Бро

* * *

Больше всего Осокин боялся, что вернется в прошлое прямо из метро, так ни в чем и не разобравшись. Но до «Курской» он доехал безо всякой, там, багровой цветомузыки.

«Ну, ну… — подгонял себя Марлен. — Еще немного…»

На входе в Курский вокзал его ждало потрясение — внутрь пропускали через металлодетектор, а сумки просвечивали рентгеном. Осокин вошел с пустыми руками, но пухлощекий милиционер потребовал выложить сотовый.

«Путешественник во времени» не сразу сообразил, о чем речь, затем вспомнил милую болтовню Маринки, и торопливо достал увесистую плашку телефона. С ума сойти… Вот так, просто — радиостанция в кармане! Да если бы только радио, а то ведь и видео…

Миновав рамку, Марлен вернул телефон, и лишь теперь различил четкие надписи на куртках милиционеров: «ПОЛИЦИЯ».

От второго удара, нанесенного реальностью, Осокин едва не поплыл, словно в нокдауне, но вовремя собрался.

— Т-твою ж ма-ать… — выцедил он, и нахохлился, затаился в себе, ускоряя шаг.

Поплутав по вокзалу, пришелец из прошлого купил билет до Нахабино.

— Карточкой или кэшем? — подняла глаза кассирша.

— Карточкой! — быстро ответил умудренный пришелец.

Билет странный какой-то… Листочек белой гладкой бумаги с распечаткой. Несерьезно.

А вот с электричкой ему повезло — поезд как раз подтягивался к перрону. Сев у окна, Марлен выдохнул.

«Поехали…»

Словно дождавшись его мысли, вагон тронулся, покатился с изнанки огромного города. Мимо проползали стройки, пластмассовые заборы, разрисованные странными каракулями, а подальности плыли гигантские многоэтажки, настоящие небоскребы, отливавшие стеклянными стенами.

Нигде не пламенели красные флаги, но пару раз Осокин ловил глазами то ли царские, то ли белогвардейские триколоры. А, может, и вовсе власовские. Полоскались они открыто, нагло, и никто их не срывал.

«Ну, да… — насупился Марлен. — Если уж полицаев завели, то что там про знамена толковать!»

У него заныла шея, устав вертеться — надо было и в «свое» окно посмотреть, и в то, что напротив, глянуть. Действительность отдавалась в ощущениях…

Многие выходили в Нахабино, и Осокин со всеми вместе ступил на платформу, дозволяя людской толпе нести — и вести себя.

«Да! — спохватился он. — Надо же в магазин заскочить, продуктов хоть каких-нибудь купить, а то неудобно как-то… Приду и всё сожру!»

Марлен хмыкнул. Вообще-то, «сожрет всё» тело хозяина квартиры! Однако вбитые с детства заповеди пересилили. Оглядевшись, Осокин неуверенно направился к витринам с легкомысленной вывеской: «Пятерочка».

Вошел — и завис.

«Каждому — по потребностям?..»

Марлен долго ходил, будто в музее. Чая «со слоном» не было, но глаз терялся в мельтешении этикеток. Цейлонский! И этот оттуда… И этот… Какой брать?

«Подешевле который!»

Сосиски! В пачках и на развес. Фрукты! Ничего себе… Груши в апреле! Бананы… Ананасы… С ума сойти… Вот, просто так, подходи и бери! Без очереди…

— Пакет? — равнодушно спросила кассирша, как в универсаме.

— Что? — не понял Осокин, но решил ответить утвердительно.

И ловкие женские руки переложили покупки в цветастую сумку из пленки. Марлен с сомнением взялся за ручки, ожидая, что те растянутся и лопнут, но нет, держат…

До знакомого дома он доехал на маршрутке. Благо, что мелочь сыскалась в кармане. По дороге выяснилось, что шоферюга-кавказец и карточками брал, прикладывая те к крошечному кассовому аппарату. Будущее!

Заперев за собою дверь квартиры, Осокин обрадовался, что дома никого. Обессиленный, измочаленный, он чувствовал сильнейший позыв к одиночеству.

«Чайку бы… — ворохнулась мысль. — И поесть…»

Упрямо махнув головой, Марлен разулся, стащив носки. Ноготь посинел, но это мелочи жизни. А где его мохнатенькие, мяконькие тапочки?

