Первая волна

Глава 3

Вот этим проектом я и занялся. Все остальное ведь и так идёт неплохо. Армию увеличили за счет тех, кого уволили эту же армию и сокращая. Разведчиков набрали полторы сотни. Деньги нашлись. Продали мужские золотые украшения из казны. Не люблю я их. Так, обруч Главы Дома на голове таскаю. Простил старые долги крестьянам. Им лет сто как. Они их всё равно отдать не могли. А скорее и не хотели, судя потому, как сразу оживилась торговля и строительство. Соль по горской земле рассыпали всей армией. И добровольцев тысячи три набежало. Обоз четыре раза туда-сюда ходил. Насыпали столько соли, что она даже подорожала на рынке.

Я и сам ее символически кинул, когда мы с воеводой все осматривали. В окружении моих пятидесяти личных охранников. Томи со мной каких-то ребят отправил с отдельной повозкой. Они ещё порошочек распыляли. Опасливо так. Мне на это даже смотреть не рекомендовалось. Но клялись, что уже на следующий год от их пакости и следа не останется. Оказалось, что без этого порошочка ничего не получится. Спасибо Томи, а то бы мог и лицо потерять. После дождей, а они уже начались, едкая соль с порошочком впитается в землю, и вновь выросшая трава станет ядовитой для овец. Сыпали мы не сплошь, но так, чтобы отравленные участки встречались повсюду. Только у самой реки ни одного живого места не оставили. Там всего-то километров десять было между двух скал. Узкое горло у долины оказалось. Заодно засыпали три десятка больших колодцев и разрушили все поилки для скота что нашли. Сожгли все шалаши и хижины. Мелкие водоемы и родники использовали как отхожие места. Приходите гости дорогие!

Через месяц они пришли. Мы собрали армию — полторы тысячи пехоты, шестьсот всадников, сто конных разведчиков и добавили к ней две с лишним тысячи местных ополченцев. Часть войска осталась на западной границе Дома. Кто их, этих соседей знает! Все земли тут отбирать не принято, а так, по немного, каждый год кто-то что-то у кого-то отнимает. Настроены все были решительно. Два десятка лучших разведчиков следили за горцами на той стороне. И подавали сигналы отполированными бронзовыми зеркальцами. Их так и назвали — сияющие рапи. По имени гения, что их придумал.

Первыми неожиданно пришли молодые. Кинули невеликую отару на рабов и рванули грабить. Пятьсот мальчишек. Мы им дали почти всю реку переплыть, и встретили залпом пяти сотен лучников. Местные лучники не очень, но пятьсот на пятьсот целей это много. Пограничную реку с тех пор все стали называть Кровавой. Тех, кто смог это пережить, на том берегу, как и задумывалось, встретила сотня лучших бойцов. Не ушел ни один. Самые жадные из моего войска еще два дня ныряли за трофеями. Пятьдесят выживших лошадей я забрал себе. Приблизительно столько же получила конница. А еще через неделю пришли основные отары. И, где-то, три тысячи всадников. Первую отару мы уже отогнали к берегу по известному только нам безопасному маршруту, переправили к нашему лагерю по сборному мосту и стали есть.

Почти пять тысяч глоток это много. Но и барашков хватало. От двух пленных пастухов мы знали, что это была отара сборная. Ее собрали для приличия, а дети из лучших родов сделали вид, что они ее гонят. Им дали неделю первого грабежа в честь совершеннолетия любимого племянника их вождя. Они и пришли на неделю раньше. На совете мы друг друга уверяли, что они враги, что они бы выросли и… Но было все равно противно. Так что приход настоящего врага всех обрадовал. До входа в долину отары день шли по камням без еды и воды. Поэтому их сразу стали разгонять в разные стороны. Через день начался падеж скота. И тут до них дошло. Гнать обратно — не доведут. Да и их пастбища придут в себя только через четыре месяца. Отары рабы погнали к реке, а три тысячи разъяренных горцев кинулись на трусливых крестьян. И встретили армию. Мы специально встали на виду и дали им переправиться. Конницу, правда, спрятали. Она или поставит победную точку в этом бою или не даст затоптать всех, если мы проиграем.

