Талисман цесаревича

* * *

Первая большая остановка моего артпарка пришлась на корпус Суворова, который блокировал Очаков, мощную крепость, прикрывающую выход из Днепровско-Бугского лимана в Чёрное море.

Я, как и положено, отправился представиться командиру корпуса, чтобы представиться и передать причитающееся ему вооружение и технику.

Своих людей я не стал вводить в общий лагерь, поскольку Иван Андреевич, главный наш лекарь крайне не рекомендовал этого делать: местность нездоровая, холера и чума здесь частые гости, поэтому лучше поберечься. Мои квартирьеры выбрали место на холме, с двух сторон ограниченно оврагами. На дне одного из оврагов слабо виднелись следы протекавшего здесь весной ручья. Пробили скважину, и она довольно быстро наполнилась грунтовой водой. Ну что же, вопрос с водоснабжением практически решён: солдаты сноровисто принялись копать в лёгком песчаном грунте бассейн двадцать на двадцать метров, а в глубину — до водоупорного слоя. Стенки бассейна укрепили плетнём, устроили мостки для водоносов, а вокруг выставили охрану, чтобы не приведи господи, какой-нибудь вражина не отравил нам воду. Надо сказать, солдаты и офицеры стали нести караульную службу со всем тщанием — все видели отравителей, пойманных с поличным.

А я с приличествующей свитой направился в штаб.

Лагерь корпуса Суворова раскинулся примерно на два-три километра, и тут было всё: ровные ряды палаток отдельных подразделений, цыганские таборы шатров и кибиток офицеров, обозные вагенбурги, хибарки, фургоны маркитантов… Кругом в разных направлениях, строем и как попало двигались подразделения, группы и отдельные люди.

Армейский бардак в самом чистом и незамутнённом виде.

Я конечно офигевал от увиденного, но отдавал себе отчёт, что в корпусе Суворова всё довольно прилично, не нужно забывать каковы нравы и порядки во всех без исключения европейских армиях. У Суворова, по крайней мере, офицерам запрещено таскать за собой больше повозок, чем положено по уставам, да и количество личных слуг ограничено теми же рамками.

Суворова я застал у его шатра: генерал собирался обедать, лакей уже нёс ему тарелку с кашей.

— А-а-а, драгоценный мой Юрий Сергеевич! — издалека приветствовал он меня.

Вот ведь хитрый чёрт! С одной стороны этот хитрец демонстрирует окружающим близость к царскому любимчику, а с другой — ставит меня в крайне неловкое положение: я ведь обязан доложить о прибытии, о готовности передать новейшее оружие. А главное — узнать о судьбе артиллеристов и персонала вспомогательных служб, которые по идее должны находиться здесь.

— Нижайше прошу присоединиться к моему скромному обеду. — продолжает Суворов на грани дружеской иронии и недоброго юродства.

Делать нечего, принимаю предложенный тон:

— С удовольствием, дражайший Александр Васильевич! Но как быть с докладом о прибытии и о доставленных орудиях?

— Что Вы прибыли, Юрий Сергеевич, я вижу и так, а коль скоро Вы спокойны и выглядите довольным жизнью, то и с моим пополнением всё слава богу.

— В логике Вам, Александр Васильевич, невозможно отказать. Однако позвольте Вам рассказать обо всём, пусть и неофициально.

— Вот за обедом и расскажешь.

Слуга подал воду для мытья рук, мыло и полотенце, и всё это молниеносно и практически незаметно, словно дух бесплотный. Здорово их милейший Александр Васильевич вышколил. Сажусь за стол, обозреваю поданные блюда. На сей раз бог послал перловую кашу.

Это хорошо. Перловку я люблю с времён срочной службы, у нас был замечательный повар, он перловую крупу сначала обжаривал до золотистого цвета, потом заливал водой и варил на медленном огне с мясом и овощами. Необыкновенная вкуснотища!

