Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Вместо послесловия. Проклятый?

Раньше можно было задаваться вопросом: кого больше у Яковлева — сторонников или противников? Возможно, их было поровну. Но это раньше. Теперь, по прошествии многих лет, картина изменилась, и противников у него, кажется, стало гораздо больше. Наверное, это связано с теми тектоническими сдвигами, которые в последние годы произошли в общественном сознании — прежде всего под влиянием современной российской пропаганды. Все то, за что боролся Александр Николаевич в годы перестройки и потом, ныне перестало быть важным: разоблачение культа Сталина, реабилитация жертв политических репрессий, либеральные ценности, открытость границ и сотрудничество с западным миром, гласность, честные выборы… На смену пришли тоска по сильной руке, имперские синдромы, покорное согласие с теми правилами, которые навязывает власть.

Но еще и при жизни своей Яковлеву пришлось пройти испытание ненавистью. Волны презрения и злобы окатывали его с ног до головы.

По ночам к дверям его квартиры несколько раз приносили похоронные венки — можно себе представить чувства Александра Николаевича и его жены, когда утром они обнаруживали у порога эти недвусмысленные послания. Кто был их инициатором? Как они попадали в хорошо охраняемый дом, где жила высшая номенклатура? Эти вопросы так и остались без ответа.

Однажды знакомый предупредил Яковлева о готовящемся покушении на него. Якобы будет инсценировано транспортное происшествие с летальным для Александра Николаевича исходом. Он был вынужден обратиться к руководству спецслужб.

При встречах с близкими друзьями жаловался: «Врагу своему не пожелаю того, что происходит сейчас вокруг меня. То и дело получаю угрозы. Меня хотят повесить, расстрелять, посадить в тюрьму, шельмуют, как американского шпиона, в моего сына стреляли в электричке, машину моей дочери сожгли, а документы об этом загадочно исчезли в милиции».

В воспоминаниях крупных партийных деятелей КПСС и генералов спецслужб Яковлев неизменно фигурирует как давно завербованный американцами агент, причем из книги в книгу кочуют одни и те же аргументы, которые первым обнародовал Крючков. Ура-патриоты не поленились съездить в ту деревню, где родился и вырос «архитектор перестройки», для того чтобы покопаться в его родословной. А вдруг вылезут «еврейские корни»? Не повезло им, не вылезли.

В 2003 году крупное столичное издательство выпустило в свет книгу Юлия Квицинского «Отступник». Автор хоть и оговаривается в предисловии, что его книга «ни о ком конкретно», однако не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто скрыт под именем главного героя Тыковлева. Да и основные события жизни прототипа срисованы с биографии Яковлева прямо-таки самым подробным образом, правда, все — в авторской интерпретации, цель которой показать героя книги как отъявленного негодяя, двуличного и циничного карьериста, предателя, Иуду.

Квицинский в своем памфлете-расследовании заходит очень далеко. Так далеко, что даже фронтовое ранение морского пехотинца Яковлева изображает как попытку перейти на сторону немцев. Вот он лежит в снегу с перебитой ногой и надеется на то, что сейчас подойдут на помощь фашисты и тогда Тыковлев скажет им: «Сталин капут!» Или скажет: «Хайль, Гитлер!» По Квицинскому, Яковлев — предатель и гнида с самых юных лет, едва ли не с момента рождения.

Но подбирают героя все же наши, красноармейцы, он оказывается в госпитале, где автор книги продолжает следить за его грехопадением. Там морпех становится соучастником ограбления госпитальной аптеки, из-за чего чекисты берут под арест ни в чем не повинную девушку-медсестру. Сильный эпизод, призванный сразу и навсегда сделать Тыковлева антигероем. Приговор ему с больничной койки там, в госпитале, озвучивает офицер-инвалид, потерявший обе ноги: «Ты оказался сволочью, Тыковлев, сволочью последней. И сволочью, как видно, всю жизнь прожить задумал. И ведь проживешь, пожалуй. Больно здорово ты под приличного человека маскируешься. Снаружи простой, свой в доску, а изнутри гад ты, гад ползучий».

Юлий Александрович Квицинский. Пресс-конференция для советских и иностранных журналистов «За космос без оружия» в Пресс-центре МИД СССР. 1 мая 1985. [РИА Новости]

Представляю, каково было Александру Николаевичу читать про себя такое, ведь книжка эта вышла еще при его жизни.

Подробно отрабатывается в повествовании и версия с работой героя на западные спецслужбы. Автор и тут проявляет недюжинный талант беллетриста, устроив встречу аспиранта Тыковлева-Яковлева в одной из капиталистических стран с его бывшим сослуживцем-фронтовиком Синицыным, которого как раз немцы-то и подобрали после ранения, а затем сделали власовцем и сотрудником разведки (впрямую это не указывается, но зачем бы тогда этому человеку на протяжении всей книги «пасти» бывшего сослуживца). Синицын становится Бойерманом и — сами понимаете — умело вербует однополчанина, делает его «агентом влияния».

