Месть

На следующий день Коба вызвал к себе Ежова и сказал: «Ищите убийц среди зиновьевцев». Тусклые глазки Ежова вдруг вспыхнули, он вытянулся по стойке «смирно», а через секунду, приблизившись к Сталину, прошептал:

— Я так и направляю ход следствия, Иосиф Виссарионович, и с Аграновым мы нашли общий язык, он кое-кого арестовал и допрашивает из бывших окруженцев господина Апфельбаума, но вот Ягода дает в Ленинград совсем другие указания…

— Какие же? — нахмурился Сталин.

— Советует искать сообщников среди белогвардейцев, что только уведет следствие, — Ежов сделал многозначительное лицо и важно покачал головой в знак подтверждения своих слов.

Коба задумался, потом снял трубку и попросил соединить его с Ягодой.

— Николай Иванович Ежов, глубоко вникнув в обстоятельства дела, считает, что сообщниками Николаева являются зиновьевцы, чья организация давно боролась за установление своей власти в Ленинграде, — сказал Сталин Ягоде.

— У товарища Ежова неверные сведения, — попробовал возразить Ягода. — Мы нашли немало подтверждений того, что Кирова хотели ликвидировать бывшие белогвардейцы…

— Будете мешать товарищу Ежову вести следствие, морду набьем! — сердито перебил Ягоду Сталин, положил трубку и посмотрел на Николая Ивановича, чье лицо после этих слов расплылось в радостной улыбке. — Я думаю, он больше мешать вам не будет, товарищ Ежов. А если будет, то скажите мне, я с ним по-свойски поговорю.

— Спасибо вам, товарищ Сталин, за вашу мудрость и поддержку! — сияя, ответил Ежов, но уходить не спешил, ожидая соответствующего кивка. Он хорошо знал повадки Хозяина.

— Передайте Агранову, — продолжил Сталин, — чтоб он немного подкормил Николаева, истерики у него от голодных обмороков. Пусть дадут этому негодяю курочек, мяса, вина, пусть примет ванну, Агранов умеет заводить дружбу с такими подлецами. Пусть пообещает ему года три-четыре за помощь следствию, и я думаю, Николаев все расскажет…

— А с женой его что будем делать? — спросил Ежов. — Она же… — Николай Иванович порозовел и замялся. — Ее же нельзя так отпускать.

— Вы правильно поняли постановку вопроса. Так и действуйте! — усмехнувшись, проговорил Сталин и кивнул головой, давая понять, что разговор закончен.

— Разрешите идти действовать, товарищ Сталин? — вытянувшись во фрунт, громко спросил Ежов.

— Иди, — весело отозвался Коба.

Ежов щелкнул каблуками, переняв эту привычку у Паукера, и почти маршевым шагом вышел из кабинета. «Еще один артист», — усмехнулся вслед ему Коба.

— Вот и замена тебе, Кирыч, нашлась, — пробормотал Сталин, раскуривая трубку. — Не захотел сразу переезжать, характер решил показать, вот и показал… всему народу смирный характер показал. А я говорил, что тебя спасать надо от этой Мильды! Говорил или не говорил?..

Коба выдержал паузу, точно всерьез хотел получить ответ от своего друга. Он знал, что завтра девятый день, и душа Кирова еще здесь, на земле, рядом, в этом кабинете. Сталин открыл сейф, вытащил бутылку «Хванчкары», налил два полных стакана, один прикрыл жесткой лепешкой. Снял трубку и повелительно сказал: «Полчаса ни с кем ни соединять, никого не впускать!» Помолчал, глядя на стаканы, наполненные до краев вином.

— Сам знаешь, что я предупреждал тебя с этой Мильдой. Потому что чувствовал. Знал. Я всегда все знаю наперед, куда тут денешься. А ты захотел стать выше меня, горьки тебе стали мои поцелуи и объятия!.. По-своему захотелось жить. Крови испугался. Но на крови все и замешано. Человек так устроен. Души его, трави, на цепи держи, он будет как верный пес служить и благодарен будет, а дай ему волю, завтра тебя же загрызет. И что лучше? Сорок восемь лет минуло тебе, а вел себя иногда, как глупый мальчишка. Верил в глупые вещи, что одним куском хлеба сорок человек можно накормить. Но спасибо тебе, что хоть смертью своей помирил нас, а помирил тем, что и мне помог последнюю сердобольную гниль из души вычистить и оставить только презрение и ненависть к врагам своим. И как на духу говорю: нет в моем сердце зла на тебя, есть только любовь к тебе. Даже горечи утраты нет, потому что по-другому мы бы не разошлись с тобой, а убивать тебя мне было бы больно…

Он поднял свой стакан и, глядя на покрытое лепешкой вино брата своего, произнес:

— Да успокоится на небесах твоя душа, да воцарятся мир в ней и покой, и пусть не тревожит она меня, чист я перед тобой. Мы все там будем рано или поздно. И пусть я буду знать, что там ждет меня мой брат, которого я любил на земле! И пусть земля будет тебе пухом!

