Царь нигилистов 3

— А что там с радио? — спросил Саша. — Не получается?

— Еще как получается, Ваше Императорское Высочество! — Якоби понизил голос. — Вы были совершенно правы относительно мощности источника, стоило только увеличить число гальванических элементов в батарее, и мы смогли передать сигнал из Коттеджа в Фермерский дворец.

— Не очень далеко, — заметил Саша.

— Это не все! — продолжил академик. — На следующий день мы смогли получить искру на крыше Большого дворца.

Саша сочувственно посмотрел на почти шестидесятилетнего Якоби.

— Мне помогает сын, — улыбнулся Борис Семенович. — Володя. Он недавно окончил Николаевское Инженерное училище. Сейчас служит в саперном батальоне, но работает со мной над вашими проектами с личного разрешения государя.

— Папа́, конечно, все засекретил? — вздохнул Саша.

— Только радио, на телефон будет привилегия. Думаю, уже летом.

— Не прошло и года, — заметил Саша. — Раньше не начнем производить?

— Разве что Симонс возьмется.

— Обойдемся. С Путиловым поговорю… Итак вы получили искру на крыше Петергофского дворца…

— Это не всё. Искра была слабая, но мы добавили еще несколько элементов в батарею. И приемник стал работать прекрасно. И тогда мы с Володей поставили антенну на крыше моего дома в Петербурге.

— И?

— Мы приняли сигнал!

— Браво! — воскликнул Саша. — А папа́ знает?

— Конечно.

— И только я узнаю последним!

— Я тоже считаю, что изобретатель должен знать, — тихо сказал Якоби. — Но государю известно о вашем отношении к секретности.

— Это не значит, что я все разболтаю, — заметил Саша.

— Саш, ты не прав, — сказал Никса. — Это изобретение действительно военное и дает армии огромные преимущества, это возможность переговоров невидимых для врага, которые невозможно не перехватить, не прервать.

— Ты давно знаешь про радио? — спросил Саша.

— Папа́ рассказывал.

— И ты Брут!

— Между прочим, почему-то знаю не от тебя.

— Так храню гостайну. Хотя это полный маразм.

— Саш, почему? — спросил Никса.

— Ну, во-первых, мы утратим приоритет. Потому что сейчас на всех питерских дворцах и некоторых казармах появятся непонятные железные штуки. Господин Сименс или еще какой-нибудь умный немец, англичанин или американец посмотрит на железки и смекнет, что это. А технология ненамного сложнее, чем у небесных фонариков. И через пару лет она будет не только у нас. И господа Сименс и Гальске уже успеют сделать лучше, пока мы только думаем, как бы сделать хоть как-то, но так, чтобы никто ничего не понял.

— Значит, приоритет тебя волнует, а не Россия, — поморщился брат.

— Я оговорился. Не «во-первых», в десятых. Понимаешь, некоторые вещи эффективно работают только, если они есть у всех. Представь себе наш корабль, который терпит крушение в океане. И на корабле радиопередатчик, и он подаёт сигнал бедствия. И кто его услышит? Зимний дворец? И что? Кто придет на помощь?

— Это очень редкое событие, — сказал Никса.

— И что, что редкое? Пусть гибнут? А ведь могли бы спастись!

— Без связи армия может погибнуть, а не корабль.

— Не буду спорить, но попомни моё слово: если сегодня мы засекретим радио, завтра мы антенны у Симонса будет покупать.

— Это ты так не споришь! — усмехнулся Никса.

— А государю вы говорили о вреде секретности, Александр Александрович? — спросил Якоби.

— Естественно, Борис Семенович! Я уже не знаю, какое сальто-мортале мне сделать, чтобы ко мне, наконец, начали прислушиваться!

— К вам прислушиваются, — сказал Якоби, — иначе я бы вашими изобретениями не занимался.

— Угу! Только, когда речь заходит о технических новинках.

— Александр Александрович, мне кажется вам надо опубликовать статью с вашим выводом газовых законов, — заметил академик.

— Думаете, меня не размажут по стенке, как с туберкулезной бактерией?

— Нет! — возразил Якоби. — Там все слишком стройно.

— Что сказал об этом Соболевский?

— Что он больше не чувствует в силах вас учить. Вам нужен преподаватель совсем другого уровня.

— Меньше всего хотел его обидеть. Владимир Петрович научил меня измерять силы в золотниках. Это, конечно, полный бред, но надо знать современное состояние науки.

— Он совершенно прав. Вам нужен человек, который знает о последних публикациях и следит за ними. Человек науки, а не школы.

— Возьметесь, Борис Семенович?

— Только в том, что касается электричества. Теплота — не совсем моя тема. Но в Санкт-Петербургском университете есть молодой приват-доцент, который интересуется этой тематикой. Он, правда весной уезжает в Европу для усовершенствования в науках, но, мне кажется, вам будет интересно познакомиться. Может быть он порекомендует кого-то вместо себя.

— Как его фамилия?

— Менделеев.

— Да! — воскликнул Саша. — Нам будет интересно познакомиться.

— Вы читали его работы?

— Кажется, да. Про спирт что-то, если не ошибаюсь.

— Нет, строение кремнеземных соединений.

— Значит, путаю. Надо будет перечитать. А когда Дмитрий Иванович уезжает?

— Вы помните его имя и отчество? — удивился Якоби.

— Значит, не все путаю, — сказал Саша. — Буду рад познакомиться.

Саша допил остывший чай и взял булочку.

Он где-то читал, еще в будущем, что высоко мотивированные люди редко бывают толстыми, потому что есть некогда. Откуда следовало, что мотивации ему не хватало.

Он задумался.

— Борис Семенович, а какое расстояние от Зимнего до Михайловского дворца?

— Версты три.

— Значит, я глупость сказал. Не может на таком расстоянии сигнал расплываться. Нам надо просто конструкцию микрофона улучшать. И конструкцию трубки. Есть у вас, кто бы взялся?

— Володя поговорит с однокашниками из инженерного училища.

— Хорошо. Если папа́ денег не даст, пишите мне, я что-нибудь придумаю.

Они с Никсой тепло распрощались с Якоби. Николай пожал руку, а Саша решил, что этого мало и обнял старика.

После ухода академика к нему прибыл еще один подарок. Это была картонная коробка, раза в четыре меньше бабинькиного ящика с импрессионистами, но тоже солидная.

На коробке было толсто и размашисто написано:

«Его Императорскому Высочеству Великому князю Александру Александровичу от Путилова».

Ширина линии полсантиметра.

Чем так можно написать?