По моему приказу поставили глубокий строй пехотинцев с длинными копьями и ростовыми щитами. Ну и острые колышки забили перед строем и ямы выкопали, а как же. Обойти нас не давал с одной стороны ручей с топкими берегами, а с другой овраг. Когда привык резать крестьян, которых резали твои отец и дед — в поражение не веришь. Да и отступать позор. Они и кинулись на нас без промедления. Даже не предложили поединок перед битвой. Бак сильно расстроился. А вот полезли они неровно, должно быть родами, племенами. И налетели на наши преграды. А войско осталось стоять. Вторую волну крепко побили лучники. Я приказал стрелять по лошадям. Пеших горцев мы не боялись. Третья ударилась о копья в центре, потеснила строй и уперлась в повозки за первой линией воинов. Всадники крутились, били пеших короткими копьями и мечами, но дальше продвинуться не смогли. Там, где стояли мои профессионалы, строй даже не пошатнулся. А стояли они на флангах.

Протяжный зов рогов заставил горцев отойти. Но не всех. Пара сотен продолжила сражаться. Обожаю недисциплинированного противника! Он быстро становится мертвым. Огляделись. Раненных, своих естественно, потащили вглубь строя. Там их посмотрят лекари. Уж как умеют. Чужих просто добили. Их много, конями придавленных лежало. Посчитали потери. Сто с небольшим убитых, триста с лишним раненых. У профи потерь почти нет. Противник положил своих больше тысячи только убитыми. Наступил решающий момент. Если они уйдут за реку, будем ждать. Если опять в бой, им конец. Если обойдут и рванут грабить как раньше, это катастрофа. Сдержать там их некем. Все тут. Они выбрали переговоры. И о чем тут говорить? Должно быть хотят, что бы лошади отдохнули. Да и трава тут не горькая. Для лошади, правда, не опасно, но и не вкусно. Наши на той стороне ели с трудом. Поставили шатер в стороне, от них прискакало три человека. От нас я, Аки и Бак. Сели на циновки, помолчали. Начал Аки.

— Здесь находится глава Дома Летучей Рыбы со своими советниками!

Мол мы тут по праву сидим, а это еще кто!? Эти поняли, стали выкручиваться.

— Я владетель горного Дома Зан-ха с советниками!

А язык немного другой. Но похож.

— Что ты хотел сказать, Зан-ха? — это уже я. И все титулы опустил.

— Где отряд моих молодых воинов, где продожатель моего рода?

Вот так и думал, что тонкий золотой обруч, который мне преподнесли после первого боя, свалился не иначе как с головы сына местного владетеля. Шустрый был мальчишка, даже на свой берег смог выбраться, но прорваться через заслон уже не смог.

— Овцы научились кусаться, Зан-ха. Больше никто не потревожит мои земли безнаказанно.

— За своего сына я вырежу всех!

— Расскажи это тем, кто больше никогда не сядет на коня. Сколько воинов ты потерял сегодня? А сколько овец лежит на том берегу?

— Это уловки трусов.

— Живых трусов. Которые сегодня убили сотни твоих воинов.

— Я отомщу!

— Мы больше вас не боимся. Мои разведчики уже отмечают путь к твоим селениям!

— А путь к твоим может показать любой мой воин!

— Кроме тех, кому уже все равно.

Помолчали. Мне нужна еще одна их атака! Иначе все напрасно. Придется его завести. И уже не важно как.

— Я ухожу, Зан-ха. Твой сын так нежен на циновках, что мне опять хочется к нему в шатер.

— Это он. тебя!!!

— Ну, это вряд ли Я ведь ему сам всё отрезал!

Переговоры закончились перебранкой. Бак и Аки были недовольны.

— Когда все узнают…

— Я не собираюсь оставлять в живых ни одного горца!

— Но разве мы не заключим с ними мир? — поразился Аки.

— С акулами мира не бывает!

— Но…мы можем платить им, чтобы они не пересекали реку и давать им рис и зерно вместо погибших овец!

— Это они мне за все заплатят! Пойми, Аки, или я вернусь с полной победой, или уже никогда не смогу управлять Домом!

