Полковник Никто

- Да… - обречённо ответил боец. – Знаю.

- Садись, - капитан указал на стул, стоящий возле столика.

Когда Чешков сел, Игорь расположился напротив.

- Смотри, вот тысяча долларов, - Котлов бросил на стол десять купюр. – Это за ту работу, которую ты выполнял на строительстве дома. Это справедливая цена, и даже больше. Согласен?

Боец сдержанно кивнул.

- А вот пистолет, выстрел из которого никто не услышит, - Игорь на мгновение перевёл свой взгляд на оружие, направленное в голову собеседника. – Выбирай, что для тебя важнее.

Краем глаза Котлов увидел, как у бойца затряслись руки. Он был в шоке от такого развития событий и конечно, хватался за любую возможность избежать вполне вероятной гибели – он как никто другой знал возможности военной разведки. И наклонности некоторых её представителей.

- Чтобы ты быстрее думал, я буду уменьшать сумму, - свободной рукой Игорь подхватил одну купюру. – Как только деньги закончатся, я стреляю тебе в лоб.

Чешков бледнел на глазах, но решения пока принять не мог. Игорь забрал со стола вторую купюру.

- Думай быстрее.

Боец словно ожил, глаза его забегали. Когда Игорь забрал третью купюру, Чешков накрыл своей ладонью остальные.

- Ну, вот и хорошо, - облегченно выдохнул Котлов. – А теперь напиши расписку.

- Ка… какую ра… расписку? – спросил Чешков.

Игорь положил перед ним слегка скомканный лист бумаги и ручку.

- Я, рядовой Чешков, от гражданина Исмаилова Рафика Магомедовича получил вознаграждение в размере семисот долларов за помощь на строительстве дома. Работу выполнял в период с… по… затем поставь роспись и дату. Дату давай поставим… месяц назад. Нормально же будет? – Игорь улыбнулся.

Когда Чешков закончил писать, Игорь аккуратно сложил лист бумаги вчетверо и убрал в карман.

- Теперь смотри:Исмаилов тебе ничего не должен. Твоя работа на его доме полностью оплачена. Ты с этим согласен?

- Да, - судорожно кивнул боец.

- Это значит, что теперь у тебя нет к нему никаких претензий. Правильно?

- Да.

- То есть, чисто по-человечески, ты теперь не можешь требовать в отношении Исмаилова какого-то наказания. Правильно?

- Так…

- Ты теперь дембель с деньгами, с большими деньгами. Вернёшься домой, и все бабы твои. Хорошо же, правильно?

- Да, хорошо, - согласился Чешков.

- А чтобы всем было хорошо, на следствии ты скажешь, что перепутал начальника разведки Исмаилова с неизвестным тебе мужчиной.

Чешков неуверенно кивнул.

- Если ты так не скажешь, и следователи придут к Исмаилову, он покажет эту расписку… да, возможно он и пострадает немного, но его точно не посадят – нет в его действиях никакого преступления. Но тебя за ложный донос посадят – это точно. Мы для этого приложим все усилия. Знаешь, следователи деньги тоже любят. Но даже если вдруг тебя не посадят, тогда мы тебя просто убьём – в качестве наказания за неисполнение тобой взятых на себя обязательств. Всё понял?

- Понял, - отрешенно кивнул боец.

- Ну, тогда я пошёл, - Игорь встал. – А ты оставайся, пей своё пиво, и думай, как теперь ты хорошо будешь жить с баксами на кармане.

- А комбат? – вдруг спросил Чешков.

- А что комбат? – спросил Котлов.

- Ну, про него, что я должен говорить?

- А что ты уже сказал?

- Ну, что он бил меня, оскорблял…

- А он бил тебя, оскорблял?

- Ну… да.

- Ну, раз он тебя бил и оскорблял, то пусть отвечает по всей строгости закона. Это же справедливо будет, как считаешь?

- Да… - Чешков отвечал так, словно боялся за свои ответы, будто за них можно получить какое-то наказание – здесь и сейчас.