Перловка у Суворова была сварена по похожему рецепту, ясно, что вкуснее: продукты на генеральской кухне малость получше чем на солдатской. Пока неторопливо кушали, Суворов расспрашивал меня о столичных новостях:

— Ходят слухи, что в семье Его величества будет прибавление, то правда?

— Правда. По всем приметам ожидают мальчика, ну да это как Бог даст.

— А что за слухи о попытке покушения на Их величеств?

— Было такое. Только это была не попытка, а основательное, прекрасно спланированное и превосходно осуществлённое покушение. Не их вина, что ничего не получилось. Тут скорее светила счастливая звезда царственной четы. Я, правда, в это время был в Перми, на орудийном заводе и всё знаю только по рассказам очевидцев. Группа опальных вельмож прошлого царствования, подкрепившись почти сотней дворян лишённых звания за отсутствие на службе, что практиковалось при Екатерине повсеместно, а при Павле Петровиче угодило под наказание, так вот, эта группа ворвалась в Царскосельский дворец. Нападение было неожиданным, нападавшие прекрасно ориентировались во дворце и служебных помещениях, так как бывали там не единожды, поэтому имели преимущество. При этом деле было убито пятнадцать солдат и офицеров и почти сотня ранена.

— Ого! Баталия была громкая! Их величества не пострадали?

— Их величества вполне благополучны, но всё могло кончиться весьма плохо: пока основные силы заговорщиков штурмовали открыто, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание, небольшая часть, восемь человек, проникла через боковой ход и ворвалась в помещение, где была царственная чета. Негодяи открыли огонь, но по счастью, гвардейцы охраны до конца выполнили свой долг: они своими телами прикрыли императора и императрицу.

— А далее?

— Их величества вынули свои пистолеты и совместно с выжившими гвардейцами перебили нападавших.

— Невероятно! А кто вёл изменников?

— Бывший генерал-губернатор Москвы, бывший генерал-аншеф, и теперь уже бывший князь Михаил Никитич Волконский.

— Поделом мерзавцу! А на что надеялись сии негодяи? Кого же они прочили на трон?

— Бастарда Екатерины и Орлова, графа Бобринского.

— Как же, слышал краем уха. В Петербурге чего не услышишь… Однако, на мой взгляд, сей юноша совершенно неспособен к государственной деятельности и в свои шестнадцать лет являет собой совершеннейшего ребёнка. Неужели он оказался способен составить комплот?

— Нет-нет. Юноша, как Вы правильно заметили, совершенно бездарный, воля и целеполагание отсутствуют напрочь. Нет, в заговоре он не замешан. Но вот его куратор, он да, замешан.

— Де Рибас?

— Он попался на крючок, ведя разгульный образ жизни. Ну, понимаете, подставили ему шулеров, опутали долгами и готово дело.

— Ох, да! Сколько людей попалось вот так, задёшево. И кто же стоит за заговором?

— Здесь всё странно. Показания рядовых участников наводят на мысль о французском следе, а вот показания верхушки говорят о другом. Да и Михаил Никитич Волконский известен своей англофилией, а французов он привечал, но не столь яро.

Доели кашу, попили какой-то травяной чай и Суворов приступил к делу:

— Так уж случилось, Юрий Сергеевич, что Ваши пушки, за эти годы мне так и не довелось посмотреть. Не сочтите за труд, покажите их действие.

— Запросто. Людей я привёл мало, а те что ушли вперёд ещё не поступили в моё подчинение, так что проведу перед Вами дивизионные учения. Сейчас назначу дивизион, и он отстреляется, увидите возросшие возможности.

— Именно того я и хочу.

Нам подали коней, и мы отправились в мой лагерь. За время моего отсутствия лагерь изменился в лучшую сторону: по периметру встали переносные рогатки, поверх которых, в три ряда натянута колючая проволока. Суворов сразу обратил внимание на новинку:

— Это что за новое устройство, не плод ли Вашего творчества, а, Юрий Сергеевич?