Сталин поднял стакан, выдержал паузу и медленно, не торопясь, выпил. Вытащил платок, вытер рот и усы.

— Я отомщу за тебя, мой товарищ и брат Киров!

Николаев сдался после того, как ему сообщили об аресте Мильды и пообещали, что сохранят жизнь и ей, если он подпишет показания на предложенных ему соучастников.

29 декабря 1934 года через час после вынесения приговора Николаев и тринадцать мнимых его сообщников были расстреляны. Комендант Ленинградского управления НКВД, руководивший расстрелом, потом сказал сослуживцам: «Я поднял Николаева за штаны и заплакал — так мне было жалко Кирова».

По городу ходили слухи, что Кирова убил муж-ревнивец, но НКВД их быстро пресек, а тех, кто попытался высказать их публично, отправили в лагерь.

Все было готово для начала «красного террора».

Первые 103 человека из разных городов Союза были расстреляны еще в декабре тридцать четвертого по «белогвардейскому следу».

Потом 14 человек по николаевскому доносу и суду вместе с Николаевым.

Всего в Ленинграде было репрессировано более 600 человек.

Но это было только начало. «Большая чистка» прокатилась по всей стране. Из 139 членов ЦК, выбранных на семнадцатом съезде, лишь 31 умер своей смертью, остальных раскроил сталинский маховик репрессий.

Мильда, узнав о гибели Кирова, долго плакала, но на все вопросы о подробностях их взаимоотношений отвечать отказалась, твердя, что жили они с Николаевым хорошо. Судья Ульрих писал о ней Сталину: «Мильда Драуле на вопрос, какую она преследовала цель, добиваясь пропуска на собрание партактива 1 декабря с. г., где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помочь Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта».

«Подсудимые» — это Ольга и Роман Кулишер, которых арестовали и посадили лишь за то, что Ольга являлась родной сестрой Мильды. Бедный Кулишер на допросах постоянно твердил, что Николаева видел несколько раз и считал его сумасшедшим. Под конец, измученный всем происходящим, он стал говорить, что и на Ольге Драуле женился по роковой ошибке, что он не виноват и не понимает, почему должен нести ответственность за поступки какого-то сумасшедшего.

Далее Ульрих продолжил: «Все трое приговорены к высшей мере наказания — расстрелу.

В ночь на 10-е марта приговор приведен в исполнение.

Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу.

11 марта 1935 г.

В. Ульрих».

Перед смертью Мильда вспомнила Кирова. Зная, что через несколько секунд она соединится с ним, она улыбнулась, и с этой легкой улыбкой без страха переступила земную черту.

Аглая и Виталий Ганины погибли летом 1935 года в автомобильной катастрофе. Сбежавший с места преступления шофер грузовика, с которым произошло столкновение, так и не был найден.

25 января 1935 года скоропостижно умер Валериан Владимирович Куйбышев. Серго Орджоникидзе протянул еще два года, и, как свидетельствуют вновь открывшиеся факты его гибели 18 февраля 1937 года, к его скоропостижной смерти от разрыва сердца, как написали в некрологе, причастен начальник личной охраны Серго полковник Василий Ефимов.

В конце 1937 года был расстрелян и любимый шут Сталина, начальник его охраны Карл Паукер.

Расстрелы и казни перестали быть новостью. Перед кончиной Сталин намеревался расстрелять последних близких свидетелей своей безумной жизни — Ворошилова, Молотова, Кагановича, Берию, знавших о его страшных тайнах больше остальных. И в один из февральских дней 1953 года Коба достал из личного сейфа тот самый протокол допроса Гиви Мжвания, который передал Сталину Агранов, проводивший обыск в кабинете Кирова. Уже два месяца за Берией каждодневно следила сталинская контрразведка. Фактов его злодейских дел накопилось достаточно. Но Сталину Берия был нужен для другого. Вместе с ним должны были кануть в вечность и те, кого весь народ знал как друзей и боевых соратников вождя. Он вызвал полковника Джугу и попросил составить список всех бериевских грехов. Обширное донесение Джуги называлось «Сексуальный маньяк в галошах». Дальше бы все пошло по испытанной схеме: Берия за обещание сохранить ему жизнь отдал бы компромат на великих сталинских соратников и состоялся бы еще один великий процесс. Без Берии, которого Коба пристрелил бы раньше других.

Но, как известно, воплотить в жизнь этот последний проект Сталин не успел, о чем, наверное, искренне сожалел, когда его хватил удар. У него было несколько дней перед смертью, когда он лежал беспомощный, не в силах выговорить ни слова. Но когда приближался Лаврентий, Сталин поднимал вверх указательный палец, точно грозил ему. У Берии озноб пробегал по коже. Часть мозга Сталина, не пораженная кровоизлиянием, еще работала, доигрывая последние убийства. Была готова и новая смена, молодых, отчаянных и послушных сталинцев.

Таких, каким когда-то был Киров.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.