Тиран в шелковых перчатках

2

Как и предполагала Купер, Ужасный Прохвост был не в состоянии работать над статьей, поэтому ей пришлось самой заняться ею: она стучала по клавишам портативного «Ундервуда», пока не онемели пальцы. Когда-то Джордж слыл неплохим журналистом, и она успешно имитировала его лаконичный стиль, так что репортаж удался. Проявленные кадры тоже оказались достаточно выразительными. В целом статья вышла отличная, хоть и несколько едкая, что, впрочем, могло послужить противоядием от медоточивых восторгов, заполонивших первые полосы газет.

Не успел Джордж вырваться из объятий болезни, как тут же снова принялся пить, так что упаковывать текст и фотографии Купер тоже пришлось самой. Его единственным вкладом в работу стала нечеткая подпись на сопроводительном письме. Купер оставила пакет на столе, чтобы Джордж его отослал, — хотя бы с этим он мог справиться самостоятельно.

Тем не менее он был ей трогательно благодарен и со следующей попойки вернулся с подарком: чем-то завернутым в промасленную коричневую бумагу и перевязанным бечевкой.

— Что это? — спросила она с подозрением.

— Фуа-гра. Гусиная печенка. Считается у французов страшным деликатесом. — Он похлопал ее по плечу. — Я так тебе благодарен, старушка. Никогда не устану это повторять.

Она ни разу не пробовала фуа-гра, и на вид оно ей совершенно не понравилось, но, следуя внезапному озарению, она захватила кушанье с собой в качестве подарка, когда на следующий день опять отправилась к Лелону.

На этот раз она поехала одна, оставив Амори дома стучать на машинке. Салон, как и в прошлый ее визит, был тих и безлюден. Продавщицы, собравшись по двое-трое, перешептывались друг с другом. Как газели, провожающие взглядами леопарда, они следили за Купер подведенными глазами, пока та пробиралась между манекенами к лестнице.

И все же в ателье сегодня наблюдалась некоторая активность: три молодые женщины склонились над платьем — похоже, свадебным. Их жесткие волосы и сильные руки составляли разительный контраст с белым шелком, на который они нашивали блестки. Женщины одарили ее мрачными взглядами. «Похоже на сцену из сюрреалистического фильма», — подумала Купер. Она застала Кристиана Диора в маленьком салоне все за тем же занятием: он смотрел в окно. Модельер вопросительно повернул к ней длинноносое лицо:

— Да?

— Доброе утро, месье Кристиан.

При виде ее он просиял:

— А! Мадам Ит-Кот! Я придумал фасон вашего нового платья.

— Пожалуйста, зовите меня Купер — меня все так зовут.

— Купер? — Он изумленно поднял брови.

— Я обязана этим прозвищем своим братьям. — Она жестом указала на волосы. — Из-за цвета волос.

Мое настоящее имя — Уна, но никто меня так не называет.

— Я бы предпочел звать вас Уной. Купер слишком уродливое имя для такой потрясающе красивой женщины, — честно признался он.

Она протянула ему сверток:

— Вот, возьмите, пожалуйста. Надеюсь, это приемлемо. — Она смутилась, вручая жирный пакет в такой безупречной обстановке. Но он развернул бумагу, широко распахнул глаза и ахнул:

— Целое фуа-гра!

— Ничего, что я его принесла? Мне сказали, это вкусно.

— Это мне?

— Если вы согласитесь принять.

Она с испугом заметила, что на глаза кутюрье навернулись слезы.

— Простите. — Он быстро вышел из салона со свертком.

Пока кутюрье отсутствовал, Купер подошла к тому месту возле окна, где он обычно стоял. Красивая улица внизу была пустынна. Почему он проводил день за днем, глядя в окно? Если ждал, то чего?

Он вернулся, уже без фуа-гра. Щеки у него раскраснелись, а глаза слегка припухли.

— Надеюсь, я вас ничем не расстроила? — встревоженно спросила Купер.

— Я немного расчувствовался. Вы очень добры. Карты сегодня предсказали мне подарок, но я не ожидал получить его от вас. Я уже целую вечность не ел фуа-гра — это мое любимое блюдо.

— Ох, я так рада!

— А где ваш муж?

— Сегодня я без него.

— Возможно, это к лучшему. Взаимодействие между кутюрье и клиентом похоже на таинство исповеди. Каждый обнажает душу и тем самым приближает другого к Богу. — Он хихикнул.

— Прежде чем мы продолжим, я бы хотела кое-что прояснить: о том, чтобы вы работали бесплатно, не может быть и речи. Это была идея Жиру, не моя. Я буду рада заплатить.

Он развел руками:

— А я буду счастлив сделать вам подарок.

— Нив коем случае. Я пришла в ужас от того, в каком тоне с вами говорил Жиру.

Он печально нахмурил светлые брови:

— Моя дорогая, если вы хотите отыскать кого-то, кто не сотрудничал с немцами, приглашаю вас посетить кладбища Парижа. А все, кто до сих пор ходит на своих двоих и способен дышать, уж будьте уверены, с ними сотрудничали. Мой работодатель, Люсьен Лелон, воспротивился нацистам, когда те собирались перевести все модные дома и мастерские в Берлин. Он отказался. За это его могли расстрелять.

