Лёд Апокалипсиса

* * *

Есть ещё один мааааленький нюанс. Деталька. Пазлина. Называется — бензин.

День пятьдесят второй. Начинается рассвет.

Посреди очередного поля двигатель глохнет. Я ждал этого неприятного момента. Как только останавливаюсь, чувствую сковывающий мороз. Глаза болят, хотя слезы не идут. Обезвоживание. Фляга пуста. Зачерпнул трясущимися руками снега, положил в рот, попробовал пожевать.

Огляделся. Просто снежное поле. Высится раскидистое дерево неопределенной породы. Похоже на дуб имени Андрея Болконского.

Итак, Антон Александрович Осоедов, самозванный старший лейтенант, младший комендант лагеря выживших имени Фрунзе, мародёр, герой освобождения Т-11, водитель подбитого клааса, средней удачливости пулемётчик, убийца судьи. Что будешь делать?

— То же, что и всегда, — прокаркал мой собственный осипший голос, легко перекрыв поднимающийся ветер. — Я буду выживать.

Схожу с квадроцикла. Холодно как. Осоловело смотрю на пулемёт, рюкзак, какие-то вещи. Постояв несколько минут, принялся собираться, осмотрелся ещё раз. Так, дерево. Иду к нему, опираясь на топор, одновременно разминая конечности.

Обхожу. Никакого дупла или иной складки ствола. С обратной стороны дерева почти занесенная ржавая кабина от комбайна «нива». Надо думать, поставили на полчасика, пока меняли на новую, скоро увезём. С тех пор прошло лет сорок, в железках ночевал барсук, сплела гнездо птица, в теньке кроны и кабины отдыхали от зноя во время уборочной и посевной механизаторы с прочими удалыми колхозники.

Вздыхаю. Лопаты нет, рублю топором громадную нишу в районе задней части кабины. Работа спорится, снег отбивается крупными кусками. Дохожу до какого-то изгиба корпуса. Достаточно светло, видно, что красная краска со временем поблекла, но не отвалилась. Прикидываю ширину, глубину. Пойдет.

Подкатываю туда квадроцикл, укутываю в дубленку бесценный пулемёт. В кармане что-то есть. Золотые часы на цепочке, притороченные к внутреннему карману. «Фишбейну Ивану Нахшоновичу, от товарищей по партии». Сую обратно. Имя и отчество смутно знакомы. Не важно. К пулемёту добавляются все новые и новые вещи. Строго говоря, отталкиваюсь от обратного, что возьму с собой, переть же на своем горбу.

Нож-хвостовик на пояс, топор, пистолет в карман, бинты, фляжка, АКСУ на спину, полупустой рюкзак, в нем запасной магазин, кусок колбасы (трофей), зажигалка, старая газета в растопку, швейные принадлежности, расческа плоская, складной нож ProsKit, пачка обезболивающих, аспирина, непонятный антибиотик, активированный уголь, запасные носки. Ещё две пары, присев «в седло» надеваю, меняя старые. После некоторых сомнений вставляю в рюкзак мертвый ноутбук, кидаю разбитый телефон. Может, оживут.

Трофейное барахло заворачиваю, хороню на дне ниши, сверху ставлю квадроцикл, аккуратно закидываю кусками льда и снега.

После, назовём это так — расправы над доброй тётей, зная, что меня активно ищут с запада, двинул на юго-восток. А вот проехал не так много, как хотел, да ещё и без карты. Шайсе.

Пора в дорогу, старина, подъем пропет.

В руках верный топор. Ну, что ж, наши древние предки выживали с куда более мрачными вводными. Сквозь легкую пелену снега, который нёс утренний ветер, с горизонта мутно светило еле заметное пятно восходящего солнца. Выходит, там восток?

Используя топор как посох-опору, покрутился, вычислил направление юга, побрёл вперёд.

Шаг за шагом, дай Бог, не заблужусь в снегах.

Дерёт горло, кружится голова. Мой кварц всё ещё жив. Топор со мной.