— Ты хочешь управлять Домом? — как-то очень нехорошо спросил Аки.

— Я хочу, что бы он процветал. Мы прижмём горцев, и они золотом будут платить за каждый мешок зерна. А на это золото мы будем воевать с ними. Даже просто мирное Предгорье даст нам всадников, людей, налоги. В следующем году придут все, кто остался в этом году в горах. Мы справимся. А еще через год, мы придем к ним сами. И я не буду останавливать тех, кто пострадал от набегов. Всё закончится. Берег Кровавой будет охраняться сотней конных разведчиков. Эти земли я отдам отслужившим воинам. Пять лет без налогов и земля — хорошая наживка для молодых голов. А через пять лет заселим и солёные земли до самых гор.

Аки молча кивнул и пошел не оборачиваясь к своему шатру.

— Бак, ты тоже…

— Вы очень жестоки, мой господин. Но в ваших словах есть правда.

Вторая схватка была легче первой. Горцы ударили по флангам, а там стояла армия. Лучники били метко и уверенно. Тяжелые копья сдержали натиск. А наша конница неожиданным ударом довершила разгром и ушла в преследование. Сотня разведчиков ждала выживших на том берегу. И каждый из них потом хвастался, что убил десяток горцев. Может быть. Кровавая подтвердила своё название. С пятью сотнями пехотинцев и тремя сотнями всадников мы переправились на вражеский берег. И пошли веером, добивая все, что еще осталось. Тысячи погибших овец, жаркое солнце, сходящие с ума пастухи. Живых овец мы с удовольствием ели. Пять пастухов отправили домой с нашей версией событий. Мне было важно, чтобы горцы поверили в битву на их стороне реки. Тогда на следующий год можно будет повторить засаду на том. С десяток пастухов оказались захваченными в рабство моими крестьянами. От них узнали, что в горах не осталось ни конных воинов, ни лошадей. Все были здесь. Все до одного. Был объявлен Великий Поход. Без овец в сезон дождей, который они называют зимой, есть оставшимся будет просто нечего. Небольшие участки плодородной земли всех не прокормят. Охота в горах плохая. А золота у горцев много. Только в поход его не берут — с ним нужно вернуться. Я этих пастухов наградил как мог.

Овцы погибли все. От соли, пытаясь вернуться в горные долины, в наших котлах. Падальщики слетелись и сбежались в таких количествах, что мы ушли на свой берег Кровавой. Я лично вблизи видел птицу на метр выше меня ростом. Ну или мне с перепугу так показалось.

А еще через месяц к условленному месту на том берегу вышли переговорщики. С положенной здесь двойной лианой в руках. То есть просят мира. Мы перевезли их к нам, дали шатер и позвали разделить с нами трапезу. Ели они хорошо, жадно. Не соврали пастухи, что выход по другую сторону гор был завален камнепадом пять лет назад. Вот они и озверели.

Начали переговоры, предъявили взаимные обиды лет этак за пятьдесят. Потом я сказал, что мертвым все равно, думать надо о живых. Они предложили купить у нас овец.

— А нету! — ответил я. То есть тысяч десять лучших мы отогнали подальше. Половину я взял себе, это с великолепной шерстью, две тысячи на армию, остальных лично раздал крестьянам. Под крики «Отец родной!» или что-то в этом духе. И всё. Нету. Я так и сказал. Попросили лошадей. Я от такого нахальства аж разозлился. Сказал, что самим мало. Тогда спросили зерно и рис. Я милостиво согласился на цену в сто золотых монет за мешок. Теперь обозлились они. Я посокрушался о заваленном по ту сторону гор проходе. Нагло соврал, что это рассказал Зан-ха на допросе. Они попросили его показать. Вытирая слезы рукавом своего одеяния, сообщил им, что глава горцев и мой лучший друг Зан-ха умер во время одного из моих вопросов. Вообще-то держались горцы на допросах неплохо. И врали, как могли. Говорить начинали только после угрозы оскопления. Им это было важно по их религии. Это тоже пастухи подсказали. А Зан-ха погиб во время последней атаки в числе первых. Помолчали.