— Я этого не знала.

Расстрелять могли любого и за что угодно. Можете себе представить, в каком бешенстве пребывали немцы, видя парижан нарядными и улыбающимися? Они говорили: «Вы проиграли войну, отчего вы веселитесь?» А мы отвечали: «Вы выиграли войну, отчего вы грустите?» В этом и заключалось наше Сопротивление. Даже заставить жен нацистских офицеров выглядеть стильно — тоже было сопротивлением. Это доказывало превосходство французского вкуса над немецким.

— Тогда вы, без сомнения, герой Сопротивления, — заметила Купер, улыбаясь.

— Жиру — хулиган и задира, как и его люди.

— Они пикетируют дома моды?

— Фактически — да. Они обожают Сталина и ненавидят все прекрасное. Не волнуйтесь, мы вернемся к работе. К прежней жизни.

— И сколько примерно может стоить… э-э… платье? — осторожно спросила она.

Он закусил нижнюю губу:

— При обычных обстоятельствах… скажем, около пяти тысяч франков. Но давайте пока это оставим. — Он показал ей эскиз. — Что вы об этом думаете?

Она рассматривала набросок, пытаясь перевести в уме пять тысяч франков в доллары. Получалось ужасно много, даже учитывая девальвацию франка. Но платье! У нее перехватило дыхание. Казалось, он рисует без малейших усилий. Плавные, изящные линии точно сами собой складывались в прекрасный силуэт.

— Оно просто восхитительно!

— Вы так думаете? Осталось только найти достаточно шелка. Немцы почти весь конфисковали на парашюты. Тафта для нижней юбки у нас есть.

— Право, вовсе не обязательно шить платье из шелка.

— Вы должны, моя дорогая, позволить мне иметь свое собственное видение вас, — заявил он с торжественной серьезностью. — Я имею в виду женщину внутри вот этого. — Он выразительно пошевелил пальцами, указывая на ее темную блузку и брюки цвета хаки.

— Но ведь выйдет очень дорого.

Он, будто вовсе ее не слыша, склонился над своим рисунком.

— Я люблю пышные юбки, — бормотал он, работая. — Нет ничего романтичнее. Талия присборена. И видите эти плавные изгибы груди и плеч?

— Вижу, почему вам хотелось заставить меня воспользоваться вкладками в бюстгальтер.

— Бюст — самая красивая часть женского тела, — провозгласил он и с сожалением оглядел плоскую грудь Купер. — Если, конечно, не брать в расчет крайности в пределах того разнообразия, которым природа одаривает женщин.

— Месье Кристиан, я подозреваю у вас материнский комплекс, — серьезно сказала она.

Он моргнул и улыбнулся. Когда он улыбался, уголки его губ приподнимались, но глаза оставались печальными.

— Моя мать, конечно же, любила красиво одеваться. Но я больше помню ее духи. — Он закрыл глаза. — Куда бы она ни шла, за ней тянулся шлейф цветочного аромата.

— Наверное, она была красивая.

— Я бы хотел всех женщин одеть как цветы. Помните в Библии? Лилии долины: «И Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них»[8].

— Весьма амбициозная цель.

Он поднял указательный палец:

— Я целюсь намного выше. Мое главное стремление — спасти женщин от них самих.

— Святые небеса! Так значит, мы в опасности?

— С одной стороны вас подстерегает Шанель с ее маленькими черными платьями из джерси, с другой — нелюди, разрабатывающие военную форму, так что — да. Не говоря уже о зазу[9] с их маниакальностью или диктатуре утилитарности с двумя карманами, пятью пуговицами и шестью швами. Ваше положение чрезвычайно опасно.

— Все ради практичности.

Он содрогнулся:

— Это слово! Никогда больше не произносите его в моем присутствии!

Купер рассмеялась:

— Не буду.

— Итак. Я начну с этой модели.

— Если вы в самом деле этого хотите.

Она-то думала о наряде попроще, в котором можно было бы покрасоваться в Нью-Йорке. Но если месье Диору угодно превратить ее в картинку из модного журнала, не стоит ему перечить, в противном случае это стало бы проявлением дурных манер. И хотя пять тысяч франков были астрономической суммой — ведь обычное платье можно купить в «Сирсе» за пять американских долларов, — шанс приобрести парижский наряд мог больше не представиться ей никогда в жизни.

— Таково мое решение, — подтвердил он. Несмотря на всю мягкость, в нем ощущался стальной стержень. — Раздобыть ткань будет непростой задачей. Мне потребуется по меньшей мере шесть метров шелка. Но, кажется, я знаю, где его найти.

Провожая ее, он сказал:

— Вы обворожительная женщина. Ваш муж — счастливец.

Купер улыбнулась в ответ.

— Я тоже так думаю. Сейчас вернусь домой и сразу же сообщу ему об этом.