Настоящий Спасатель. Назад в СССР

* * *

— Доброе утро, Максим. Ты меня искал? Зачем спрашивать у кого-то, если ты можешь задать вопросы лично мне? Приезжай, поговорим.

В этот же день у меня был выходной. Я поехал к нему вечером, после того, как отоспался и пришел в себя.

Солдатенко встретил меня у двери своей просторной квартиры, расположенной в доме, где в основном жило руководство города.

Это был роскошный особняк девятнадцатого века с четырехметровыми потолками и огромными комнатами.

Квартира с многочисленными картинами, статуями, антикварной мебелью скорее напоминала музей, чем жилое помещение.

Видимо, эта роскошь и, непомерное по тем временам, богатство должны были принизить, произвести впечатление и подавить волю посетителей, но у меня квартира вызвала противоположные чувства.

Из-за подобной лживой, корыстолюбивой парт номенклатуры лет через десять погибнет страна. Я не испытывал ни малейшего трепета или уважения к Солдатенко и презирал моего врага.

Оказалось, что он уже в курсе всех вчерашних событий. Чувствовалось, что звонил он не просто так. Конечно, холодильщик Эдик, у которого я пытался расспрашивать об отношениях отца и Солдатенко, сыграл в этом свою роль. Но я интуитивно понимал, что партийный босс обеспокоен не этими расспросами.

Гончаренко. Догадался я. Тот, кого вчера повязали вместе с бандой карманников был связан с племянником и бизнесом Солдатенко. Ниточка могла быстро привести к зампредгорисполкома.

Он это очень хорошо понимал. Солдатенко был умен, осторожен и очень опасен. Просто так власть, свободу и такую жизнь не отдают.

Хотя на его лице играла доброжелательная улыбка, я видел в его стеклянных зрачках калькулятор, жажду денег и осознание собственной власти над другими. Это не было глупой гордыней или высокомерием. Это были глаза абсолютно хладнокровного и расчетливого человека.

Его тактика заключалась в том, чтобы сначала что-то дать, часто не своё, а потом потребовать взамен необходимое. Как тогда, в больнице с маслом и сигаретами.

Я знал, что ему нужно. Моё молчание.

Поговорив с Осиным по телефону, я уже знал, что Гончаренко сломался, и надеясь на смягчение приговора, подписал чистосердечное по всему, что связано с Шельмой.

На этой волне от него требовали признательных про валюту и Интурист, но пока он только рассказал про драку, в которой Корольков бил меня — Макса Бодрова сзади по голове.

Вопрос был только в том, какую цену Солдатенко хотел предложить мне за это молчание.

Он начал издалека, похвалив меня за проявленное мужество при спасении Саши. Потом поинтересовавшись моими планами на поступление, очень осторожно прозондировал почву о помощи при поступлении. По его словам, вопрос с любым ВУЗом мог решить всего лишь один звонок.

Я прекрасно это понимал, и, именно, поэтому ничего не рассказал ему про ВУЗ, в который сдал документы. Один звонок и меня бы моментально срезали на любом из экзаменов.

Пока он не знал, куда я поступаю — он был как слепой крот. Или шакал. Хотел бы укусить, но не видел куда.

Солдатенко так и не рассказал про конфликт с отцом, отделавшись общими фразами. Зато дал ясно понять, что был влюблен в маму и я «мог бы быть его сыном».

Вот и вся история. Видимо, они с отцом соперничали за девушку, мою маму, и отец навалял Солдатенко, как морально, так и физически.

С тех пор он ненавидел все, что с связано с моим отцом.

Он узнал меня в больнице и ему очень хотелось унизить отца, послав сына врага за сигаретами. Вот же мерзкая тварь. Носить ненависть в себе столько лет и вымещать злобу на потомках умершего — это абсолютная низость.

По моим глазам он прочел, что я все понял. Он торжествовал и предложил закончить встречу, если у меня больше нет вопросов.

— Я приношу тебе свои извинения за Игоря и тот инцидент, после кино. Надеюсь ты понимаешь, что всё вышло случайно. Я с ним говорил. Он просто не узнал тебя со спины. Игорь видел, что кто-то приставал к девушке. Затеял драку с его, гм… — Солдатенко подбирал слова, — однокашниками, ребятами из его школы. Заступился за них и за девушку.

Какая же тварь. Я понимал, что Солдатенко знает правду и в душе ликовал, что кто-то близкий ему по крови отомстил за его позор в прошлом. Он вышел на кухню, потом вернулся и протянул мне фирменный полиэтиленовый пакет с надписью латинскими буквами «TATI». Такие пакеты говорили о принадлежности к «элите», выезжавшей за границу в капстраны во Францию.

— Тут настоящий коньяк Хеннесси для деда, французские конфеты и платок «Гермес» для бабушки. И тебе кое-что. За беспокойство и ущерб здоровью, так сказать.

Он приоткрыл пакет, и я увидел в них опечатанную банковской лентой пачку денег. На ленте читалась сумма «1000 рублей».

— Да, и еще. Давай по-мужски договоримся не вмешивать Викторию Рерих в это дело. Все-таки, Гончаренко оказался таким же уголовником, как и его брат. Они люди опасные, мало ли. Не хотелось бы, чтобы с ней, что-то случилось. Она — девка красивая, на выданье.

Мое лицо исказилось от презрения. Он открыто угрожал мне Викиным здоровьем. Меня охватило чувство брезгливости. Я оттолкнул предплечьем пакет, потому что не хотел касаться его руками.

— Ты думаешь, всё можно купить? Ты думаешь, что можешь так переиграть свою жалкую судьбу? Думаешь можешь изменить, то что много лет тебе не дает покоя?

Я рассмеялся ему в лицо.

— Мой отец начистил тебе рыло, а мама отказала встречаться? Так же было? Ты будешь жить с этим позором всю свою оставшуюся жизнь. Убери свои подачки, не позорься. Запомни, Солдатенко. Ты и твой Игорек ходите на свободе, до тех пор с Викой все в порядке. Если хоть один волос…

— Сопляк, да что ты себе позволяешь, ты хоть знаешь, с кем ты разговариваешь? — он перебил меня, лицо Солдатенко пылало от гнева.

— Я при бабушке матом ругаться не позволяю, а так всё себе позволяю. Мне плевать на то, кто ты есть. Уйди с дороги. Я тебя предупредил, гнида.

Я с силой оттолкнул его в грудь пальцами, словно волейбольный мяч и прошел к выходу.

Я, конечно осознавал, что играю с огнем, но и стелиться, подстраиваться под Солдатенко не собирался. Уж тем более не мог себе позволить принять от него дары данайские и деньги.

Я бы себе этого никогда не простил, и в свете угроз в адрес Вики Рерих, это было бы настоящим малодушием. Не на того напал этот упырь.

Бывает в жизни случаи, когда с врагом разумнее договориться о нейтралитете и принять его извинения, но только не сейчас и не с ним. Если отец бы видел всё это с неба, то он наверняка гордился бы мной.