— Капитан! — вполголоса обратился я к ДПНСИ, когда один из «хозбыков» оказался ближе других и гарантированно меня слышал, — Передай вашему «куму», что вот этот, — я кивнул на доставленного, — Он очень хорошо по камере работает. Пусть приглядится к нему! Нам он разбой и мокруху поднять помог!

Дежурный понятливо покивал, расписался, где надо и ушел по своим делам. А два бойца «хозбанды», одетых в щегольски ушитую тюремную робу, о чем-то перешептывались, то и дело поглядывая на заехавшего на тюрьму стукачка. Я ни секунды не сомневался, что уже через час по изолятору «конями» и через «машки» зашуршат «малявы» относительно нашего протеже. Скорее всего, уже сегодняшней ночью масть сортирного разбойника кардинально поменяется. И всю свою последующую арестантскую карьеру он проведет около своего любимого рабочего места. Возле параши. Время от времени, в факультативном режиме оказывая честным арестантам услуги интимного характера.

Назад в РОВД мы доехали быстрее. Всю дорогу Гриненко молчал, искоса поглядывая на меня. Окончательно он прозрел, когда я в его присутствии сдал пистолет, про наличие которого он не знал.

— Я понял, зачем ты его санкцию на арест смотрел! — растерянно сообщил он мне о своем открытии, — Ты хотел наверняка удостовериться, что арест есть и, что оформлен он правильно. Так?

— Так! Всё так, Станислав! Но это лирика и мы её оставим на потом! — прекратил я душевные терзания сослуживца, — Давай сюда протокол допроса Ворожейкина и пошли писать рапорт на раскрытие девяносто три прим! И на раскрытие убийства через покушение. Ты теперь, дружище, до конца года передовик среди оперов области!

Гриненко из состояния растерянной задумчивости разом перешел к чувству глубочайшего и радостного удовлетворения. Не только окружающей его жизнью, но и собственным профессиональным величием. И следует признать, что на это у него были все основания. Сразу выставить две таких «палки», это вам не хухры-мухры!

Закрывшись в кабинете, мы сорок минут корпели каждый над своей бумажкой. Я добивал постановление, а Стас вымучивал рапорт о раскрытиях.

Ознакомившись с его творчеством, я остался неудовлетворённым. Корявость слога и никакая штабная культура оперуполномоченного царапала мой левый глаз. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что и правый глаз был тоже недоволен написанным.

— Садись! — железной рукой вернул я друга за стол, — Переписывать будем! Иначе твою корявую писульку с большим удовольствием скомкают и приобщат к урне! А потом напишут свою и именно она поползет по инстанциям вверх. Но уже без твоей фамилии! Тебя устраивает такой финал?

Как я и предполагал, такой финал Стаса не устраивал. Смирив гордыню, он подчинился. За пятнадцать минут, используя весь свой иезуитско-административный опыт, я надиктовал Гриненко безупречно сформулированный рапорт. При прочтении которого, сразу становилось понятно, кто есть самый квалифицированный опер в штате областного уголовного розыска и всего нашего милицейского гарнизона.

— Пошли к Захарченко! — подстегнул я вспотевшего от писанины и от осознания собственной значимости друга, — Одному тебе нельзя идти, начнут ломать на предмет включения в рапорт всех непричастных. А оно тебе никак не надо! Тебе сейчас индульгенция от твоего левого отказняка нужна. Стало быть, всю заслуженную славу надо суметь засунуть в одну харю, Станислав. И эта харя должна быть твоей!

Гриненко сосредоточенно слушал и невпопад моим словам кивал головой. И я окончательно уверился в том, что к начальству надо идти с ним обязательно.

— Добрый день! — набрав номер приемной Захарченко, поздоровался я с его секретарём, — Это следователь Корнеев. Виталий Николаевич на месте?

Вместо ответа женщина начала выяснять, с какой целью я интересуюсь наличием руководства. Из этого я понял, что зам по опер находится у себя в кабинете.