Победителей не судят

Глава 7

— А ведь старик, хоть и чудит всегда порядком, но определенная правота за ним имеется, — чуть слышно пробормотал великий князь Владимир Александрович, и отложил в папку листки бумаги, которые перечитывал в третий раз, делая пометки. И задумался, нахмурившись — сейчас он уже хорошо понимал, чем обернулось для армий его пренебрежение к заблаговременно сделанному предупреждению…

В России на особом положении находилась ИмператорскаяФамилия, а именно так называли представителей многочисленной семьи правящего Дома Романовых. По большому счету вся страна являлась их обширной вотчиной, а потому не удивительно, что в первой, и пока единственной переписи населения в графе «род занятий» самодержец Николай Александрович высокомерно написал — «хозяин земли русской».

Великие князья по традиции распределялись по военной службе, причем каждая из четырех ветвей Дома, своего рода побеги от императора Николая Павловича, если принять того за корень, старалась закрепить за собой то или иное поприще. Словно в былые времена допетровской Москвы, где князья-рюриковичи свирепо дрались между собой за уделы, так и Романовы старались урвать сладкие доли от того пирога, каким им представлялась их обширная в два десятка миллионов квадратных верст наследуемая вотчина. И первым куском всегда была армия — семья прекрасно понимала, в чем заключена опора ее власти.

Нынешний император, представлявший старший клан «Александровичей», подгрести под единоличную власть всю вооруженную силу империи не мог чисто физически. А потому последние полвека на все ключевые посты в армии и на флоте по традиции исключительно расставлялись одни только родичи. Гвардейские мятежи, которые в течение целого века, со дня смерти Петра I и первого дня воцарения Николая I, сотрясали империю, многому научили Семью. Сейчас все члены Дома прекрасно понимали необходимость общего сплочения именно вот в такие кризисные моменты — 14 декабря 1825 года хорошо запомнилось, как и мятеж Черниговского полка под Васильковым в январе 1826 года.

Но понимать и действовать совсем разные понятия!

Потомки бояр Романовых, в жилах которых сейчас текла исключительно немецко-датская кровь, уже не имеющая никакого отношения к русскому происхождению, прекрасно понимали всю свою «худородность» рядом с потомками легендарного Рюрика, которых заставили служить себе разными способами. Тут все в ход шло — или подачками и вотчинами, как делал царь Михаил, а вот его сынАлексей Михайлович, по прозвищу «Тишайший», уже чаще прибегал к плахе и виселицам, недаром период его правления назвали «бунташным». Какая тут «тишина» — на Украине пылала Хмельничнина, на Волге гуляли разинцы с «прелестными письмами», самозванцы шли косяками, как гуси на реке, а про московские «соляный» и «медный» бунты в России только глухонемые не ведали. Но вполне могли о том догадываться, несмотря на все старания палачей Разбойного приказа, и подьячих царского Приказа Тайных Дел.

Вот такое нелепое было у «тишайшего царя, божьего Алексея» прозвище на первый взгляд. Но это только если не знать про правление его сына и наследника Петра Алексеевича. По поводу происхождения будущего первого императора среди родовитых бояр ходили гнусные слухи, которые даже плахами с виселицами унять было невозможно. Вот только позорное клеймо «кровосмешения»так и осталось на всей фамилии Нарышкиных, ну еще на князьях Козловских, чей прародитель вообще стал «гнусно прославленным». Так что потомки этих двух фамилий выше полковника никогда не поднимались в «Табели о рангах» — вековые традиции, что тут скажешь.

Гвардию удалось унять картечью на Сенатской площади, дав наглядный и показательный урок, вот только это не остановило пересудов знати на тему «царь ведь не настоящий». Аристократы продолжали биться о заклад, гадая, кто явился настоящим отцом императора Павла Петровича — то ли герой войны с пруссаками генерал Чернышев, или смазливый поляк Понятовский, либо красавец Сергей Салтыков, которого отправили вечным посланником в европейские страны.

Дыма без огня не бывает!

И одно дело для русских дворян служить природным царям, и совсем иное, по отзыву героя войны 1812 года генерала Алексея Петровича Ермолова — салтыковским ублюдкам!

Взошедший на престол император Николай Павлович унял дворянскую вольницу, выдвинул на первую роль служилую бюрократию. Скромное чиновничество со временем выдавило из власти блестящую аристократию, а ее могущество добил манифест императора Александра Николаевича от 19 февраля 1861 года, отменивший крепостное право. И надо же такому случиться — ровно через двадцать лет после этого «царя-освободителя» взорвали бомбой на Екатерининском канале.

Сейчас Романовы плотной толпою окружили трон, не давая к нему никому со стороны близко подойти — будущих фаворитов пытались удавить еще на подходе. Ибо защитить государственную казну от посягательств со стороны дело святое!

На дворе не времена императрицы Екатерины, умной и беспринципной немки, что осыпала своих многочисленных фаворитов золотом и алмазами, даровала им вотчины и дворцы!

Не повторится больше такое — в семье должные выводы сделали!