- Ну, вот видишь.

- Я понял.

- Тогда бывай… и это… в течение часа никуда не выходить, никому не звонить.

Игорь вышел из номера, снимая маску. В разведывательном батальоне Игорь встретился с комбатом.

- Надеюсь, для вас, товарищ майор, нет необходимости напоминать, что своих старших начальников вы не должны сдавать ни при каких обстоятельствах, хотя бы для того, чтобы не пойти в составе группы, за что срок для всех увеличивается в два раза?

- Капитан, я всё понимаю, - комбат подарил своему собеседнику презрительный взгляд.

Он сейчас был для Котлова как человеком из другого мира, или как прокажённый, касание к которому влекло только боль и беду. Интуитивно хотелось сторониться этого майора, чтобы не подхватить от него заразу предстоящего наказания.

Вернувшись в штаб армии, Игорь передал Исмаилову расписку Чешкова.

- Товарищ полковник, у меня вопрос, разрешите?

- Давай, - прочитав расписку начальник заметно повеселел.

- А тот дом, из-за которого это всё закрутилось, оформлен на вас?

- Нет, конечно, - усмехнулся полковник. – На моего двоюродного брата, который живёт за девять тысяч километров отсюда и который носит другую фамилию.

- Тогда ваш вопрос решён полностью, - улыбнулся Игорь.

- Гарантируешь? – рассмеялся Исмаилов.

- Ага, - Игорь позволил себе рассмеяться в ответ.

Исмаилов достал из шкафа бутылку коньяка.

- Отметим, капитан…

Чешков на следствии заявил о своей ошибке, которую пришлось внести в материалы дела. Проверка документов на строящийся дом показала отсутствие связи с полковником Исмаиловым. Командир батальона, а также ещё два офицера разведывательного батальона, за «истязания и оскорбления подчинённых», уехали на четыре года на общий режим. Следом за ними уехало много других боевых офицеров, в том числе ротный из спецназа, который на занятиях по рукопашному бою случайно сломал руку своему подчинённому – «не обеспечив безопасность выполнения учебных приёмов». Следователи, получившие карт-бланш на наведение порядка в вооруженных силах, старались, как могли: абсурдных дел, лишённых даже логики, было не счесть. Боевые офицеры, которые знали цену нормального и правильного воспитания солдат, массово стали покидать вооруженные силы. Становилось модным работать «в рамках инструкций и ценных указаний», что постепенно лишало самостоятельности, и как следствие - ответственности. Офицеров старой закалки, или правильно ориентированных, стали повсеместно гнобить и изживать, дошло до того, что им стали предлагать сержантские должности, если они хотели остаться на службе. Шло массовое сокращение, и по ОШМ стали увольняться все, кто был не согласен с навязываемой в войсках «новой культурой». На радость многим военным, увольнение по организационно-штатным мероприятиям давало квартиру, тогда как раньше жилплощадь приходилось ждать десятками лет. Попутно появилось утверждение, что боевой опыт уже и не так важен для карьерного роста, как раньше – этот тезис двигали те, у кого такого опыта не было, но которые смогли занять тёплые должности и уже поглядывали на более высокие посты, занять которые как раз и мешали пока те, кто знал цену боевой службы.

Чтобы избежать ответственности, реальные занятия с личным составом стали заменяться подробными письменными отчётами, в которых не было никаких происшествий, и всё было проведено точно по науке – и снаряды летели туда, куда надо, и танки шли, как на параде, и водные преграды форсировались, как положено. А уж дисциплина в войсках, если верить этим отчётам, поднялась на небывалую высоту.

Офицеры старой закалки проклинали тот день, когда в войсках появилось зловещее слово «Табуреткин». Наиболее прозорливые не переставали говорить, что весь этот показной «цирк» ещё аукнется таким «вооруженным силам» огромными реками крови. Но в «новом облике» мало кто верил в большую, настоящую войну. Даже все учения стали проводить всего только против мифических террористов, а не против механизированных или танковых соединений НАТО или НОАК.