Все, ловушка захлопнулась, теперь Тыковлев-Яковлев, какую бы должность он впредь ни занял, обречен работать на своих новых хозяев. Он на крючке у Бойермана и его друзей. Хотя поначалу молодой партработник еще делает робкие попытки продемонстрировать свою лояльность коммунистической партии и советской власти. На одной из встреч «за бугром» со своими будущими «кураторами» он произносит страстный монолог:

Что вам этот Солженицын дался? Ну, есть в Советском Союзе Солженицын. Есть и еще десяток-два таких, как он. И что? Я сегодня на прогулке по Темзе уже вашим объяснял: не на тех ставку делаете. Останетесь при пиковом интересе. Никогда диссиденты Россией править не будут. Что вы, в самом деле? Не понимаете, с кем разговаривать и договариваться надо? Забыли, что с Гитлером случилось? Не понимаете, что воевать с нами больше никогда не сможете? Не понимаете, что вообще мы вас больше не боимся? Наши войска стоят на Эльбе. Наши ракеты без труда достают до Америки. Атомного оружия у нас не меньше, чем у вас. Первый реактивный пассажирский лайнер построили мы, а не вы. Первую атомную электростанцию — тоже мы. В космосе первые опять-таки мы, а не вы. Мы в год прирастаем на восемь-десять процентов, а вы, дай бог, на два-три, если, конечно, не считать японцев. А разве можете вы тягаться с нами по уровню образованности народа, по бесплатной медицине, по ценам на товары первой необходимости? А у нас будет все еще лучше. Мы только разворачиваемся. Так не пора ли принять мир таким, как он есть? Мы вам предлагаем мирно сосуществовать, не трогать друг друга, мирно соревноваться. Но для этого надо договориться об условиях. Мы хотим только предметного разговора, не держим камень за пазухой. Но пока ответа не слышим[420].

На другой встрече с теми же персонажами Тыковлев в ответ на происки империалистических собеседников опять дает им от ворот поворот:

Вы должны понять, что наша страна свой выбор сделала и с социалистического пути не свернет… Давайте же искать пути совмещения интересов, идти на взаимные уступки, меняться и приспосабливаться друг к другу во имя главного — мира и утверждения общечеловеческих ценностей. Уверен, что это можно сделать, не отказываясь от принципов. А лет через сто история нас рассудит.

Подобные строки, видимо, давались Ю. Квицинскому легко, ведь, будучи чрезвычайным и полномочным послом, а затем заместителем министра иностранных дел СССР, он не раз произносил нечто такое на встречах с западными оппонентами.

А эти «западные оппоненты», будущие кураторы, по законам жанра не форсируют события, присматриваются к потенциальному «агенту влияния», плетут вокруг него свои паучьи сети.

«Если хотите мое мнение, то Тыковлев карьерист, причем не из робких, — ставит свой диагноз американец Ларкин. — Наверное, не в первый раз по-крупному играет». Другой западный искуситель по фамилии Паттерсон соглашается с коллегой: «Чем больше я наблюдаю за Александром, тем больше мне кажется, что основная черта его характера — карьеризм. Это цель жизни. Убеждения — лишь средства для ее достижения. Они меняются в зависимости от обстановки… Скажете, что это готовый предатель? Пожалуй, практически да. Но на практике кому предатель, а кому союзник и друг… Вот увидите, он нас еще удивит своими политическими метаморфозами. Важно только подталкивать его в правильном направлении».

«Ларкин прав, — поддержал американца полковник Беркшир. — Он к нам пришел. Значит, шел просить. Вел себя так, будто хотел посредничать между социалистическим и капиталистическим мирами. Это очень интересно. Нам надо использовать любую возможность оказать влияние на них, смягчить лед, просверлить дырки в стене».

И далее этот полковник Беркшир произносит фразу, которую можно считать ключевой для всего повествования, выдуманного Квицинским. Завершая разговор среди «своих», он заявляет по поводу Тыковлева-Яковлева: «Он, конечно, и сам не сознает своего исторического предназначения… Наверное, и Иуда не знал, что делал, когда шел с тайной вечери».

Интересно, что и сам автор этой книги косвенным образом признает наличие крупных системных проблем в СССР, неоднократно и разными способами указывает на то, что страна движется к краху. Вот к главному герою — а он теперь волей Квицинского посол в Вене — приезжает в служебную командировку секретарь ЦК КПСС Яков Рыбов, в котором легко угадывается Яков Рябов, курировавший в ЦК оборонку. В сауне за рюмкой гость с тревогой и горечью произносит монолог о том, что советская экономика работает на пределе, темпы роста падают, производительность труда не растет, реформы вязнут в бюрократическом болоте. «Как жить дальше, Саша?» — спрашивает он посла. А посол, проводив коллегу, пишет на него донос «кому надо». А как же иначе? Он ведь Иуда, абсолютно отрицательный персонаж, злодей, значит, вдобавок ко всем другим грехам на него можно и стукачество навесить.

Некий положительный герой этого памфлета по имени Андрей (угадывается сам автор) тоже горестно размышляет над причинами кризиса, поразившего советское общество: «Почему СССР подошел к опасной черте? Какой враг подогнал его к краю пропасти? Да и есть ли в мире вообще враждебная сила, способная сделать это? Никто не подгонял. Сами туда движемся неизвестно зачем».

То есть Квицинский по большому счету согласен с Яковлевым: все прогнило в той стране, которой они оба служили.

Яковлев в «Отступнике» — не единственная мишень Квицинского. Он стреляет дуплетом: другой ствол направлен в сторону Банкина, пронырливого и циничного редактора «Комсомольской правды». На пару с партработником-шпионом Банкин тоже направо и налево распродает родину, суетливо делает карьеру и даже становится министром иностранных дел.

Ясно, что прототип — это Борис Панкин, в конце 60-х и начале 70-х годов возглавлявший «Комсомолку», потом брошенный партией на только что созданное Агентство по авторским правам, посол в Чехословакии, точнее, один из немногих послов, который вопреки директивам, поступавшим со Смоленской площади, осудил ГКЧП, что позволило ему затем сразу взлететь на пост министра иностранных дел.