Лжец на троне 4. Возвеличить престол

Глава 3

Лубны

17 августа 1608 года

Атаманы Болотников и Карела — это гремучая смесь для врагов. Люди, дополняющие друг друга. Тем более, когда один, Болотников, посчитал себя обделенным участием в великих делах, ну а второй, сильно обозлен на запорожских казаков и тех, кто им покровительствует. Так что, когда поступил наказ государя «пощипать» владения Вишневецких, которые немало помогали запорожцам, Иван Исаевич Болотников направил всю свою нерастраченную энергию на подготовку к такому «пощипыванию». Узнай о то, как рьяно взялись за дело атаманы, государь, попросил бы поумерить аппетиты, чтобы не началась новая война.

Донские казаки, на последнем Казачьем Круге, постановили, что запорожцы зарвались и такое неуважение должно иметь последствия. Карела, раненый и частью изуродованный огнем, чуть не поднял все казачество на войну против запорожцев. Казаки рвались в бой. Они остались на Дону и не участвовали в великих делах: в войне с Польшей и урезонивании ногайцев, от того и томились без славы казацкой. Нашлись все же авторитетные казаки, которые настоятельно посоветовали не убивать всех запорожцев, которые находились или на Дону, или рядом со станицами донских казаков. Но казаки с польских украин прочувствовали, что такое недовольство казаков с русских украин.

Дело в том, что еще недавно, было не понять где какой казак: донец он, или запорожец, может терской. Миграция между казацкими сообществами была массовой. Устраивает запорожский кошевой атаман набег на турку, так и донские отряды примкнут и признают временную власть над собой, того же Сагайдачного. Ну а решили донские казаки пощипать ногаев, так и запорожцы тут как тут. Главное, что определяло казаков были не территориальные принадлежности, или то, с какими государями более всего идут сношения, а вера православная и казацкая воля.

Но ситуация стала меняться в последний год, может, два года. Если ранее казачество все больше занималось грабежами, да покусывало державу, из которой пошло донское казачество, то нынче казаки решают задачи, что ставит перед ними русский государь.

Вот и нынче решили пощипать некоторых несговорчивых польско-литовских магнатов, что так сильно кричат о недопустимости мирного соглашения с Россией. Хитро это — использовать для темных дел казачество. Можно всегда откреститься от казаков.

Кто напал? Казаки? Ай яй яй! Вот же неслуши! Но мы с ними поговорим, чтобы впредь… никогда. Что? Хотите организовать поход против них? На земли Российской империи? Войну развяжите? Неслуши наши, нам их и урезонивать.

Наверное похожие вопросы и ответы могут прозвучать в случае, если будут претензии от Константина Вишневецкого. Но князь не столь глуп, чтобы жаловаться. В Варшаве должно сильно звучать слово малоросских магнатов. А кто их слушать будет, если они не в силах защитить свои земли? При этом и шляхта так же периодически собирается в банды и нападает на русские земли, так что тут все сложно и решающее значение имеет сила и возможность оборониться.

И сейчас Болотников и его приятель Корела смотрели на город, который в землях, что принадлежат роду Вишневецких, играл важную роль, на ряду со Збаражем. Их заметили, и частное войско Константина Вишневецкого выстраивалось для атаки.

Но тот факт, что казаки позволили себя заметить, не говорил о том, что имела место недоработка. Отнюдь. Болотников разработал план, по которому защитники Лубнов должны были увидеть лишь часть войска, что привел Болотников. Нельзя было, чтобы защитники города, а это: конная хоругвь гусар, сотня конных пятигорцев, рота немцев алебардщиков-наемников и рота французских мушкетеров, узнали сколь именно пришло казаков под город. Тут случались разные неприятности, те же запорожские отряды могли походя пограбить. Так что в городе большому отряду казаков не сильно удивились, уже привыкшие к подобному. В том числе и потому окрестности Лубнов были крайне мало заселены [Лубны, как и другие южные территории Вишневецких только при Иеремии стали активно заселяться в том числе и из правобережья Днепра, а пока тут большая часть земель вообще не обрабатывается].

Если бы узнали защитники города, сколь много пришло к ним «гостей», но ни за что не стали бы выходить из города, который не то, чтобы был неприступной крепостью, но ров был, вал имелся, наличествовала и артиллерия. С опорой на город можно было держать оборону долго, настолько, чтобы Болотникову пришлось бы уйти не солоно хлебавши.

— Что скажете, атаманы? — спросил Пимен Хмаров, голова отряда терцев.

— А что тут говорить, Пимен Иванович, как и условились. Тебе начинать, — Болотников ухмыльнулся в преддверии доброй драки, по который уже успел соскучиться.

Отряд Хмарова, насчитывающий четыре сотни конных, должен был ввязаться в бой, но после, в лучших традициях кочевых воинов, бежать, завлекая противника в ловушку.

Не все пошло по плану. Видимо, у противника был весьма толковый военачальник. Три атаки отряда Хмарова были отражены, а те польско-литовские конные, которые устремлялись в погоню, решительно останавливались вражескими командирами. Но неприятель не стал применять тактику от обороны и медленно, но все же приближался к леску, где в нетерпении ожидали своего часа большинство пришлых казаков. Оно и понятно — казацкий отряд, что пришел к Лубнам нужно было изничтожить, тем более, когда сбор урожая был в самом разгаре. Иначе крестьяне могут быть уведены, ну а урожай просто сожжен. Так что гарнизон Лубнов стремился именно что разбить казачий отряд.

— Иван Исаевич, давай уже ударим! — в нетерпении говорил Андрей Тихонович Корела.

— Ну? Еще чуть, атаман, чуточку… — отвечал Болотников.

— Эх! Хлопцы гибнут ни за грош! — сокрушался Корела.