«Его, главное…» — усмехнулся Осокин, и прошлепал в кабинет.

Ага! Не такой уж и разгильдяй Игнат Батькович! Вон, какую инструкцию накатал! Так, что тут… «Телефон»… Угу… «Микроволновка»… «Стиралка»… «Телик»… Угу, угу… «Компьютер»… В скобках: «ЭВМ». Вот!

— Ага…

Весь процесс Игнат расписал по пунктам — и сделал приписку красной пастой: «Марлен, Интернет — это большая, всемирная помойка, где полно дряни, гадостей и брехни. «Википедией» пользуйся осторожно, ее составляли, в основном, антисоветчики. Начни с моего блога. Зайди на сайт…»

Осокин лишь головой покачал. Сколько же тут всего… Голова и так уже от впечатлений пухнет, а ведь это только начало…

Тщательно сверяясь с инструкцией, Марлен дождался, пока «комп загрузится», и кликнул «мышкой» по нужной «иконке».

Высветился «сайт» с «блогом» Игната Вагина. Заголовки в длинном перечне надрывно вопрошали: «Генсек Горбачев — предатель или слабак?», «Кто развалил СССР?», «Перестройка — диверсия или буржуазная контрреволюция?»

Осокин с тоской и отчаяньем погружался в смрадные тайны грядущего. Мечты о бескрайних садах и миллиардах веселых, гордых коммунаров, населяющих прекрасный Мир Справедливости, развеивались зловонным дымом…

…Заиграл телефон, высвечивая смеющееся девичье лицо. Поглазев и не найдя кнопки, Марлен ткнул в зеленый кружочек. Угадал…

— Алло?

— Ти-ик… — расстроенно заныла Маринка. — Ты дома?

— Ага! У меня отгул… А что случилось? — встревожился он.

— Да тут… — на другом конце связи натужно засмеялись. — Еще одно желание исполнилось — наша группа едет в Новосибирск на целую неделю. В Академгородок! Там и токамак, и все…

— Мариночка, — мягко заговорил Осокин. — Мечта — прежде всего. Езжай, и не думай ни о чем! А я буду тебя ждать.

— Правда? — вздохнул телефон.

— Правда.

— Ты — моя мечта…

— А ты — моя. Видишь, как мы всё хорошо устроили? Обе мечты сбылись!

Марлен услышал нежный, переливчатый смех.

— Только дождись меня, ладно?

— Ладно.

— Ну… Пока, пока! Чмоки-чмоки!

Телефон смолк, и только фотка Марины продолжала зазывно улыбаться. Потом погасла и она.

Понедельник, 10 апреля 1967 года. День

Приозерный, улица Ленина

Ручки-крутилки на дверце сейфа напоминали те, что я видел однажды в командировке, на дальней станции, у ячеек камеры хранения. Проворачивались они туго, с отчетливыми щелчками, а в окошках менялись буквы и цифры. «В1410».

Дверца клацнула, поддаваясь. Ага… Тощая стопочка пятирублевок… И пакет!

— Вам письмо… — пробормотал я, надрывая плотную коричневую бумагу. Имею право, на конверте размашисто выведено: «Игнату Вагину».

На стол выпало письмо и фотки. Одна, которая побольше, изображала коллектив редакции газеты «Знамя труда». Толстячок с лысой круглой головой подписан сухо и кратко: «Главред Иван Трофимыч Коняхин. Отходчивый». Худенькая девушка с кукольным личиком и нелепым шиньоном: «Зиночка Ергина, ответсек. Глупая, но добрая». Ага… И водитель давешний, вот он — «Алик Стружков. Левачит, но надежен». Ну, пусть себе левачит. Главное, что надежный… А, кстати!

Я вернулся в прихожую, и порылся в планшете. Пухлый блокнот сам раскрылся на нужной странице.

«10.04.67. В 16.00. Хлебозавод. Заметка о передовике, водителе хлебовозки Селезневе П.С. Сделать к 13-му числу».