И все изюминка в том, что великие князья стояли над законом, которому были неподсудны — все Романовы прекрасно понимали, что стоит одного из них посадить на скамью подсудимых, как репутация Дома, и без того подмоченная, будет выглядеть совсем скверно. И если случалось что-то из ряда вон выходящее, то судили тихо и негласно, в семейном кругу, так сказать, одно дело Искандера чего стоит. Действительно некрасиво получилось — воспользоваться государственной казной обыденное занятие для членов Дома, какие тут кражи или вульгарное казнокрадство, если деньги берутся из собственной вотчины. Но вот воровать у своих родичей бриллианты как-то не принято, совсем дурно пахнет от такого занятия.

Зато практически не было ни одного уголка во всем спектре занятий подданных Российской империи, где бы на самом верху не стоял кто-то из «высочайших покровителей». Четыре клана Романовых, как четыре столпа у любого дома, застолбили всю империю. И армию в первую очередь — под раздел пошла гвардия и артиллерия, кавалерия и военно-учебные заведения, причем на откуп одному из них ничего целого не отдавалось. Великий князь Николай Николаевич мог быть инспектором кавалерии, но в коннице служило немало других великих князей, от седых до безусых, и все, что характерно, метили на его место. И смех, и грех — крутились как кобели вокруг исписанного столбика…

Сам Владимир Александрович кроме военных обязанностей перекрывал своей импозантной фигурой еще несколько направлений — был покровителем охотников и пожарных, заповедников и даже президентом Академии Художеств, как его двоюродный брат возглавлявший Академию Наук — а мы чем хуже на таком поприще?!

Семья всегда должна быть во главе не только империи, но нужных в ней начинаний — великих князей на все дела хватит, и каждому из них, что характерно, нужно иметь свой кусок хлеба. Для пропитания, так сказать, понятное дело!

Войны с японцами жаждали многие из членов Дома, видя в том свой шанс выдвинуться. Однако все прекрасно понимали, что необходимо ждать момента, когда уверенность в будущей победе станет полной. И как только армия генерала Фока выбила японцев в Корею, а флот под командованием адмирала Алексеева добился блестящего успеха в боях, император и назначил своего дядю главнокомандующим и наместником — ибо члены Семьи всегда должны первенствовать.

Вот только дела у Владимира Александровича не заладились с самого начала. Ведь в 30 лет он уже был генерал-лейтенантом и командовал корпусом в войне с турками, получив за отличие Георгия 3-го класса. Но все в армии прекрасно понимали ценность такого награждения, как и широкими георгиевскими лентами братьев его отца. Их по породе награждали и выдвигали к высоким постам, а не по деловым качествам.

И тут было важно подобрать умных исполнителей и начальника штаба — а вот с навязанным ему императором генералом Куропаткиным явно ошиблись, тот все не только запутал, но и привел к печальному конфузу. До этого дня победно наступавшие под командованием генерала Фока сибирские корпуса не потерпели неудач, а с ним были вынуждены отступать, понеся большие кровавые потери…

— Нужно менять Алексея Николаевича на толкового генерала, — Владимир Александрович сделал определенный вывод — все же начальник штаба Скобелева не есть сам «белый генерал», а лишь тот, кто выполнял его приказы и составлял под них планы.

— С Фоком неладно вышло, нужно как-то приободрить старика, он мне очень нужен!

Великий князь задумался над тем, как можно привлечь на свою сторону, несомненно, талантливого генерала, который сможет добыть для него победу, судя по тем бумагам, которые прочитал. И обязательно нужно устроить отношения с адмиралом Алексеевым — без флота победа в войне просто невозможна. Все же Ники поступил с ним нехорошо, все же тот отпрыск Дома, пусть и своеобразный,и этим нужно незамедлительно воспользоваться. А он и так упустил время — а эти двое обиделись не на шутку. Здесь Дальний Восток, а не столица, можно опустить условности. Бесплатно, повинуясь лишь долгу, таскать каштаны из огня для него не станут, тут нужно не только заинтересовать, но и дать что-то очень весомое для них.

— Нужно отстранить Куропаткина, по сибирским корпусам и так идут нехорошие разговоры, да и старики Гриппенберг с Линевичем сильно недовольны. Или сделать иначе?

Владимир Александрович задумался — все же три года он находился на должности регента по настоянию царственного брата, на случай внезапной кончины последнего. И создавшаяся ситуация сейчас играла в его пользу — только что рожденный сын самодержца править не сможет — ведь он сам отдал Ники еще в июле, до родов, подметное письмо, прекрасно понимая, что иначе его опередят другие. И видел, как почернел лицом и осунулся его царственный племянник — но так сам виноват, зачем брать в жены принцессу с порченной кровью. А «Мишкин» вряд ли сможет править, и за спиной не стоят сторонники, и умишком не вышел, да и случиться может всякое с бывшим «цесаревичем», у которого еще нет жены и наследников.

Вот у него с Михен трое сыновей, и каждый способен войти на престол. Да, их мать лютеранка, но так уговорить ее перейти в православие вряд ли будет трудным делом. Ведь недаром один из французских королей сказал, что «Париж стоит мессы».

— И что же мне им стоит предложить?!