Это так и было — гибли. Каждая атака казачьего отряда Хмарова натыкалась или на выстрелы мушкетеров, или же на пики. Вот только нельзя было говорить, что гибель эта была «ни за грош», каждый шаг гарнизона Лубнов чуть в даль от города — это еще одна доля секунды, из которых складывалось то время, что нужно для окружения всего неприятельского воинства.

— Пора? — через менее чем минуту снова спросил Корела.

— Ты же завсегда был холоден разумом, от чего нынче так печешься? — Болотников с большим интересом смотрел на своего, в данном случае, подчиненного.

Корела замялся, стушевался. И дело было явно не в том, что творилось на поле боя…

— Говори! — потребовал Болотников.

— С Хмаровым сговорился. Дочка у него на выданье, токмо у терских казаков там с этим сложно. Скрасть могут девку, али еще что. Они же, казаки, черкешенок скрадывают, опосля горцы у них баб уводят… сложно все. А я уже в летах и сына хочу. Нельзя, кабы Пимен Иванович погиб, — Корела опустил голову.

— Ты прости, друже, об чем скажу, но что-то за последние годы сбабились казаки. Все семьи, да детей заводят. А воля где казацкая? Словно дворяне, осталось еще на землю сесть, — говорил Болотников, при этом понимая, что не так уж было бы и плохо, если землицу обрабатывать.

Нынче много земли себе набрали и казаки и царские урядники. Ногайской орды нет, а там добрая земля, черная.

— Сын мне нужен! И я с дворян и был. А побьют нынче тестя моего, как и жонки не станет, это ж я с Хмаровым токмо и сговорился, — объяснял Корела.

А между тем, пока два командира обсуждали матримониальные планы, ситуация на поле боя стала критической для отряда Хмарова. Конные отряды Вишневецких отрезали терским казакам пути отхода, кроме как к городу, что так же было бы концом для казаков. Там уже изготовились для стрельбы немногочисленные пушки.

— Ну? Пошли! — со зловещей улыбкой сказал Болотников.

По всем сотням были продублированы приказы и уже через три минуты, выходящие из леска казаки начали разгонять лаву, обхватывая, вышедший далеко вперед от города, гарнизон Лубнов. Это могло бы выглядеть красиво и эпично, и из города, наверняка были те, кто пытался всмотреться в происходящее, но столб пыли, который подняли сотни казацких коней не позволял рассмотреть в подробностях, что происходило.

А под этим «туманом войны» творилась растерянность у польско-литовских воинов и жесткая решительность у казаков. Многие станичники видели, как погибали их побратимы и рвались в бой, но дисциплина в отряде Болотникова была железной, никто не нарушил приказа. И только сейчас казаки поняли почему их ранее одергивали.

Оседала пыль и прояснялась вся диспозиция на поле боя. Гарнизон был окружен, а остаткам казаков Хмарова удалось все же ускользнуть от цепких… арканов? Именно так, пятигорские конные пытались арканами стаскивать казаков. Большим подспорьем в том, что удалось сделать терцам, стали кони. Для действий терских казаков собрали лучших, наиболее выносливых, скакунов. Вот на последних силах, изнуренных долгими атаками, лошадей, терцы и ушли к лесу. Они свою работу сделали и переделали эстафету сражения. Ну а участвовать в дальнейших событиях станичникам не позволит ни собственная усталость, ни измученные кони. Какие бы животные выносливыми не были, не люди же они, их нужно поберечь.

— Иван Исаевич, чего мы ждем? Можем же и разгромить! — спрашивал Пимен Иванович Хмаров.

Раненный в руку, терский командир, жаждал крови тех, кто пустил кровь его отряду. Он потерял шестьдесят три добрых хлопца и еще до трех десятков может потерять в ближайшее время, так как многие из раненых помрут еще до следующего дня. Это большие потери, но все казаки знали, на что шли и сознательно рисковали. Дело в том, что половина от вероятной добычи с боя будет у терцев, которые более остальных постарались в сражении.

— Понимаю твою злобу, Пимен Иванович. Токмо казаков павших не вернуть, а вот их семьям помочь можно. Возьмем с меньшими потерей больше коней, да белого оружия, половина от того пойдет на твой отряд, — говорил Болотников, наблюдая, как споро казаки сооружают укрепления вокруг окруженного гарнизона.

Из Лубнов была попытка сделать вылазку силами до двух сотен пехоты и трех десятков конных. Болотников ожидал что-то подобное, потому три сотни казаков постоянно оставались на стороже. Состоялся непродолжительный бой, в ходе которого, пусть и не получилось взять в кольцо еще один отряд гарнизона города, усиленного ополченцами, но потрепать эти силы получилось преизрядно.

К вечеру прогремели всего четыре выстрела двух малых полевых пушек, направленных внутрь окружения. И… начались переговоры.

— Мы не позволим вам выйти со знаменами и с вооружением! — сказал-отрезал Болотников.

— Тогда что? — спрашивал литовский шляхтич Казимир Мрашинский, взявший на себя роль парламентера.

— Все оружие останется нам, все люди так же. Могу лишь одно вам дать, но главное — жизнь! — говорил командующий большим казачьим отрядом, Иван Исаевич Болотников.

— И? Какая это будет жизнь? — растеряно спрашивал Мрашинский.

— Веселая! Под рукой славного государя! — усмехнулся Болотников.

Шляхтич еще попытался убедить атамана, но тщетно, даже уверения, что он заплатит за свою жизнь и свободу много, но позже, под честное слово, не сработали. Казимир и сам видел, что ситуация плачевная. Оставалось только два варианта: сдаться и сохранить жизнь, или сделать самоубийственную попытку прорваться из окружения в город, где была возможность оборониться. Альтернатива прорыва сохраняла честь, ну а сдача — жизнь.