- Сделаем… — вздохнул я. — Чего ж не сделать…

Я взял со стола треугольный флакон одеколона «Бахчисарайский фонтан». Вон оно, чем воняло…

Меня потихоньку накрывала тоска по Маринке, и я не сопротивлялся. Хоть повздыхаю, коли не получается обнять…

Зря я не верил, что влюбиться — это не для меня. Ага… Природа не спрашивала, и не выкликала желающих. Вколола в миокард ту самую стрелу, насадила, как мотылька, и трепыхай крылышками, смертный…

А я счастлив! Даже сейчас, разлученный со своей половинкой непроходимым полувеком времени.

Не верю просто, что здесь и сейчас я навсегда! Так не должно быть, ибо слишком жестоко.

Раздумывая о тайнах «попаданства», я незаметно вышел к кухне — голодная утроба привела. В урчащем холодильнике обнаружилась холодная картошка в мундирчиках, и жирная селедина, порезанная на куски, усыпанная колечками лука и сбрызнутая «постным» маслом.

— Ух, ты… — порадовалось мое нутро. А хлеб?

Полбулки обнаружилось в белой эмалированной хлебнице. Что-то типа «Подольского». Вроде, и не свежий, а пахнет то как!

С удовольствием пообедав — амурные страдания вовсе не лишили меня аппетита — я заварил себе чаю. «Грузинского», II сорта. С подозрением заглянул в фольгированную пачку — опилок нет. Может, не разбаловались еще кавказские чаеводы, не гонят сверх плана три верхних листочка вместе с тремя сучьями?

Да нет, нормально… И пахнет. Электрочайника, правда, я не нашел, но кипятильник, сунутый в трехлитровую банку, подсказал принятый здесь метод. Сойдет. Даже пачка печенья нашлась — настоящего, без этой чертовой «пальмы».

Хрумкая печенюшки, я задумался. В лидеры никогда не рвался, но так уж вышло, что в нашей паре с Марленом роль ведущего выпала мне. И, получается, что всякий раз, когда происходит эта загадочная темпоральная рокировка… Сто-оп…

Невнятное наблюдение задело краем мысль, отложив любопытную особенность — всегда перед тем, как ухнуть в прошлое, меня одолевала сильная эмоциональная встряска.

Ярость — тогда, в потасовке. Отчаяннейшая, свербящая досада при встрече с Мариной. Страсть, когда вместо нее занимался любовью с Аленой. Наконец, сегодняшние боль и злость.

Хм… Корреляция как бы намекает на общую причину «забросов во времени»… Хотя тут наклевывается куда более захватывающий вывод — я же могу, в принципе, управлять этими самыми забросами! Не подчиняться тупо некоей силе, возможно, что разумной, не ожидать смиренно, когда меня забросит, а сдерживать эмоции или, наоборот, «подрывать» в себе чувства.

«Ага… Выбежать на улицу, спустив штаны, и от стыда угодить в шестьдесят седьмой. И подставить Марлена! Да ну, глупости…»

Но соображение весьма интересное. Надо бы обдумать — и проверить на опыте. Только без членовредительства…

Мои губы скривились. Все это, конечно, замечательно, но лишь при одном условии — если я попал сюда не навсегда.

«Ну, и что?»

Я с изумлением ощутил, как во мне, мямле и тюфяке, раскручивается жесткая решимость.

«Да хоть на всю жизнь, что с того? Чем здесь плохо? Не будет Марины? А ты уверен, что ваша любовь — надолго? Пусть даже взаимная!»

Да и что было между нами? Пара бурных ночей? И что? Признайся хоть себе, что Алена сексуальней! Цинично, да? Зато, вон как разозлился! Еще чуть-чуть, и умчит тебя в «прекрасное далёко»… А не умчит, и не надо. Обойдусь.

Буду поднимать целину «совковой» журналистики! Выведу Марлена в тутошние мэтры. Глядишь, и в спичрайтеры к Брежневу выйду… Чахнуть и киснуть точно не стану!

С улицы раздался гудок, и я подхватился. «Козлик» подан, товарищ Вагин. Вперед, славить людей труда!

Собравшись, я быстренько замкнул дверь и ссыпался по лестнице.

«Целинник нашелся…» — ударяла ехидца в голову.

Четверг, 14 апреля 2022 года. Утро

Москва, улица Правды

Три дня в будущем закалили Марлена. Я уже не стискивал зубы при виде двуглавых орлов или выслушивая тупой глум о «совке». Глядел недобро и насмешливо, да терпел.