— Сие есть колючая проволока, её придумал отставной прапорщик, что работает у меня в конторе на заводе.

И в этом случае я абсолютно не вру. Всего-то и делов, что накрутил на обрезок проволоки кусочки проволок и нечаянно оставил на том месте, где одноногий воин обычно перекуривает. Отставной офицер мигом сообразил, куда и как можно применить такую конструкцию, и дело пошло. Всю изготовленную колючку я забрал с собой, и во время марша через степь она нам здорово помогала, однажды в ней даже запутался татарин, и не выпутался, пока не подоспели часовые.

— Полезная вещь, вижу, что её можно использовать на стоянках, да и в бою, особенно в оборонительном, она лишней не будет. Поделитесь запасами, Юрий Сергеевич?

— Отчего же не поделиться? Поделюсь. Только охраняй и саму колючку, Александр Васильевич: проволока вещь ценная, всяк норовит отломить кусочек на собственные нужды.

Сборный дивизион привычно поднял орудия на передки и выдвинулся в указанный район учений. По дороге я объяснял Суворову возможности нового вооружения, руками показывая, как высоко могут взлетать снаряды, и как круто падать. Будущий генералиссимус всё понял правильно и решил посмотреть на реальную стрельбу

— Юрий Сергеевич, на прямую наводку дорогой боеприпас тратить не станем, а вот по ту сторону зарослей, я точно знаю, имеется несколько брошенных хижин, обстреляйте их.

Я повернулся к сопровождающему нас командиру сводного дивизиона, капитану Петрову:

— Сможете сделать, капитан?

— Несомненно, сможем, господин полковник!

Немедленно от дивизиона, переходящего из походного в боевое положение отделился маленький конный отряд и поскакал в сторону, на точку, откуда видно подлежащие обстрелу хижины и откуда можно подать сигналы дивизиону. Напрямую, к хижинам двинулась разведка: надо же выяснить, нет ли в том месте мирных жителей. Мы с Суворовым и нашими свитами расположились неподалёку от корректировщиков, нам видна и артиллерия и цель. Наконец разведка показалась из леса и поскакала на доклад к командиру. В это же время один из группы корректировщиков выбрал место повыше, похоже, он взобрался на какой-то камень, принялся махать флажками.

— Что он делает? — удивился Суворов.

— В Главном Артиллерийском управлении разработали систему сигналов, которые можно днём передавать флажками, а ночью фонарём. Очень удачная оказалась задумка. — поясняю я.

— Действительно… Ну-ка посмотрим как сработает ваша задумка.

В деле внедрения флажного семафора я ограничился тем, что подкинул саму идею во время дружеской посиделки с артиллеристами. Моё лицедейство не пропало даром: наутро вся четвёрка моих собутыльников бросилась разрабатывать семафорный алфавит, и спустя пару дней всё было готово. Радением генерала Кукорина семафорная азбука тут же обрела силу приказа и была издана в виде отдельной брошюры, где были приведены и «дневные» флажные знаки и «ночные» знаки фонарём. Разработали и ратьер, но готовых образцов выпустить не успели.

Дивизион готовился к стрельбе. Пушки задрали стволы вверх и их расчёты пока просто стояли. Суетилась прислуга только одного орудия.

— Сейчас начнут пристрелку, чтобы тратить поменьше боеприпаса. — пояснил я.

— Весьма дельно. — кивнул Суворов поглядывая то на пушку, то на цель.

Бабах! Орудие изрыгнуло клуб дыма, и спустя секунды слева от хижины вспух султан разрыва. Корректировщик замахал флажками. Бабах! Корректировка. Бабах! Корректировка. Наконец расчёты у орудий пришли в движение, и дивизион рявкнул тремя полными залпами. На месте хижин остался лишь лунный ландшафт, что-то дымилось, но не горело: ударными волнами близких разрывов пламя сбило.