90-е: Шоу должно продолжаться

— Хм… — Астарот почесал патлатый затылок. — А что…

— Но грим все равно тащи, — я толкнул Бельфегора в плечо. — Для фотосессий пригодится. Надо же нам фото на обложку альбома делать.

— Я могу у мамы попросить несколько пар черных колготок, — оживился Бегемот.

— В масках никто не выступает! — угрюмо сказал Астарот, продолжая возиться с проводами.

— Значит мы будем единственными! — радостно воскликнул Бельфегор. — И нас точно запомнят!

— Астарот, ты чего? — насупился Бегемот. — Хорошая же идея с масками…

— Выделяться надо творчеством, а не вот этим вот… — наш фронтмен гордо вздернул подбородок. — У нас есть миссия — создавать музыку и доносить ее до людей. А вы только и обсуждаете, что какие-то ужимки.

— Если внешний вид неважен, зачем ты тогда волосы красишь? — усмехнулся я. — И отрастил их еще. Ходил бы в костюме, делал стрижку, как все нормальные люди. И выделялся бы только музыкой.

Астарот бросил на меня испепеляющий взгляд. Было видно, что он гнет свою линию из чистого упрямства. Ему было обидно, что это не он придумал идею с масками, так что вот так просто согласиться он не мог. Интересно, почему он вообще считается главным? На чем-то же должен его авторитет держаться. Не на ночных же сменах своей мамы. Пока из всей нашей команды он выглядел наиболее конфликтным и бесполезным.

— Да ладно тебе, Астарот, — я шагнул к нему и дружески хлопнул по плечу. Эти трое понятно что петушатся и спорят. Они подростки. В голове сплошной «играй-гормон», да еще и сквозняк свободы изо всех щелей в бывшем железном занавесе дует. Хочется самоутверждаться, и все такое. А мне-то что? Я уже самоутвердился, где хотел. — Группа — это же наше общее дело. И будет неплохо, если каждый будет вкладывать свою часть творчества. Ты пишешь песни, а за внешний вид Бельфегор отвечает…

Астарот посмотрел на меня… странно.

— Ладно, — пробурчал он, уже без особого надрыва. — Подумаем про маски. А сейчас давайте репетировать.

Бегемот подхватил со стола басуху, Бельфегор встал к синтезатору. И все трое посмотрели на меня. А потом на одиноко лежащую гитару.